"Примадонны": овации в театре драмы

Новая постановка Алексея Ларичева в тюменском театре драмы имела вчера большой успех у зрителей. На спектакль «Примадонны» было не пробиться, в финале актерам несли и несли цветы, девушки визжали от восторга, а почти все прочие аплодировали стоя. Впрочем, в успехе вряд ли кто сомневался, его определила заведомо кассовая пьеса, любимцы публики Дмитрий Ефимов и Сергей Осинцев в главных ролях, ну и заблаговременная реклама, конечно.…Ох, не случайно привиделась мне татлинская башня в декорациях Алексея Паненкова. Той важной ролью, которую отводят художник и режиссер идеям конструктивистов, можно оправдать даже бесцельно вращающийся в начале первого акта круг с пустой декорацией. Главная изюминка, самое небанальное место «Примадонн» — это спектакль в спектакле, шекспировская «Двенадцатая ночь», которую ставят герои пьесы Кена Людвига. Та часть, где зрителя занимает более всего история переодевания мужчин в женщин, интерпретируется Ларичевым весьма предсказуемо. Намек на чечетку, отрывки джаза, цитатка из «В джазе только девушки»; там голая нога, тут вздыбленная трость, лезущая под юбку, вызывают благодарный хохот публики. «Переоделся!.. Говорящие лифчики… Щас доктору письмо отдаст!!!», — догадываются зрители и этим остаются очень довольны. Сергей Осинцев (Лео) и Дмитрий Ефимов (Джек) все-таки зря назвали себя в пресс-релизе «ведущими артистами театра». Может быть, в Тюмени, зараженной обаянием ефимовского театра пластики «Европа», их действительно многие считают душками и очень талантливыми актерами, но ведь они играют по давно накатанным и не самым эффективным трафаретам. Их актерский арсенал скуден и прост, как в площадном театре — смотреть скучно. Интересное, видимо, то самое, о чем так загадочно молчал на пресс-конференции Алексей Ларичев начинается во втором акте, когда обнаруживается, что Лео Кларк — последователь Мейерхольда. Он наряжает всех участников спектакля в футуристические одежды, превращает в роботов-марионеток, наставляет искать подходящие психо-физические характеристики… Алексей Паненков вдохновенно подыграл режиссеру, не только костюмы и фантастические шляпы, но и графика сцены, разноуровневые фигурки, обрамленные прямоугольниками и теснимые пересекающимися прямыми — блестящая визуальная аллюзия на искусство 1920-х годов. А забавно было бы расширить эту цитату, да сделать отдельный спектакль в ретро-эстетике — кажется, актеры чувствовали себя весьма раскованно, несмотря на громоздкие корсеты и головные уборы. Вообще, судьба персонажей второго плана не кажется такой плачевной, как перспективы главных героев. Утверждение на роль Лео Сергея Осинцева выглядит ошибкой принципиального толка. Если в женском наряде он мог бы стать убедительным, сменив режущий ухо тембр голоса на менее истеричный, то в мужском обличье — безнадежно бесцветен. Даже жеманный Ефимов, прячущий глаза за непомерно большой шляпой, обладает большим мужским обаянием. А ведь по пьесе Лео не просто зверски обаятельный мужчина, он еще чертовски классный актер, иначе чем он так заводит Мэг? В спектакле этот вопрос так и остается открытым. Диана Быстрицкая, исполнившая роль Мэг, стала «свежей головой» в этой постановке. Правда, посреди всеобщей клоунады Мэг остается уж слишком реалистичным персонажем, но это, должно быть, режиссерское решение. А сама по себе Быстрицкая обладает куда большим градусом органичности, чем это принято в нашем театре, видится в ее игре нездешняя сценическая культура. (На сайте театра узнаем, что Быстрицкая закончила Государственную школу-студию при Крымском академическом русском драматическом театре им. А. М. Горького, в сезоне 2006−07 работала в Свердловском государственном академическом театре драмы. С марте 2007 — в тюменском драматическом). Теперь главное, чтобы яркость на фоне тюменской труппы не стала потолком актрисы, не успокоила ее, а заставила двигаться дальше. К моменту премьеры так и не нащупали границ своих ролей Леван Допуа (Дункан) и Александр Кудрин (Буч) — у них словно бы есть наброски остро-характерных персонажей, но слишком размазанные, размытые. Галина Понятовская, напротив, — слишком жирно обводит рисунок роли, делает свою Одри уж до того клоунской, что обаянию места не остается. Это каким одиозным человеком должен быть Джек, чтобы с первого взгляда полюбить такую нервическую дурочку? Тетушка Флоренс Снайдер вышла эдакой синей глыбой, которая выплывает из тени, чтобы взирать на домочадцев. Андрей Волошенко балансирует на тонкой грани между пугалом и комедийной старухой. Когда в большом разрезе его юбки появляются ноги в чулках, баланс нарушается в сторону пугала. Когда он спорит с доктором Майерсом или сочувствует переодетым актерам (так и кажется, что в финале тетушка окажется переодетым дядюшкой), роль кажется несомненно удачной. Доктор Майерс Владимира Орла — джентльмен старой закалки. Не все его остроты попадают в цель, но, в целом, сочувствие он вызывает, во всяком случае, над его шутками смеяться не стыдно. Журналисты не раз спрашивали Алексея Ларичева, зачем он смущает публику и ставит спектакль по той же пьесе, что и «Ангажемент». Зря волновались, аудитория у двух спектаклей с одинаковыми названиями разная. Сравнение интересует узкий круг театралов, да журналистов, пишущих о театре по долгу службы. Кому понравились ларичевские «Примадонны», вряд ли полюбит версию «Ангажемента» и наоборот. Так что есть у Тюмени масштаб, о котором говорил худрук драмтеатра, есть театральное пространство, в котором не тесно двум очень разным спектаклям с одним названием. Пусть это название и не «Вишневый сад».Фотогалерея Елены Фазлиуллиной