Тюменцы дарили писателю свои книги, спорили с ним о религии и обсуждали современное кино.
_Российский писатель Михаил Тарковский презентовал в Тюмени свою книгу «Избранное». На встречу с племянником режиссера Андрея Тарковского, внуком поэта Арсения Тарковского и сыном режиссера Александра Гордона пришли тюменцы, хорошо знакомые с его творчеством. Они дарили гостю из Красноярского края свои книги, спорили с ним о религии и обсуждали современное кино._
Встреча писателя с поклонниками началась с десятиминутной презентации книги. «В нее вошли лучшие, на мой взгляд, рассказы, повести, очерки и поэзия. До этого стихи практически не публиковались. Специально в поддержку этого издания был также снят фильм „Замороженное время“, — пояснил один из его авторов Михаил Тарковский. — Он должен помочь читателю разобраться с вопросами, которые возникнут после прочтения книги. Может быть, он захочет узнать что-то об мне, почему я стал писать именно такие рассказы о Енисее и простых русских, сибирских мужиках».
Несмотря на то, что Михаил Тарковский родился в Москве, он, по собственному признанию, с детства мечтал уехать в тайгу. «Таких как я было много, они до сих пор работают охотниками и промысловиками на Енисее», — добавил он. А мечтами о таежной жизни Тарковского заразила его бабушка Мария Вишнякова.
После просмотра автобиографического фильма «Замороженное время» участники встречи начали засыпать автора вопросами. Причем не столько о литературе, сколько об отшельническом образе жизни и его знаменитых родственниках.
— Когда вы приехали в село Бахта, как вам удалось наладить отношения с местными жителями? Легко ли это было?
— Все нормально получилось. Не так велика разница между сибиряками городскими и деревенскими, это только кажется. Вся разница сводится к внешним проявлениям. Что касается взаимопомощи, в городе больше людей, поэтому там все сложнее, но это не значит, что городские жители хуже.
— Вы из очень знаменитой семьи, это настоящий клан. Скажите пожалуйста, ваш папа Александр Гордон, режиссер, имеет отношение к Александру Гордону, который работает на «Первом канале»?
— Никогда в жизни.
— Скажите, а почему вы взяли фамилию Тарковский, а не Гордон?
— Я ничего не брал. Моя подавляющая, главная кровь — русская, славянская. Поэтому на семейном совете мне дали русскую фамилию, чтобы я отвечал за тот народ, частью которого являюсь.
— Может быть, вы видите себя не только в литературе и документальном кинематографе, но и в художественном кино? Есть такие задумки?
— Вы знаете, чем больше живу, тем сильнее к этому жизнь подталкивает. Стали появляться нашумевшие, странные кинофильмы под названием «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына» и «Левиафан», будь он неладен. Я всегда считал, что на двух стульях не усидишь и лучше нормально написать книгу прозы, а не лезть в другую область. Но вот после выхода этого безобразия я просто чувствую свою ответственность. Нужно сказать нормальное русское слово в ответ этому бесстыдству.
Есть мечта снять по одному рассказу фильм со съемочной группой, с которой мы делали «Замороженное время». Но это крайне сложно и упирается в финансы. Понятно, что государство денег не даст, что просто так не пробьешься. Шансов мало, но попытаться стоит.
— В «Тойота Креста» мне показалось, что текст немного перегружен машинами, с чем это связано?
— Это идея, хотя и мальчишеская любовь к технике здесь тоже присутствует. Я увидел в автомобилях имперский символ правого и левого крыла двуглавого орла. Это дало мне возможность воплотить свою идею.
— Мой любимый из ваших рассказов — «Гостиница «Океан». Можно о нем несколько слов?
— С него началась моя любовь к Дальнему Востоку. Можно много говорить о Владивостоке, но пока своими глазами не увидишь, не поймешь.
Это образ края Родины. Когда я в первый раз туда приехал и оказался на краю бухты Золотой Рог, увидел военные корабли, я понял, что дальше только Тихий океан.
Когда мои друзья пригласили меня на остров Танфильева, который отгорожен от России куском японского острова Хоккайдо, я увидел на голом берегу православный крест из ржавого трудового железа. Меня эта картина поразила и еще усилила образ края.
— Не добирались ли вы по Енисею до староверов? Это ведь мир, который еще без лжи, он чистый.
— Доводилось, конечно. Это огромная тема и она не поместится в нашу сегодняшнюю беседу.
— Вы уже намекнули на свое отношение к нашим режиссерам Звягинцеву, Кончаловскому. А в противовес вы кого-нибудь можете поставить из современных?
— Вы знаете, выйдя из тайги, я вынужден был посмотреть эти два фильма и, к сожалению, ничего другого не успел увидеть. Но я верю, что есть другие фильмы.
