"Бывают моменты, когда я чувствую себя аутсайдером, - говорит наша героиня, - но в целом мне здесь хорошо, комфортно, я понимаю, как тут все устроено, голосую на местных выборах…".
Аgrippina Fadel — наша землячка, когда-то выбравшая жизнь в Соединенных Штатах Америки. В этой молодой женщине сразу чувствуется стальной стержень. Она получила высшее образование в Тюмени, работала журналистом, но не боится никакой работы и с 2010 года за рубежом прошла путь от официантки, как многие эмигранты, до бортпроводницы в международной авиакомпании, а теперь получает второе образование, параллельно пробуя силы в американской журналистике. Легко ли быть русской во Флориде, как начать писать новости по-английски и чем для этого приходится жертвовать, Агриппина рассказала Вслух.ру.
«А медведи у вас там есть?»
— Как тебя зовут твои коллеги?
— Агриппина.
— Твое имя представляет для них сложность?
— Да, у многих с ним проблема, потому что оно непонятное, длинное, его сложно выговаривать из-за разницы в произношении «р» и «r». Но со временем привыкают, справляются.
— Ты никогда не думала о том, чтобы сделать более короткий, удобный для англоязычных вариант своего имени?
— На работе в ресторане меня называют Груня. Когда совсем сложно, то сокращают до G (джи). Объясняют, что не хотят коверкать, произносить неправильно.
Когда я представляюсь как профессионал, всегда говорю Агриппина, потому что именно это мое полное имя. Задумалась об этом всерьез, когда начала летать. Ведь в самолете не должно быть места для сомнения в том, с кем именно ты разговариваешь. Например, есть процедуры, когда звонит капитан или главный стюард, нужно взять трубку и представиться. Я поняла, что мне нужно выбрать одно имя и представляться только так.
Если честно, мне плевать, как произносят. Хотя, думаю, не такое уж это сложное имя. А когда люди стараются, мне приятно. Главное, чтобы пытались.
— Я почему спрашиваю, когда человек называет подобное имя, то сразу возникает вопрос, откуда он родом. Как скоро твои собеседники, коллеги догадываются, что ты из России?
— Это никогда не первый вариант. Потому что имя не воспринимается как русское. Если у собеседников есть какой-то испанский или латиноамериканский бэкграунд, то они думают, что я оттуда, потому что каким-то чудом это имя популярно в странах Латинской Америки и в Испании. Меня спрашивают: «Откуда твое имя?» — «Оно греческое». — «О, я был в Греции!» — «Я тоже была, но я из России». Ну то есть это сложный разговор каждый раз. Я повторяю одно и то же, потому что ситуация повторяется снова и снова. И, мне кажется, что я до конца моей жизни буду говорить: «Да, греческое имя…», «В России выросла…», «В честь бабушки назвали…».
Когда я была маленькая, имя мне не нравилось. Потому что, мне кажется, детям всегда хочется быть как все, не выделяться из толпы. Иначе возникают сложности. А мне и своего характера хватало, чтобы сверстники дразнили. Я росла девочкой со своим мнением, не всегда это мнение было популярным. А тут еще имя необычное.
Но когда я была подростком, мне папа как-то сказал, что интересное имя значит интересную жизнь… Это все, может быть, фантазии, но, взрослея, я начинала с большим уважением относиться к решению родителей. Тем более бабушка, мать моего отца, для него была героиней. Дома стояли ее портреты. Я знала, что это бабушка Агриппина. Мне как будто указали на некий идеал, которому надо соответствовать, хотя чему соответствовать, было не очень понятно. Она умерла во время войны, когда папе было 11 лет. Знал ли он ее по-настоящему?
— Ну пока слова твоего папы относительно интересной судьбы подтверждаются. А когда ты общаешься с обычными американцами и они узнают, что ты из России, отношение к тебе меняется?
— В основном мои друзья, знакомые, коллеги — американцы или англоговорящие. Лишь пара человек из России. Мне кажется, то, откуда я, не меняет энергию отношений, не добавляет и не отнимает ничего из нашего общения. Какие-то шутки могут быть. Типа: «А медведи у вас там есть?». То есть стереотипы — это простой и проверенный способ найти общие темы. Люди могут пошутить на эту тему, задать вопросы, тоже в шутку, или им действительно интересно.
