Зеленый мир Дмитрия Зеленина. Интервью с тюменским художником

Почти две недели назад Тюмень простилась с Дмитрием Зелениным, уличным художником, организатором арт-пространств и просто хорошим человеком. Диме было 45 лет, но коронавирус равнодушен к возрасту, социальному положению, любви общества. Не сделал ковид исключение и для Зеленина. Художника хоронили в закрытом гробу на задворках морга. Проститься пустили считанное число людей. Ужасная участь для яркой личности, однако пандемия накладывает свои правила даже на похороны.

С Димой мы встречались не очень часто, больше пересекались в соцсетях. Но за год до смерти у нас произошла крупная встреча (одна из). Мы сидели в ресторане, пили чай (алкоголь Зеленин не употреблял в принципе) и просто разговаривали, разговаривали, разговаривали. Встреча произошла по инициативе самого Зеленина. Он позвонил, спросил, есть ли у меня время и просто попросил о разговоре. Эта беседа не должна была стать интервью, он просто рассказывал, раскрывал себя. «Выговаривался», как говорил сам. Но сейчас, когда Димы уже нет, символично превратить беседу в интервью и опубликовать как дань памяти хорошему человеку. Он бы точно не возражал.

Волшебный мир фотографии

 — Куча мыслей в голове роется, все перепуталось. А когда садишься с конкретным собеседником, начинаешь говорить вслух, то получается какой-то порядок, смотришь с другой стороны на мысль. Это не обязательно публиковать, мы просто разговариваем. Давай поиграем в следователя: я буду «колоться», а ты уточнять, задавать наводящие вопросы. Мне это правда надо. Был непонятный период в жизни, его нужно проговорить.

— Запутался?

 — Не совсем. Я разогнался. В разное время занимался разными вещами, были разные идеи, разные формы реализации. А сейчас попал в какую-то мощную психологическую струю, будто туман впереди. Нужно конкретизировать себя в себе. Такое уже случалось раньше, особенно когда менял направления развития. Например, первый мой период успешной реализации — фотожурналистика, фотография. Я попал в Дом Печати, познакомился с редакцией «Комсомольской правды», «Тюменских ведомостей», начал выезжать с ребятами, пользовался успехом как фотограф. Даже побеждал в конкурсах фоторепортеров имени Саши Ефремова.

— С Ефремовым лично был знаком?

 — Сашу я застал живым, правда, недолго. Он погиб то ли в 1998, то ли в 1999 году (Ефремов погиб в Грозном, подорвавшись на мине 12 мая 2000 года — прим. авт.), я же работать начал с 1996 года, только взял в руки фотоаппарат. Поэтому все мои знакомые фотографы пошли на похороны Саши, а я постеснялся, мало знакомы были.

— Получается, ты застал золотой состав «Ведомостей»?

 — О да, это был бомбический коллектив. Виктор Петрович Логинов, Серега Ханин, Артур Кабаневский, Богдан Логинов, сын Петровича.

Издательство

 — С 1998 года мы начали с подругой делать собственные книги. Помогла база, полученная в Доме Печати, туда я попал сразу после армии, устроился рекламным агентом, постепенно начал постигать основы верстки. Просто постоянно просили сгонять в типографию, посмотреть, как идет печать, что такое оттиски, принести распечатанные листы. Когда из фотографии уходил в издательский бизнес, уже знал все процедуры. Ну и понимаешь, когда ты разбираешься в фотографии, когда знаешь процесс верстки и печати, собрать фотоальбом тебе ничего не стоит. Так появился проект «Вдохновение» — первый городской альбом неофициальных фотографий. Он собрал в себе около 25 авторов. Крепко помогала администрация Ханты-Мансийска, она заказывала книги о городе. Мы выезжали десантом в ХМАО, снимали, добывали информацию, верстали книгу.

— Когда заработок поставлен на поток, то искусство заменяется коммерцией?

 — Согласен, поэтому главный принцип — все делать с удовольствием. Как только удовольствие заканчивается, беги. Беги от этой работы, беги от рутины. Вот ты пишешь статьи, берешь интервью, ездишь в командировке — кайфуешь? Конечно. Так и в любой сфере. Как только появляется рутина — все, до свидания, не давай поработить себя. В этом плане я очень соответствую фамилии: весь мир вокруг меня должен быть ярким, зеленым. Причем не имеет значения, с жестким заданием работаю или по принципу «Дим, ты сам знаешь как, сделай красиво». Везде есть свои плюсы и минусы. Если человек прописывает техническое задание четко, то он понимает, что хочет, проще слышать человека. Если задания конкретного нет, то надо самому выспросить, уточнить. Все равно есть нюансы, которые человек хотел бы видеть в итоговой работе.