— «Сталинград» смотрели Федора Бондарчука?
— Так это известный фильм. Это классика.
Вы знаете, есть много документальных фильмов, которые нигде не показывают. Я думаю, мы все равно победим, в любом случае. Я просто не понимаю, что руководит такими людьми как Звягинцев или Кончаловский. Это какая-то зверская жажда славы, которую они хотят получить за границей, либо они так чувствуют Россию. Либо это какая-то ненависть. А может и все в кучу.
Я знаю, что такая традиция появилась после перестройки. Начали снимать документальные фильмы, в которых сразу шли титры на французском языке. Они изначально задумывались для заграничного проката, чтобы продать образ России как страны дебилов, пьяниц и предателей, которые даже друг друга не могут поддержать.
Что у Кончаловского, что у Звягинцева сюжеты не выдерживают никакой критики, потому что это все вранье и незнание. Там никто друг другу не помог ни разу, а это просто незнание человеческой натуры. Я уверен, что нашелся бы хоть один человек, который помог бы. Сострадание заложено в человеке, независимо от того, кто это, африканец, японец или русский.
— Вы много времени проводите в тайге. Как вы пишите книги? Держите все в памяти и потом, когда появляется свободное время, записываете идеи? Не боитесь, что что-то забудется, потеряется, уйдет?
— Я уже таежными промыслами занимаюсь намного меньше, чем раньше. Но времени на работу над книгами также мало. Когда жил промыслом в тайге, я выделял себе время, когда заниматься только написанием произведений, потому что смешивать эти занятия было невозможно. Когда пишешь стихи, еще можно придумать какую-то строчку, пока идешь на лыжах. Потом прийти в избушку, закончить все охотничьи дела и где-нибудь после полуночи, перечитав стихи Пушкина и Лермонтова, достать тетрадь и написать стихотворение. Так, к примеру, я написал сказку. Когда рядом маленькие дети, ни о какой прозе речь не идет. На ушах сидит ребенок, просит поиграть, поэтому можно писать только короткие четверостишия.
Проза требует задницы, сидения. Нужно знать, что в течение трех месяцев тебя никто не будет дергать, втягивать в таежные приключения. Нужно состояние покоя, чтобы начать писать новое произведение. Это страшно трудно, ты еще не знаешь, получится или нет довести свою задумку до конца. Днями стоишь на месте. Окружающие смотрят на тебя как на дармоеда, и вынести это трудно. Поэтому нужно, чтобы впереди было время. А когда уже все пойдет, захочется развеяться — вскочить на снегоход по дрова или в тайгу. Но это только после того, как появится задел.
— Некоторые писатели представляют себе целевую аудиторию. Вы своего читателя видите? Каким вы его себе представляете?
— Читатель меняется. Я уже не первый год общаюсь с ним. Он меняется в радостную сторону. Когда я делал свои первые шаги, на встречи приходили люди, воспитанные на русской литературе, моего поколения. Это люди, которых уже не свернешь с пути, они — мастодонты. Было много женщин и мало молодежи среди этой аудитории. А потом, где-то лет пять назад, вдруг стали появляться мужики, лет 25-30, которым надоела телевизионная ложь, пропаганда потребления. Они стали приходить на встречи, писать письма. Мне кажется, что это изменение в лучшую сторону, народ наигрался в рынок и хочет вернуться к нормальным ценностям.
Я думаю, настала пора писателям самим выходить к своим читателям. Не ждать, пока заманят баснословными гонорарами. Люди скажут спасибо, ждать не нужно.
— Михаил Александрович, в вашем детстве была главная книга?
— Их всегда много. Бывает даже в разные периоды времени у тебя есть разные главные писатели. А внутри этого писателя разные главные книги. Но самый близкий мне — Иван Алексеевич Бунин. Может, это связано с тем, что он поэт-прозаик. Я тоже начинал со стихов, а потом пошла проза.
— Вы всегда знали, что придете к писательству?
— У меня было смутное чувство, что я к этому иду, что это мое сродное дело.
_В конце встречи Михаил Тарковский продекламировал несколько стихотворений из книги «Избранное», а также подписал экземпляры своим читателям. Несколько книг он отдал в фонд Центральной городской библиотеки на ул. Луначарского._
_Справка:_
_Михаил Александрович Тарковский — член Союза писателей России, автор книг «За пять лет до счастья», «Замороженное время», «Тойота-креста», «Енисей, отпусти!»._
_Лауреат премии журнала «Наш современник», литературной премии «Ясная Поляна». Окончил Московский государственный педагогический институт имени
_Рассказы и повести Михаила Тарковского публиковались в журналах «Новый мир», «Юность», «Москва», «Наш современник», «Литературная учёба», «Согласие», «Ветер», «Октябрь», «Новая Юность», «День и ночь»._