Причем больший интерес вызывает не Россия в целом, а именно Сибирь! «Ой, там холодно?» — «Да, там холодно». — «А насколько там холодно?» — и я говорю, насколько холодно. — «И как там жить?» — «Нормально, ко всему привыкаешь». — «Но во Флориде-то лучше, да?» — «Везде хорошо, это просто другой климат». — «Из Сибири во Флориду — как так?!» — «Доплыла!»
Вообще очень хорошее отношение. Или когда какие-то новости из России, люди обычно у меня что-то спрашивают, уточняют. Нет негатива или претензий. Часто хорошие разговоры случаются с теми, кто интересуется геополитикой. А поскольку, живя в Тюмени, я отработала пару событий с участием Путина, люди говорят: «О, ты знаешь Путина?» — «Ну, он меня вряд ли узнает в толпе и пятничным вечером не позвонит спросить, как у меня дела». (улыбается) И это скорее плюс, чем минус.
Правили беспощадно
— О чем были твои последние материалы в том месте, где ты сейчас работаешь?
— Я пишу новости для сетевого издания города Тамарак с населением примерно 60 тысяч человек. Он является частью агломерации Майами Форт Лаудердейл, чье население в целом составляет 6 млн человек. Там все близко, но при этом Тамарак считается отдельным городом. Он находится примерно в 25 минутах езды от соседнего города, где я живу. На этой неделе (на момент разговора. — Прим ред.) местный еврейский центр в Тамараке начал курс… Как же это перевести на русский? «Перехитрить антисемитизм». Определенные события на локальном уровне снова заставляют местную общественность обратиться к этой теме. Многие молодые евреи определенным образом себя чувствуют, не вполне комфортно, и не знают, как себя вести при этом. Этот курс должен им помочь.
Еще я писала недавно, что Тамарак — лучший город Земли!
— Знают ли они, что у них есть серьезная конкуренция?! (смеемся)
— А суть в том, что с 2009 года там проводят опрос населения по поводу того, насколько комфортно жить в городе. Как показывает опрос, все лучше и лучше. Жители чувствуют себя в безопасности, доверяют правительству, улицы стали чище, больше велосипедных дорожек. Человек, представлявший доклад, сказал городской комиссии, что им нужно собой гордиться, потому что в 2018 уже было хорошо, а сейчас еще лучше. И он их результаты приводит в пример другим городам: «Будьте как Тамарак». Вот об этом я пишу.
Кстати, интересно сравнивать действия местных властей, потому что российская политика такая немножко в коробочке — все всё понимают, но не для печати. А тут они высказываются откровенно, им плевать. К примеру, на той же городской комиссии кто-то кого-то перебил. И началось: «Вы ему ничего не сказали, а вот мой друг перебил, вы ему сказали!» «Наш мэр не может управлять этим собранием!» И так далее. И мэр ответил: «Зачем раздувать проблему из ничего?». На что ему сказали: Cool your jets (остуди свой мотор — остынь)! Такие ситуации — не редкость. На удивление, интересно это слушать. И чем больше я углубляюсь в этот процесс, тем лучше понимаю, что происходит, кто за кого, и так далее.
— Как ты попала в это издание?
— Получилось так, что перед началом глобальной пандемии наш авиационный профсоюз заключил предварительное соглашение с авиакомпанией, где я работала. Процедура не была завершена, однако соглашение дает право на бесплатный колледж. И я решила им воспользоваться. Уже год получаю новую профессию — специалиста по кадрам. Параллельно мы с подругой решили открыть свой сайт Draftsy. И пока не удалось найти работу по новой специальности — везде требуют не менее трех лет опыта — я решила, уже начав писать для своего сайта, а почему, собственно, не поработать в журналистике? Ведь это то, что я умею.