— После издательства увлекся стрит-артом?

 — Да, посчастливилось познакомиться с уличными художниками. Конкретно не помню, кто и как, но поступила просьба найти людей, которые изображают 3D-рисунки на асфальте. Начал гуглить, искать, переговариваться. Искал в том числе и за пределами не только Тюмени, но и России. В итоге умудрился с нулевым знанием английского найти голландца из Утрехта. Говорю, хочешь посетить Сибирь? Раша, водка, медведи, балалайка. Он заинтересовался, приехал. Результатом этой встречи стал первый 3D-рисунок на асфальте в Тюмени: каскад водопадов, нарисованный на Цветном бульваре со стороны Герцена. Если смотреть на него с разных сторон, то мазня и мазня какая-то вытянутая. Но с конкретной точки рисунок оживает, превращается в объемное изображение. Будто прямо в асфальте дыра, в которую стекают водопады. Действительно красиво, многие потом приходили фотографироваться на нем.

Стрит-арт и «Морфология улиц»

 — Собственно, был фестиваль «Морфология улиц», мы его придумали вместе с «Моей территорией». Хороший яркий фестиваль. А потом оп — и все, охладел. Потому что все, добился, сделал. Случилось, что и с фотографией: состоялся полностью. Фотография закончилась победой в конкурсе памяти Ефремова, а стрит-арт — «Морфологией улиц». Создаешь, выстреливаешь, потом проходит эйфория, садишься и думаешь: а дальше-то что делать?

— Идея «Морфологии» продолжает жить?

 — Думаю, да. Я вообще хочу, чтобы все мои детища продолжали быть и жить после меня. «Литературный бульвар», например, мы сделали то ли в 2012, то в 2013 году. Недавно прошел по нему, прогулялся — краски выцвели, облупились, рисунки обветшали. Стрит-арт — это временное явление, не мозаика. Надо восстанавливать, подпитывать. А тот же бетон — на века. Надо делать из камня, ведь римской империи, древних греков давно нет, а камень их сохранился. Если специально не разрушать. Хочется заняться всерьез вечным. Открыть филиал в Краснодаре или Крыму, где теплее, уехать туда.

— «Морфология улиц»: откуда она взялась вообще?

 — Это была мечта — сделать фестиваль, привезти художников из разных городов. В «Морфологии» участвовали ребята из Пензы, Перми, Екатеринбурга, Новосибирска. Постарался пригласить всех, за кем следил, чьими работами восхищался. И они все приехали. Половина жила у меня, дом большой. Парни даже стену в одной из комнат расписали автографами, получилось невероятно круто.

— Лично писал каждому, связывался?

 — Да, я выступал как администратор, организатор. Все контакты художников, контакты с владельцами стен — все на мне было. Это, кстати, демотивирует сильно. Хочется творить, а не организовывать, а приходилось ходить, пробивать, уговаривать. Нужно согласовать картинки с разными чинами, чтобы не закрасили коммунальщики на следующий день. Мне СУЭНКО хорошо навстречу пошли, предоставили поверхности. Но и там не все так просто, пришлось через пресс-секретаря согласовывать с начальством, скидывать эскизы. Так ему сперва не понравилось. Естественно, я сразу обозлился: кто ты такой вообще, искусствовед или художник? Не нравится ему. Но в итоге со скрипом согласились, выделили трансформаторные подстанции, они все равно загаженные.

Однажды я перепутал телефонные шкафы. На углу Комсомольской и Орджоникидзе, где старая почта. Ребята из Перми работали с моей подачи. И вдруг подлетает бобик с мигалками, выходят люди: «Ребята, нам поступил вызов. Где у вас разрешение?». Вот. «Ну так это от Ростелекома, а мы „Горсвет“, вы наши шкафы рисуете». А там ещё народ стоит, мастер-класс проводили: двое-трое рисуют, толпа суетится. Все разрешилось благополучно: позвонили руководству компании, они одобрили.

— В итоге понравилось?

 — Что-то нравилось, что-то нет, согласовывать приходилось каждый эскиз. Я уже потом махнул рукой, запускал даже несогласованные рисунки, знал, что понравится. В итоге так и получилось. Посмотрели, заулыбались: «О, как круто, ты молодец, Дим!» — «А вы это не согласовывали», смеюсь в ответ. В итоге на тормозах спустили, не стали скандал устраивать. Зачем? Классно же получилось.

— Какие еще площадки были?

