Денис Осокин: Я путешествую с помощью своих героев

_Российский прозаик, поэт и сценарист Денис Осокин в начале 2000-х годов покорил литературный мир созданием особого жанра — почти мистической микропрозы, пропитанной едва уловимым волшебством. В ней и фольклор исчезнувших или исчезающих народов, и путешествия по вымышленным и невымышленным местам. Если Дениса Осокина и можно назвать фантастом, то его фантастика скорее не о будущем, а о прошлом. Автор получил широкую известность как автор сценария к фильмам по собственным книгам «Овсянки» и «Небесные жены луговых мари», которые были высоко оценены на ведущих мировых кинофестивалях. Почти неделю казанский литератор гостил в Тюмени, знакомился с городом, встречался с читателями и зрителями, а также нашел время побеседовать с корреспондентом «Вслух о главном»._

— Денис, насколько часто у вас случаются такие творческие вылазки в другие регионы?

— Время от времени. Не очень часто, но иногда. Я с удовольствием принял приглашение приехать в Тюмень, потому что не был здесь никогда. Мне интересно посмотреть вокруг и познакомиться с людьми.

— Вы производите впечатление — возможно, это результат влияния ваших произведений — писателя, которому для работы нужно уединение, причем вдали от городской суеты. Подобные выезды отвлекают от писательской работы?

— Не отвлекают. Потому что я не пишу постоянно. Относительно всего моего времени лишь 15−20% я трачу на литературу, не больше. Я преподаю в институте на факультете кино и телевидения. У меня есть постоянная работа. Я живу в Казани, это мой родной город. Но именно во время писательской деятельности мне все равно, где находиться. К окружающим условиям я давно привык. Могу писать почти в любом месте.

— Современная книгоиздательская отрасль сосредоточена главным образом в столицах. В то же время появляется заметное количество авторов, которые живут и работают в провинции, при этом чувствуют себя комфортно. Вы ощущаете такую тенденцию?

— Все складывается естественным образом. Все три мои книжки были изданы в Москве. Я там бываю от случая к случаю, когда есть необходимость. А жить в Казани мне очень уютно. Пространство Казани, энергетика этого города, она наиболее близка мне, как какой-то давний и самый удобный свитер, в котором очень комфортно. Более того, учитывая мои интересы к традиционной культуре, всяческой энергетической чересполосице, средняя Волга — самое подходящее место. Это место пересечения славянской, тюркской, финно-угорской вселенных. Там очень много всего, все очень разное и неконфликтное друг с другом.

— Это место, которое можно назвать центром вашей личной «заветной географии»?

— Да. Мне одинаково интересен весь мир. Просто не хватает и никогда не хватит сил, чтобы обо всем подумать, поговорить, написать, а тем более — везде побывать. «Заветная география» — термин, относящийся к моей работе, к процессу написания книг и к мироощущению. Это очень широкая полоса — примерно от Республики Коми и Ямала, от самого северо-восточного угла Европы, через Россию, Белоруссию, Украину, Прибалтику, Румынию и Венгрию до Балканских стран. В принципе, это Восточная Европа — края, которые с детства меня по-настоящему трогают и будоражат, кажутся чем-то очень родным и своим. Часто мои книжки связаны именно с этими местами. Заветная география постоянно расширяется. Неожиданно могут быть переброшены какие-то мостики на другие континенты. Все это — то пространственное, чувственное, смысловое поле, внутри которого я чаще всего работаю. Причем мне необязательно физически присутствовать в тех местах, о которых я пишу.

— Нередко вы посещаете те места, которые описаны в ваших книгах, уже после их издания. Это намеренный поиск подтверждения собственных слов?

— Это не обязательная практика — сначала написать о каком-то городе, а потом туда ехать. Все бывает по-разному. Но такие книжки у меня действительно есть и довольно много. Пусть в каких-то краях я не бывал, но я их давно чувствовал. Для того чтобы писать, мне достаточно хорошей карты, моего воображения и каких-то идущих изнутри токов. Я просто сижу и конструирую книгу. Герои моих книг — это не вполне я сам. Я себя отделяю от героев. Они как раз таки много путешествуют, многое видят, ведут себя не так, как веду себя я в своей жизни. В чем-то мы близки, в чем-то, наоборот, не похожи. Таким образом, у меня как у писателя появляется хорошая возможность проживать не только собственную жизнь, но и чужую. Мне иногда действительно очень интересно съездить в то место, из которого я сделал книгу, не побывав там раньше. Не столько сопоставить, сколько приехать и познакомиться со своими героями. Иду по улице и их высматриваю. Очень это радостно.

— Денис, как вообще появился ваш интерес к этнографии?