Решила дать себе на поиски месяц-полтора. Изменила резюме и как-то в пятницу начала рассылать. Дня через три, в понедельник, мне пришло сообщение от моего нынешнего редактора. И я его не увидела…
В следующую пятницу она написала: «Ну что ж, ты ничего не отвечаешь, мы будем искать кого-то другого». Вот это сообщение я увидела на следующий день, в субботу. Подумала: блин, вот я идиотка. До этого отключала напоминания, а начав рассылать резюме, не включила и не проверяла сообщения. Но я все-таки написала ей, извинилась, что не ответила сразу. Она отреагировала: «Давай, показывай, что у тебя есть». Я отправила то, что опубликовала на Draftsy, и пару других текстов. «Это все, конечно, замечательно, — написала она, — но у тебя нет новостей, и все, что опубликовано, ты публиковала сама».
— И тут ты присылаешь ей новости на русском!
— Да, я подумала, не прислать ли новости с «Тюменской линии», три года моей жизни: «Губернатор Владимир Якушев отметил в своем выступлении…» (улыбается). Но я не хотела сдаваться так просто. Ответила, что понимаю все ее сомнения, у меня действительно нет новостного опыта на английском языке и нет конкретных примеров, но я уверена, что могла бы писать. И попросила дать мне задание.
Настойчивость моя ей понравилась, она поручила написать несколько новостей с заседания городской комиссии по бюджету. Дала два дня. Я послушала запись. Там было много скандала, много драмы. В итоге у меня получилось три материала. Она сказала, что это не идеально, но можно работать. Поправила, как ей было нужно, опубликовала, и мы подписали контракт.
— У тебя было понимание, как писать?
— Мне прислали пару публикаций для примера. Но, думаю, я не впитала это в нужной мере, поскольку редактор многое правила в моих текстах. В России еще нет такого, чтобы каждое слово в заголовке было с большой буквы? Кое-какие вариации грамматики, которые, я, может, не всегда понимала. Оформление прямой речи, запятые. Плюс, нужно определенным образом строить предложения. В итоге первые недели три меня правили беспощадно, а я, рыдая внутри, отвечала: «Большое спасибо!».
Сейчас, мне кажется, редактор уже более или менее довольна. А недавно похвалила за то, что мою новость на злобу дня о запрете просить милостыню на перекрестках активно комментировали жители. Мне кажется, эту новость комментировали бы в любом случае, но все равно я была очень рада комплименту.
— Ты можешь сама предложить тему?
— Могу. И могу выбрать из тем, предложенных в общем чате, ту, что мне интереснее. В общем, есть определенный уровень свободы. Мне кажется, что касается местных новостей, если это не откровенная реклама, они только за. Тем не менее это журналистика хорошего уровня. Местные авторы, в том числе мои нынешние коллеги, побеждают в журналистских конкурсах.
Понятно, что я еще учусь, пытаюсь осознать, в каком океане плаваю — чем живет город, какие проблемы для местных жителей актуальны, и так далее. Но то, что есть возможность писать не только о ежедневных событиях, но и какие-то более глубокие материалы, для меня важно.
— Тебя это захватило, судя по всему.
— Мне действительно нравится этим заниматься. Хотя жаль, что нельзя, как в Тюмени, прийти в редакцию, заварить чай, поговорить с коллегами, быть со всеми на общей волне. Не знаю, остался ли такой формат работы в Штатах. Наверное, в каких-то больших изданиях, вроде New York Times. Но в принципе в «аналоговых» редакциях больше нет необходимости, гораздо проще найти сотрудников онлайн.
Посмотрим, куда это меня приведет. Но, в любом случае, я могу этим заниматься из дома. Параллельно у меня еще одна работа — потребительский журнализм, подробные отзывы о тех или иных продуктах или вещах. Все очень конкретно. Лучшая помада — выбрали. Лучший костюм тыквы для малышей — выбираем. Это хорошие деньги, сто баксов за материал примерно в тысячу слов.
— Лучше, чем в новостях?
— Получается примерно так же. Там мне платят 10 центов за слово. Это нормальная цена. Правда, новости небольшие. Поэтому… Получается, не ради денег мы это делаем.
— То есть на это жить нельзя?
— Можно, если сидеть дома и много писать. Допустим, 4-5 отзывов на товары, хотя там есть свои ограничения. В итоге выходит 2 тысячи долларов в месяц. На это можно прожить.
Начали принимать за свою
— Для меня всегда самый большой вопрос был в том, как человек, выросший в одной языковой среде и работавший со словом, может работать в другой стране на другом языке? Склоняюсь к тому, что такие люди — скорее исключения. Сложно ли тебе писать на английском именно для англоговорящих читателей?