 — В основном предпочитал с «крупняками» договариваться: «Ростелеком», СУЭНКО. Трансформаторные подстанции и вот эти телефонные шкафы. С «Ростелекомом» тоже хорошо получилось. Нас здорово поддержал Максим Афанасьев, нынешний глава Тобольска, он вообще за эту тему топил очень сильно. Будучи главой Ленинского округа, предложил: «Ребят, у меня тут новые остановки под домом, придумайте что-нибудь». Вот я очень люблю подход «придумай что-нибудь», в душу не лезет, не командует. Сделайте, чтоб красиво. А как красиво — решите сами. И мы сделали классную крапивинскую линию. Я раздал художникам темы произведений. Это ещё до «Литературного бульвара» было. Первый арт в городе в честь Владислава Петровича.

— Сейчас идет волна войны уличных художников с коммунальщиками, закрашивают граффити, стрит-арт, а у нас, говоришь, наоборот идут навстречу?

 — Да, у нас был мощная поддержка в кабинетах, было понимание, что это хорошо. А закрашивают же не чиновники, не люди, которым это все почему-то не нравится. Представь, что ты завхоз школьный. Твои хозяйственные строения, все эти пристроечки, сараи — твоя ответственность. И у каждого строения есть паспорт фасада, в нем прописано, какого цвета стена. Если за ночь появляется условный Данила Багров на всю стену или просто надпись про половые органы, то ты можешь и по шапке схлопотать за нарушение. И плевать, какой художественной ценности Данила или, прости, писюн. Не вернешь — премии лишишься, а то и должности. А художники бьют себя в грудь: я несу искусство, вы его закрашиваете, мерзавцы! Так что все надо согласовывать, все наверху.

Разница между стрит-артом и граффити — в легальности. Граффити — это незаконно, рисуется баллончиками под покровом ночи с поднятым воротником и постоянной оглядкой. Стрит-арт — полулегальное. Еще выше — монументальное искусство, художество, которое согласовано и одобрено. Есть разница и в восприятии, каких-то внутренних правилах. Например, граффити должны рисоваться только бесплатно. Получил деньги — ты не художник.

— Может ли человек с улицы отстоять понравившийся, красивый, но нелегальный стрит-арт?

 — Нужна публичность, поиск покровителей. Достучаться до кого-то наверху. Если это в рамках Тюмени, то глава города. Чем выше, тем проще, потому что высокие чины не боятся никого. Например, мы оформляли стены гимназии №16. Закончили, сдаем результат. Приехала какая-то чиновница, рядом идет директор школы, тут же подрядчик, субподрядчик, ну и мы в хвосте тянемся. Чиновница проходит мимо нашей стены, бросает взгляд и говорит: «Ярковато что-то» — и дальше пошла. По рядам сразу: «Шу-шу-шу», в итоге все свалили на подрядчика, заставили перекрашивать, хоть чиновница вообще могла иметь в виду другое. Но страшно же.

— Ты нарисовал, ты ушел, вещь выцветает. Почему не может обновить другой художник?

 — А нафига ему это? Каждый художник хочет рисовать свое, а не восстанавливать чужое. К тому же восстанавливать всегда сложнее, чем рисовать с нуля, как бы странно ни звучало. Ты не знаешь, какие цвета использовал, материалы, подбирать все надо кропотливо, тогда как художник просто взял, намешал и сделал. Я свои работы тоже восстанавливать не люблю. Нарисовал — и все, этот проект для меня закрыт, свое произведение я перестаю любить сразу после финального штриха. Тем более сразу недостатки выплывают.

— Все эти изображения сохранились?

 — Да нет, конечно. Многие были закрашены, на тех же подстанциях плановый ремонт никто не отменял. Особенно жалко крапивинского мальчика со шпагой. Он получился случайно, но чертовски мило. Те же ребята из Перми гуляли по городу, обращали внимание на всякие необычные вещи: там кирпичик торчит, там трубы кусок, все это может стать частью экспозиции. Так вот возле одного из домов на улицах Красина и Ленина наткнулись на дворик, где жил Крапивин. Около стены символично росла крапива. И парни нарисовали на стене трафарет мальчика, который со шпагой с этой самой крапивой воюет. Получилось очень круто, местный Бэнкси… Потом, конечно, коммунальщики закрасили.

Изящество бетона

 — 2011 по 2019 год я занимался только художниками, мы организовывали проекты: «Парадный подъезд», тот же «Литературный бульвар», я тебя там, кстати, впервые увидел. Ты приходил на открытие вместе с Крапивиным, которому посвящена одна из колонн. А в феврале двадцатого года что-то торкнуло, и я решил заняться бетоном. Как раз разгар пандемии, всех закрыли, никуда не пускали, сидели по домам. Вместе с бетоном я открыл для себя большую любовь. Не к кому-то конкретно, а любовь в целом. Я стал любить мир, все происходящее. Все, что происходило со мной, все, что я делал, было с любовью. Я любил фотографии, смотрел на них под особым углом, открывал для себя вторую суть, как в стереокартинках. С какой стороны падал свет, какие использовались отражатели, какой формы и почему именно все так. Читал снимки.