— Какой-то такой внутренний позыв всегда был, с детства. Это давний, старинный интерес. Просто было интересно читать детские сказки, фольклор, а потом и более взрослые книги. Моя любимая книга номер один с детства — это малый атлас мира. Я эту книжку полюбил, еще не зная географии. Листал странички и чувствовал, как определенные страны, края и моря меня просто тянут. Меня даже приводили в чувство, потому что у меня чуть ли не слезы наворачивались на глаза. Я как будто узнавал названия, они такие родные. Чисто по фонетике. Именно по паролям. Все названия — топонимика, гидронимика — все это настоящие пароли, за которыми стоят энергии.

— Но в академическом смысле ученым вы так и не стали.

— Научные методы оказались мне менее близки, гораздо больше нравится фантазировать и мечтать. Мне сложно учитывать мнения всех предыдущих авторов, исследовавших тему, хотя я все это уважаю. Я провожу художественные исследования. Это, как в науке, только методы не научные, а художественные. Я, как художник, описываю те категории явлений и предметов, которые мне кажутся интересными, но на которые мало обращают внимание люди. Это отражается и в названиях книг. Например, «Балконы», «Огородные пугала», «Овсянки», «Керосиновые лампы» и так далее. В моих книгах, по крайней мере для меня, нет ничего лишнего. Все расставлено именно так, как должно стоять, чтобы раскрыть тему максимально полно. Хотя заявленная тема моей книжкой, конечно, не ограничивается.

— Вектор времени и пространства в ваших книгах — всегда играет особую роль.

— Меня сильно интересует географическая составляющая. Я всегда указываю рядом с заглавием время и место действия, но оно часто вымышленное. Мне очень интересно как человеку и художнику то, чем одна местность отличается от другой, одна река от другой, пусть они находятся по соседству. Мне очень нравится путешествовать, сканировать пространство, пытаться почувствовать то, что можно назвать духом местности. Как я уже говорил, чаще всего я путешествую с помощью своих героев. В том числе и во времени. События могли произойти когда угодно. Я не тоскую по какому-либо историческому периоду. Просто время в произведении зависит от того, какие краски мне необходимы для достижения цели. А цель всегда сформулирована в заголовке.

— Примерно с 2009 по 2012 годs в вашем творчестве наступила некая пауза. Чем она была вызвана?

— Это был ни в коем случае не творческий кризис, не тотальное молчание. Просто рождалось в те годы действительно гораздо меньше книжек в сравнении с предыдущими годами. Это в большой степени было связано с моими личными обстоятельствами. Этот период прошел. Сейчас я пишу. Не сказать что пишу много или как раньше. Как раньше — вообще не бывает. Но я сам себя никогда не подгоняю. Просто очень много тем, о которых хочется думать и писать. Хочется заканчивать начатое. Хочется показывать людям новое, разумеется. Несколько книг сейчас находятся в работе. Я их пишу, исходя из своих сегодняшних сил.

— А много у вас таких работ, которые ждут своего часа?

— У меня в работе параллельно две-три-четыре книжки. Они же все действительно очень короткие. Писательская работа происходит не только тогда, когда я сижу за столом и пишу физически. Когда гуляю, наблюдаю и думаю — все это тоже работа. У меня обычно одна-две поэтические книги в работе, я просто их ношу с собой — в голове. И когда я занимаюсь механическими действиями или нахожусь в пути, стараюсь, чтобы не песни какие-то крутились в голове, а собственные тексты. Понятное дело, что у меня всегда с собой пишущие предметы есть.

— Какими вы пользуетесь?

— Это классическая ручка, блокнот и мобильный телефон.

— Часто музыканты не могут остановить работу над своим произведением. Уже вроде бы есть песня. Но хочется бесконечно ее поправлять, дополнять, изменять, улучшать… Как у вас возникает ощущение законченности? В какой момент вы понимаете, что книга готова?

— Когда я чувствую, что исходя из заглавия книги все, что мне хотелось рассказать, я рассказал. Именно тогда и приходит ощущение завершенности. Ни разу не было так, чтобы я к какой-то книге, уже написанной и ранее опубликованной, что-то добавил. Может быть, только на уровне одного-двух слов, если заметил какую-то ошибку. Хотя я стараюсь замечать их заранее. После этого я гоняю книгу внутри себя неделю-другую. А потом устраиваю внутреннюю премьеру книги: рассылаю нескольким близким людям, друзьям. Они мне что-то отвечают. Я снова перечитываю. А затем просто выхожу на публикацию. У меня сейчас, в общем-то, сложились счастливые обстоятельства: все, что написано, — опубликовано. Меня приглашают публиковаться, и у меня есть возможность в разных местах печатать свои книги.

— Наверняка было время, когда вы, Денис, писали и не понимали, какое будущее сложится у вашей литературы.

— Было такое время, само собой. Но я не испытывал никакого страдания. Потому что, хоть я и говорю, что мне важно своими художественными и личными внутренними открытиями делиться, смотреть, как они идут в мир, как люди их воспринимают. Но прежде всего литература — интимный процесс. Он очень глубоко мой. Этой мой собственный диалог с миром и антимиром.