— Сейчас мне проще писать на английском, чем на русском, как бы ужасно это ни звучало. А когда я только переехала в США, у меня был культурный шок. В Тюмени я успешно окончила филфак университета, работала в журналистике, в том числе редактором — правила чужие тексты. У меня была непоколебимая уверенность в своем профессионализме, даже определенный снобизм, ощущение превосходства — мой русский идеален, я грамотна, знаю, как писать, произносить сложные слова и так далее. С этих-то безоблачных небес я и упала на землю. Когда начала работать в ресторанах — все где-то начинают — то поняла, что теперь исправляют меня! Конечно, я знала английский, но не на уровне русского.
И тогда я поставила себе задачу выучить английский максимально, чтобы без ошибок писать и говорить. Я это сделала. До сих пор у меня бывают ошибки, но их мало. Чаще всего мне говорят об акценте. И некоторые звуки я путаю, например, «v» и «w». Муж иногда надо мной смеется, вон он сидит улыбается, говорит: «Да, есть такое».
Но за стремление выучить язык до определенного уровня нужно платить свою цену. Я свободно читаю, говорю и пишу на английском, но это возможно только тогда, когда я думаю на английском. А когда я постоянно думаю на английском, становится сложнее думать на русском. Ведь в голове остается то, что нужно сейчас и здесь. Поэтому я рада, что начала с подругой Draftsy — это вынуждает меня думать и писать на двух языках, на которых существует сайт.
Кстати, когда я перевожу свой текст с английского, часто в итоге получаю совершенно другой текст на русском. Потому что для одной и той же проблемы на английском и на русском голова выдает совершенно разные ассоциации, да и аудитории разные. Но я стараюсь максимально сохранять исходные смыслы. И все равно они отличаются.
— Английский ты подтягивала на каких-то курсах или сама?
— Сама. У меня была хорошая база. Мне помогло то, что я начала читать на английском, смотрела много фильмов и местных сериалов с субтитрами. Я внимательно слушала, как говорят люди. И если не знала какое-то слово, то запоминала и проверяла, что оно значит и как его использовать. Мне кажется, я здорово копирую интонацию. И когда жила в Массачуссетсе, делала это настолько хорошо, сама того не осознавая, что теперь во Флориде меня спрашивают, не из Массачуссетса ли я, настолько характерные местные особенности слышны в моей речи.
У меня нет цели говорить без акцента, но в любом случае американцы чаще всего его слышат. А те, для кого английский не родной, как для меня, не всегда это понимают. Для меня это комплимент.
— Ты ощущаешь, что в тебе два человека?
— Мне кажется, это неизбежно, ведь с языком так много связано. Когда начинаешь говорить на другом языке, вырабатывается, может, не другая личность, но другое выражение твоей личности. Хотя, предположу, что этот раскол не так глобален.
Недавно одна девушка из Румынии, моя бывшая коллега по работе в авиа, сказала: «Ты все время говоришь hun, dear, my love…(милочка, дорогая, любовь моя)». И я помню тот момент в начале, когда поняла, что в моем английском очень все… прямолинейно. Мне не хватало легкости в языке. Я слушала женщин постарше, которые говорили: «Да, милая, да, хорошая!», и решила, что хочу так же. И каким-то образом незаметно дошла до легкого разговорного английского со всеми этими уменьшительно-ласкательными словечками-обращениями. Тогда и окружающие начали меня принимать за свою, потому что я говорила как местная.
— Кто-то из американских журналистов тебе нравится? Следишь за кем-нибудь?
— Надо подумать. Я читаю каждое утро рассылку CNN, пять новостей дня. Но не скажу, чтобы следила за конкретным автором. Мне нравится, как пишут в Vice. Там публикуют проблемные статьи. Кстати, хотя пресса тут и свободная, она очень четко разделена по политическому принципу — кого поддерживает издание, демократов или республиканцев. И, соответственно, по отношению к проблемным вопросам: аборты, трансгендеры, пропорциональное налогообложение, Афганистан. Старюсь не читать республиканские издания, потому что не согласна с теми, кого они поддерживают. Выбираю те, что близки мне по духу. А в какую сторону клонится издание, практически всегда можно сказать.