То же самое произошло и с бетоном, я просто влюбился в эту форму. Наподписывался на разные каналы бетонщиков, любовался льющимся составом и понимал, что хочу это попробовать. Тут самое главное — не бросаться сразу на все, иначе ничего не получится. Постепенно учиться, постигать, открывать новые грани. Иначе как с ремонтом: на картинке и в видеоролике все просто и понятно, а начинаешь работать — и выходит криво.

— Чем так прекрасен бетон? Бетон и бетон, даже название у него грубое, рубленное.

 — Слушай, ну это как кулинария, как тесто. Замешиваешь тесто, которое серой неприглядной формы получается. И уже из этого теста получаются панкейки, блины, печенье. Для оладушек одна консистенция, для торта — другая. Здесь то же самое, дозировка до грамма. Мы привыкли, что бетон брутален, но его можно сделать нежным, гибким и плавным. Просто фантастический материал.

— Неужели настолько очаровался?

 — Ну вот смотри. Ложимся спать с женщиной. Любимой женщиной, заметь. Она засыпает, а я лежу с закрытыми глазами и думаю про работу с бетоном. Мысли роятся. В итоге тихонько, чтобы не разбудить ее, вылезаю из кровати, спускаюсь в гараж и начинаю смешивать ингредиенты, заливать формочки. Пытался шахматы сделать: белый бетон, серый бетон.

Белый бетон — самый качественный, лучший. Он и прочный, и аристократичный, красивый очень. Архитектурный. Он, конечно, дороже. А тот материал, к которому мы привыкли, называется товарным бетоном, он идет в фундаменты, сваи, из него льют крупные грубые предметы.

— Есть заказы уже?

 — Появляются. Пришел к заказчику и сказал, что мы готовы сделать декор из бетона. В итоге за три месяца работы вылепили шесть с половиной тысяч плиточек, которыми выполнена отделка подъездов в «Звездном городке». Получалось не сразу, конечно. Первые полторы тысячи пришлось выкинуть. Сперва работал в гараже, но в итоге развел так такой бардак, что он стал проникать в дом: на подошвах, на штанах. Дошло до того, что жена просто психанула и велела мне проваливать из гаража. Я пошел к знакомому со столярной мастерской, попросил свободный уголок занять. Следующий месяц ютился в этом углу за символическую плату, но потом разошелся и через месяц подмял под бетон половину товарищеского цеха. Ну просто потому что стало тесно. Был заказ, его надо где-то делать.

— Как ты вообще вышел на заказчиков?

 — А мне не надо было на них выходить. Заказчики уже были. Это застройщики, которых мы обслуживали в качестве художников. Демонстрационные квартиры «Брусники», «Страны», краснодарской «Неометрии» расписывали мы. Просто предложил новый продукт, который до этого никто им не предлагал. Это ведь не только плитка. С нуля придумал кашпо, настенные светильники, навигацию из цифр. В общем, тема бетона застройщикам зашла. Давайте, говорит, цифры с номерами подъездов и этажей тоже зафигачим, чтоб рельефные получились. Часы давай еще повесим. И все это мне в новинку. Как на другой планете оказался. Планете из бетона.

— Конкуренты есть?

 — В Тюмени нет. Ближайшие фирмы находятся в Екатеринбурге, Челябинске. Но они там больше раковины всякие делают, а мне бытовое неинтересно. Я ведь и пришел из публичной сферы: фотография, стрит-арт, это все для многих людей. Так и бетон должен быть публичным. Не вижу себя, короче, ублажающим частные интересы. Интереснее придумать хорошую штуку, сделать ее и поставить в центре города. Ну круто же? Когда-нибудь к этому приду, это неизбежно, когда отдаешь себя целиком. А целиком отдаю себя всему, что делаю. Немного пугает мысль, что лет через десять опять увлекусь чем-нибудь новым, но как будет, так и будет. Это уже бизнес, я могу его детям передать, тут наработанные технологии, команда, заказчики.

…На этом беседу прервал пришедший Сергей Ханин. Мы допили чай, пообщались на общие темы и договорились вернуться к разговору через недельку. Но не срослось. Не получилось и позднее. Договорились на середину декабря, однако Дима попросил перенести на недельку. В итоге так и не закончили интервью.

Огромная благодарность за помощь в расшифровке Анне Воробьевой. Фотографии в материале взяты со страницы Дмитрия Зеленина на Facebook