Виталий Лейбин: Нам всем очень нужен «Русский репортер»

_Выпуск журнала «Русский репортер» был приостановлен в середине 2016 года. Финансовые проблемы лишили редакцию возможности выпускать два раза в месяц печатное издание. При этом большая часть коллектива продолжала трудиться над сторонними проектами, которые возникли вокруг «Русского репортера» за почти десять лет существования. Среди них и свободный образовательный проект «Летняя школа», и блог-платформа Les. media, и курсы по журналистике «Настоящий репортаж», и образовательный проект «Медиаполигон» в формате тотальной журналистики, который, кстати, пройдет в Тюмени в 3 по 8 апреля. Спустя полгода после приостановки деятельности «Русский репортер» вновь начал работать: печатный номер разлетелся по России. Что произошло за время вынужденного молчания и зачем журналу «РР» Тюмень, рассказал главный редактор издания Виталий Лейбин._

— В начале, конечно, про журнал. Команда, которая делает его сегодня — почти та же, что и раньше. Правда, в меньшем составе — восемь человек в редакции и внештатные журналисты. Какие изменения ждут журнал?

— Первоначально у нас стояла задача восстановиться после перерыва. Это не то время, когда мы можем в журнале менять что-то радикально: нам важно восстановить доверие к журналу и атмосферу старого «Русского репортера». Мы хотим не придумать что-то новое, а вернуться к корням, потому что многое со временем потерялось. В какой-то момент у нас становилось меньше командировочных ресурсов для репортеров, с другой стороны, уменьшающийся объем превращался в материалы о войне в Донецке и Луганске. Это не тот случай, когда тему нужно игнорировать, но так получилось, что на внутреннюю повестку оставалось все меньше сил и времени. Понимая, что есть внешняя, важная и конфликтная повестка, теперь необходимо уделять больше сил старым сюжетам и основной цели «Русского репортера»: находить темы в мирной, небесконфликтной, но интересной жизни внутри страны и ее регионов. И вот это мы сейчас будем делать.

У нас есть ресурсы, чтобы заново начать исследовать страну. Для меня новый макет или старые-новые рубрики — это второй вопрос. Главное — запустить снова производство больших глубоких репортажей про нашу Родину.

— Какая ситуация в журнале была перед приостановкой выпуска издания, и с чем сегодня пришел к вам инвестор, о котором вы не говорите?

— В феврале 2015 года мы перешли на выпуск еженедельника два раза в месяц вместо четырех. Это не очень удобно и было продиктовано только экономией ресурсов. Мы бы могли той же командой выпускать еженедельник.

Сегодня у издания хороший гонорарный и командировочный фонды. У нас минимально достаточная редакция. Она гораздо меньше, чем в прежние годы, зато эта ситуация значительно лучше, чем в те времена, когда у нас не было средств. Было и такое: некоторые репортеры, чтобы позвать с собой хорошего фотографа, за свой счет оплачивали ему командировку. Сложилась парадоксальная ситуация: нам всем очень нужен «Русский репортер» как место, где можно печатать хорошие фоторепортажи и тексты. И многие готовы были работать за публикацию. Это великие люди, однако сама позиция неправильная. Во-первых, труд должен быть оплачен, во-вторых, редакция должна иметь возможность выбирать, а не соглашаться только на то, что предлагается тебе бесплатно.

— Ваш сотрудник Дмитрий Соколов-Митрич в ноябре 2016 года написал пост «На смерть РР». После приостановки издания журнала вы были подвержены тому же настроению или уже знали, что, возможно, журнал вновь выйдет в печать?

— Мы делали все, чтобы запуск был. Одновременно понимали, что его может не произойти и занимались другими проектами. Мы развивали «Медиаполигон», проект «Лес.медиа», некоторые наши «репортерские куски команды» перешли в другие проекты, например, научно-популярный журнал «Кот Шредингера», который отпочковался от отдела науки в журнале. У нашей команды мощности достаточно для одновременного ведения нескольких проектов, в том числе и «Летней школы».

Тем не менее, в какой-то момент мы сказали, что нужно попробовать жить, как будто «Русского репортера» больше не будет. Надоело бегать и искать возможность выпуска, нужно смотреть в будущее. Мы решили строить собственную траекторию, изобретать новые форматы в журналистике будущего, делать много разных проектов. Как только мы это решили, оказалось, что журнал будет.

— Прошедшие годы в медиасреде были ознаменованы громкими отставками и перестановками в федеральных и региональных изданиях. Перезапуск издания — это достаточно позитивное событие по сравнения со многими другими. Каким вы видите медиарынок сегодня и место «Русского репортера» на нем?