— Насколько, как ты думаешь, для тебя возможна карьера в журналистике?
— Думаю, возможна, но скорее на локальном уровне. Чем больше я пишу, тем лучше понимаю, как это здесь делается. Но годятся не все издания. Есть круг тем, на которые мне интересно писать. А вот писать и править технические тексты весь день — это мой личный ад. Получается, либо журналистика с реальными живыми людьми, либо какие-то тексты на интересные мне темы. Но этот вариант карьеры реальный.
Дойдем ли до Пулитцера, пока не знаю.
— Лиха беда начала. А как часто ты разговариваешь на русском?
— Минимум раз в неделю звоню маме. Раза два в месяц, иногда чаще, созваниваюсь с лучшей подругой. Сама она с Украины, а живет в Германии. И мы говорим, но на такой смеси русского и английского, когда мы уже не понимаем, в какой момент с одного языка переходим на другой. Она с мужем недавно приезжала в гости. Во время таких разговоров наши мужья наблюдали за нами с большим интересом, иногда вставляя ремарки: «Ты думаешь, что сказала это на английском, но это был не английский, поэтому повтори еще раз?» На работе по-русски я ни с кем не общаюсь. Только когда русские гости приходят в ресторан, но это бывает нечасто.
— Тебя просят сказать что-то по-русски, вроде аттракциона?
— Иногда я сама предлагаю: «Хотите знать, как это по-русски?» Иногда просят что-то перевести. Несколько раз помогала коллегам, когда они общались с русским столом. Так же я порой прошу коллег помогать мне с испанским. Я его учу, но пока могу лишь примерно понять суть разговора.
Чаще всего люди хотят знать русский мат. И я удовлетворяю их любопытство.— Как ты сегодня отвечаешь на вопрос, где твой дом?
— Говорю, что выросла в Сибири, но живу во Флориде. Я писала об этом один из моих первых материалов для Draftsy. А перед тем как написать, много об этом думала. Мне кажется, часть моего сердца навсегда останется в Тюмени, где я родилась, выросла. Еще одна часть остается в Казани, где я проводила каждое лето, где живет моя мама. Каждый раз, когда возвращаюсь, мне кажется, что я никуда не уезжала. Но бывают моменты, когда я понимаю, как сильно меняются люди, города, и приходится с этим мириться.
Но здесь я ассимилировалась на сто процентов. Бывают моменты, когда я чувствую себя аутсайдером, но в целом мне здесь хорошо, комфортно, я понимаю, как тут все устроено, голосую на местных выборах… Здесь мой муж, поэтому здесь у меня планы — жить, строить карьеру, рожать детей и так далее.
— Когда ты последний раз была в России?
— Июнь 2019-го. Мы приезжали вместе с Майком.
— Какой твой любимый праздник сейчас?
— Рождество, наверное… Я так рада, что могу отмечать его дважды! У нас елка стоит лишние две недели. Мы отмечаем в декабре, и потом в январе, я готовлю что-то традиционно русское. Если друзья в городе, то мы собираемся на какие-нибудь вечерние посиделки. Последние пару лет было сложно, из-за вируса мы особо не виделись. Но всегда стараемся устроить что-то в эти праздники. Ну и в Рождество мы обычно едем к семье Майка.
— А какой сейчас твой любимый новогодний или рождественский фильм?
— Пытаюсь вспомнить что-то кроме «Иронии судьбы»…
— Ну уж какой есть, лишь бы любимый.
— Не знаю, нет любимого… У! Есть! Называется The Holiday (в российском прокате «Отпуск по обмену», ред. Нэнси Майерс, 2006).
Кадр из фильма "Отпуск по обмену"
— По чему из России ты больше всего скучаешь?
— По людям, по друзьям. Если мы планируем поездку, то летом, когда отличная погода, открыты веранды в кафе, теплые ночи, можно гулять, встречаться, у всех есть время, меньше работы и стресса — идеальный вариант. Люблю приезжать в Казань, там мама, много друзей детства, мы с ними тоже всегда видимся. Самое забавное, что без меня они редко встречаются. Поэтому когда я приезжаю — это железный повод увидеться всем вместе.
