В Екатеринбурге представили одну из первых в стране инсценировок знаменитого романа Алексея Сальникова.
_Почвеннической можно назвать одноименную постановку режиссера екатеринбургского Центра современной драматургии Антона Бутакова по известному роману Алексея Сальникова, отхватившему в прошлом году НацБест, «Петровы в гриппе и вокруг него» (18+). На том простом основании, что и роман, и инсценировка вышли из одной в общем-то почвы и невероятно близки к народу. Прямо по классике. Но не к гипотетическому, часто просто вымышленному народу, а к местному, какой водится в Екатеринбурге. С полными аншлагами в уральской столице прошли три премьерных показа ноября._
Чем хорош в этом смысле соседний суровый миллионник? Туда при крайней нужде можно съездить на день, выпав из своей тюменской жизни совсем ненадолго, и это будет кратно дешевле, чем слетать на тот же день, например, в Москву.
Пользуясь тем, что писатель под боком, авторы постановки согласовали с ним акценты будущего спектакля еще летом этого года.
Премьеру, по всей видимости, ждали с волнением. Одна из администраторов театра перед спектаклем упомянула, что в первый премьерный день в зале был Алексей Сальников и, по ее словам, результат одобрил.
Что мы помним из тягучего горячечного романа, как бы размывающего реальность какой-то подноготной мистикой и болезненно ясно фокусирующего внимание на узнаваемых повадках и движениях людей? Правильно, что там все болели. Температурного Петрова выдергивает из автобуса бесшабашный приятель, и ближайшие несколько предновогодних дней, словно раскрученные детской игрушкой волчком, вылетают в штопор.
Для начала представьте маленький, компактный зал без возвышения сцены с черным фанерным амфитеатром. Потому что зал поневоле становится одним из героев идущих в нем постановок. Семь рядов по девять мест в каждом. При желании актеры могут играть у зрителей на коленках. Что и происходит. Так, в одной из сцен артисты, играя сцену, обращались к конкретным зрителям в первом ряду, ненавязчиво, не прикасаясь, втискивали их, и так близких к происходящему чисто физически, уже бесповоротно в саму постановку.
Промышленный диковатый вид помещений центра, расположенного в промзоне города, нынешние обитатели преобразили так, что основа — грубая кирпичная кладка, мощные балки, пущенная по стенам проводка, и так далее — осталась во всей красе. Но стены покрашены, во всем видно стремление обжиться, повеселиться и забота об удобстве гостей. На стенах — картины, на и так мягких скамейках в зале можно дополнительно разложить подушки. Звонков, приглашающих в зал, нет, это делают живые люди.
И после знакомства с этой предсказуемой только отчасти обстановкой странноватая семья Петровых выглядела на своем месте.
В какой-то момент выходившие на просто оформленную сцену актеры сливались с залом и пространством. Местный говорок, узнаваемые топонимы, обычная история почти растворенного на местности героя. Это происходило словно поневоле. И то, что чувствовалось родство с историей, ее героями, добавляло происходившему своеобразной устойчивости.
Красочное и в книге начало вышло у актеров энергичным. Желтая перекладина в нешироком проеме между декорациями, обернутыми баннерной картинкой, изображающей стены девятиэтажек, стала поручнем в битком забитом троллейбусе. На ней повисло множество тел в шубах. Из этой плотно сбитой массы и выдернули главного героя, закутанного в новогоднюю мишуру Петрова (Андрей Лукьянов). Выдергивавший его Игорь (Григорий Ильин) тут же вдвинул приятеля в катафалк, познакомил с покойником и страшно напоил (18+).
Вместо почти потерявшегося марева болезни на сцене ощутимо присутствовал неприкаянный дух бессмысленного пьянства.
Несколько высокоградусных сцен, включая караоке и музыкальные запилы, вышли на порядок лучше трезвых. Сам Петров, автослесарь и автор комиксов, оправдал заложенную в него авторами типичность. На фоне стихийного, невозможно обаятельного и отчетливо опасного Игоря в исполнении Ильина, истекающей собственным ядом и тревогой Петровой (Алиса Кравцова) и даже заблудившегося в словах писателя Сергея, которого в этот раз исполнил режиссер спектакля, герой Лукьянова, и правда, едва тлел, практически позволяя сквозь себя разглядывать мебель.
Забавнее всего проведена линия Петрова младшего (Алексей Чувашов). В его задачу входило изобразить замершего, словно покрытого коркой, школьника младших классов, не всегда или совсем не отвечающего на идиотские вопросы взрослых
Не подкачали библиотекарши. Маргарита Токмакова, сыгравшая заведующую, выразила всю меру отчаяния и лихости, которая порой таится в самых тихих существах непритязательных профессий.
Но, по замыслу постановщиков или случайно, огромный мистический план романа был сведен фактически к разговорам.
Часть происходящего и так описывалась рассказчиком, звучавшим на сцене в записи. И неожиданная в романе хтонь, замешанная на старых языческих богах, — важный, во многом делающий произведение уникальным и многомерным описательный план, — кажется, просто утонула в словах. Да, одна из сцен в библиотеке действительно напоминает языческое капище. Смешные и опасные библиотекарши репетируют номер к Библионочи. Но эта заявка ни во что фактически не вылилась. Холодное рукопожатие Снегурочки прошло незамеченным.
Постановка — три часовых действия с антрактами — не вызывала желания прилечь на лавочке или на плече соседа. Пролетела легко и почти всегда энергично. Жаль, что жар, данный в первом действии, сошел на нет к финалу. Куча отличных номеров не стали частью целого, не получили развития. Еще интересно было бы узнать, как вошел в жизнь постановки автор романа. Жаль, что он не жалует соцсети. Но стало ясно, что этот отличный роман зажил новой жизнью на сцене, набрал мяса на сухие бумажные кости, запах, завозился, зазвучал.
_Если что, «Петровых…» в ЦСД покажут дважды в декабре. И еще там идут постановки по любимым книгам — «Москва — Петушки» и «Зулейха открывает глаза»._
