В рамках гастрольного тура «Театральные просторы» томичи привезли постановку по пьесе искрометного сатирика Григория Горина «Забыть Герострата!».
_Пиар в самом зловредном его обличье представил 24 июня на тюменской сцене Томский драматический театр. В рамках гастрольного тура «Театральные просторы» томичи привезли пьесу искрометного сатирика Григория Горина «Забыть Герострата!» в постановке режиссера Александра Загораева и художника Леонида Пантина и постарались напомнить, как маленькие компромиссы с законом приводят к хаосу и разрушениям._
Герострат, как и несколько безымянных горожан, впервые появляется с вымазанным глиной лицом — безвестным. По мере углубления в сюжет краски на лице поджигателя становится все меньше, пока она не исчезает совсем, так проступала слава. Томичам герой представился молодым, мускулистым мужчиной. Но высокий и симпатичный Иван Лабутин в этой роли, несмотря на рост и силу, предстает существом искалеченным, изломанным физически и душевно. Не только побои толпы после сожжения храма тому виной. Жизненные неудачи привели бывшего торговца, а ныне поджигателя храмов, в состояние вечного разлада с собой: то он воздевает руки в величественном жесте равного богам существа, то корчится от грозного взгляда любого, даже самого слабого из своих посетителей. Ничего не меняется для героя Лабутина на протяжении пьесы: между приступами болезненного тщеславия и нечеловеческого унижения он и балансирует до своей гибели, фонтанируя хриплым криком и броскими фразами и в том и в другом состоянии.
Его антагонист Клеон не меньше преуспел в крике. Гордый муж, совесть эфесского народа, он волочит ногу и не принимает гордых поз, скорее сутулится по стариковски и старается поменьше мешаться под ногами у других героев. Суетливым героя Евгения Казакова не назовешь, но харизмы ему явно не хватало, и рокерский хриплый голос, часто делавший речь невнятной, явно мешал образу. Отчего и явное противостояние его Герострату — сила благородства против наглости, верность закону против слепой, разрушительной, эгоистичной жажды славы — не складывалось. Даже голоса их были похожи, порой казалось, что разговаривают не два человека, а один, поэтому и разговор сразу терял смысл.
В игре Лабутина и Казакова мягкая и вкрадчивая повествовательная манера Горинского текста, конечно, теряла львиную долю своего обаяния и своеобразного юмора. Зато эта свойскость, «открытая» задолго до Гришковца, явно поддавалась Геннадию Полякову, представлявшему сатрапа Эфесского Тиссаферна. Правителю Эфеса, пожалуй, единственному удавалось в полной мере рассмешить зал этой, в общем-то, грустной историей. Ему, да его благоверной Клементине, роль которой с большим блеском исполнила молодая актриса Елена Дзюба, обладательница ясного и гибкого голоса. Кроме того, именно Тиссаферн, в начале представая простоватым провинциальным правителем со своими милыми слабостями — к молодой жене и вкусной еде, по ходу действия становится действительно страшным человеком. Не Герострат вовсе, которого с его многочисленными идеями, как остаться в памяти людей, можно с уверенностью назвать отцом черного пиара, а заодно и желтой журналистики, чего уж там. Тиссаферн, который, волнуясь, трогательно заедает это волнение тюремной баландой, не теряя мягкого обаяния, может не задумываясь приказать убить неудобного человека. И все это Поляков воплотил без напряжения, в том числе голосовых связок.
Больше всего вопросов у зрителей вызывал человек театра. «А это-то кто?» — слышался шепот в зале. Загадочный персонаж пьесы был введен, казалось, только для того, чтобы усилить контраст между правдоподобием вневременной коллизии и условностью театра, напомнив о специфике античных постановок со множеством посредников, да еще связать воедино наши дни и далекую историю о преступнике, имя которого миру никак не удается забыть.
Этот человек, появившийся в джинсах и неформальном пиджаке среди облаченных в тоги и хитоны персонажей, поначалу зачем-то нарочито эффектно колдовал со временем, то останавливая, то вновь запуская действие пригоршней песка, красиво струящегося в свете софитов. Потом песок в карманах кончился, и человек театра начал просто суфлировать, подбрасывая сатрапу красочные цитаты из античных классиков, или комментировать действие далеко не лестным для героев образом. Но в конце-концов именно он вкладывает нож в руку безоружного Клеона, провоцируя страшную развязку. Как бы он ни задумывался, у томичей человек в пиджаке (Владислав Хрусталев) вышел скучным и строгим ментором, не вызывающим симпатии. От остальных героев его отделял и звуковой ряд. Он единственный говорил в гарнитуру. Оттого и диалоги с героями не складывались — этакая пропасть, порожденная современными технологиями, случайная или намеренная, лежала между ними.
Постановщикам удалось на огромном пространстве большой тюменской сцены создать удивительное сооружение, тяготеющее к пирамиде. Платформа-конструктор, заполнившая все пространство, представала то греческой тюрьмой, то дворцом сатрапа, то залом суда. Однако в мелочах авторы постановки не знали меры. Из урн для голосования в зале суда по мановению героев появлялись по «полтушки» Гитлера и Ленина, вскинувших правые руки в очевидно похожих характерных жестах, которые под назидательные речи кочевали потом по сцене, наконец, упокоившись по краям рядом с символическими обломками эфесского храма. А получивший смертельную рану Герострат, видимо, для наглядности исторического урока, «восстал» и расколол волшебным образом появившуюся на авансцене статую Клеона.
Пьеса Григория Израилевича в представлении не нуждается. У кого не лежал под подушкой сборник прославленных Марком Захаровым Горинских киносценариев и пьес для чтения, проскакивающих как фельетон, приключенческий роман и философская притча одновременно? Этот сильный текст, пожалуй, не дался томичам целиком, оставив массу полутонов за пределами представленного. Однако и того материала, что гости освоили, хватило с лихвой для благодарных зрительских аплодисментов.
_Напомним, что гастроли Томского театра, завершающие «Театральные просторы» в Тюмени, продолжатся сегодня постановкой «Деревья умирают стоя» и закроются 26 июня русским вестерном «Лариса и купцы» по мотивам известной пьесы Островского._