— Ваши произведения медитативны и по темпоритму очень такие небыстрые, плавные. Одна из ваших поклонниц считает, что Дениса Осокина нужно читать малыми дозами, не спеша. А как бы вы посоветовали читать собственные книги?

— Реплика говорит о том, что это мой настоящий читатель, в чем-то мой родственник. Я пишу очень короткие рассказы, короткие циклы. Я их называю «книгами». Каждое свое законченное произведение — будь то проза, будь то поэзия — я называю словом «книжка» или даже «книжечка». И каждая отдельно взятая книга состоит из глав или из отдельных рассказов. Часто они самостоятельны, но иногда совершенно поступательны. Можно всматриваться в какой-то фрагмент. Но, понятное дело, если я объединил несколько рассказов в цикл, то это тоже имеет значение. Бывает, что с языка прозаического внутри одной и той же книги я перехожу на язык поэтический и обратно. Иногда мои герои поют. Совета, как правильно читать мои книги, у меня нет. В самих книгах все написано.

— Вы получили широкую известность за рубежом благодаря экранизациям ваших произведений. Но когда мы говорим о фильме, прежде всего, как правило, вспоминаем режиссера. Так сложилось, что работа сценариста уходит на второй план. Это справедливо?

— Это просто особенность данного вида искусства. Так обстоит дело. Меня это особо не беспокоит. Я на первом плане в своей литературе. Там я один, отвечаю за каждое слово и за каждый знак препинания. Никто мне ничего не поправит. Сценарий, понятное дело, — это то, с чего все начинается и прорастает в кино. Это очень большая ответственность, и она меня мотивирует к тому, чтобы самому делать сценарий, тем более сценарий по моей книжке. Считаю, что лучше меня этого не сделает никто.

— Как вы оцениваете перевод ваших произведений с литературного языка на кинематографический? Вам везет с режиссерами?

— Я работаю с разными режиссерами. Самые давние и плодотворные отношения у нас сложились с Алексеем Федорченко, режиссером «Овсянок», «Небесных жен луговых мари» и еще нескольких документальных фильмов. С ним мы сразу пришли к взаимному интересу, да и просто подружились. Алексей меня сам нашел. В 2004 году постучался в Facebook, сказал, что очень любит мои книжки, какие-то мои произведения у него долгое время были настольными. Сказал, что хочет познакомиться, попробовать вместе поработать, показал свои ленты. Мы поговорили о планах. Сразу спланировали несколько вещей, в том числе «Небесных жен…» и «Ангелы революции». Последняя картина скоро впервые будет показана в России на фестивале «Кинотавр». С Алексеем все в порядке в том плане, что я ему доверяю. И мне с ним работать комфортно. Кроме режиссера в кино есть еще и другие люди. Продюсеры, например. А вот с ними уже может быть сложнее.

— Большое место в вашем творчестве занимает финно-угорский мир. Чем он так вас притягивает?

— Язычеством, если самым простым словом отвечать. Поясню. Финно-угорская поэтическая вселенная — далеко не единственная из миров, которые мне интересны, о которых я думаю и пишу. Живя в нашей стране, уж тем более в европейской части, правильней всего слушать в себе голоса, токи и пароли славянского, финно-угорского и тюркского миров. Эти три сферы наиболее часто пересекаются, особенно в моих родных краях. Там прям все это настолько причудливо и красиво выглядит. Каждый народ и каждый мир дорог мне по-своему. У каждого своя палитра красок, свои всяческие звуки, запахи, пароли. Мне очень нравится их улавливать, слышать и проявлять в литературе. Финно-угры интересны тем, что им удалось очень многое сохранить из того, что соседи растеряли. Это какая-то живая, очень трогательная и искренняя связь со стихией, с животными, растениями, реками, камнями. Человек существует именно в этом языческом мире, в мире традиционной культуры, вместе с богами и предками. И до всего этого очень легко дотянуться и увидеть.

— Денис, не приводит ли такой культурный сплав к конфликту, хотя бы на уровне реакции читателей на ваши произведения?

— Конфликтов на личном уровне, слава богу, не было. То, что моя литература кому-то нравится очень сильно, а у кого-то вызывает недоумение или не нравится очень резко, — я вижу. Это совершенно понятно. У каждого автора есть свой читатель. А что касается традиционности, то то же самое язычество, оно куда более традиционно, чем мировые религии, если разобраться. Я ни в личной жизни, ни в своих произведениях никогда не выхожу на какой-то уровень восхваления чего-либо за счет подавления чего-либо другого. Я так никогда не мыслю, не чувствую, не работаю. Я просто открываю какие-то двери, какие-то дороги, смотрю в те стороны, которые мне кажутся свежими, огромными и таинственными, о которых многим известно меньше, чем мне.