— Есть девятилетний тренд ухудшения ситуации в отрасли. Мы так и не вышли из кризиса 2009 года — только сейчас будем выходить. Многие чиновники полагают, что это не кризис в стране, а кризис в мировой печатной индустрии, что, наверное, отчасти правда. Есть кризис в профессиональной печатной журналистике в мире, но у нас Россия — экспериментальная страна, поэтому все усиливается многократно. Немецкие издатели сокращают тираж неизменно последние 15 лет, но все равно выходят миллионными тиражами. Мы выпускали последний раз такие тиражи в советское время. Для нас кризис означает, что пресса лишена всяческой возможности существовать. В любом тираже.

В мире есть проблема сохранения печатной прессы и профессиональной журналистики. Действительно, на нашу профессию давит и бесплатная информация, и полемика в интернете, и рост расходов, и спрос на государственную агитацию. Зона профессиональной свободы журналистики сжимается в мире, не только у нас. Но у нас она сжимается на порядок быстрее.

— И как существовать в этих условиях печатным изданиям?

— Мы сейчас надеемся на то, что, во-первых, начнется медленный выход из кризиса. В этом смысле экономические условия впервые начнут улучшаться за много лет. Во-вторых, кажется, что нужно все равно искать формы экономической деятельности. Если перестать бороться, то на нашем рынке останется иностранная продукция тех стран, где свою печатную прессу не погубили. И еще пропаганда.

— С проектом «Медиаполигон» вы ездите по городам, где зачастую основным штабом для трансляции становятся региональные редакции. Как вы видите развитие этой отрасли журналистики вне государственного финансирования?

— Есть примеры региональной прессы вполне самоокупаемой и вполне свободной. На Алтае это холдинг «Алтайпресс», который, в том числе, существует за счет другого бизнеса. Есть воронежская газета «Ещё!», «Тульская слобода», «Якутский Вечерний» и много других примеров. Возможно, они сочетают рекламные, спонсорские и другие модели, но при этом чувствуют себя достаточно самостоятельными, потому что умеют генерировать собственные доходы и аудиторию.

Все региональные издания объединяет одно: они имеют потрясающее преимущество по сравнению с федеральной прессой — могут коммуницировать непосредственно с людьми в своем городе. Близость к таким проблемам создает невероятное преимущество по отношению к более дешевым редакциям, в которых пишут только официальную информацию или материалы по мотивам информагентств. К такой модели довольно сложно придти, так как есть доминирование государственной информации, и зачастую рынок региональной рекламы очень слаб.

Мне кажется, федеральному печатному изданию сложнее. Трудно делать «Русский репортер» так, чтобы его везде воспринимали как свой. Ты не сможешь добраться до мельчайшей проблематики города.

Я был в Америке, где тоже ощущается кризис отрасли. О конвергентной журналистике они заговорили не потому, что прогресс, а потому что надо экономить: вручить всем камеру, фотоаппарат и пищущее перо. Локальная радиостанция, газета или ТВ неизменно пользуются большим спросом, просто потому, что близки к своей аудитории.

— И где в этой городской ленте место репортажу?

— По моему, если городская газета не делает репортажей, то она никуда не годится. Самый популярный формат на рынке русскоязычного мира — это желтоватые новости про людей и репортажи. Но можно еще круче: популярные городские газеты делают часть новостей из смс от своих читателей, а не из соцсетей. Такая близость к аудитории может превалировать над федеральной лентой, но у федералов есть другое преимущество — они могут написать про региональную тему так, что тебе потом не нужно будет объясняться со всеми участниками конфликта.

— Вы приехали в Тюмень в рамках предстоящего в апреле «Медиаполигона», но при этом упомянули о возможном появлении в регионе школы «Русского репортера».

— Мы бы хотели сделать что-то похожее на журналистский клуб, где постоянно будут проходить мастер-классы, практические занятия, дискуссии и обсуждения. Смысл в том, чтобы после «Медиаполигона» кусочек команды продуцировал тюменские темы внутри региона и на площадке «Лес.медиа». Редакция журнала иногда приезжала бы, но чаще участвовала в вебинарах по запросу университета или редакций.

— Это идея из Тюмени или из вашего журнала?

— Все возникло из собственного видения развития «Медиаполигона». Этот проект из разового праздника для студентов перерастает в сообщество с постоянно действующей редакцией и школой. В предыдущие разы, например, в Ростове-на-Дону у нас был частный спонсор. Сегодня, скорее, государственное агентство, но возможно будут и частные.

— Тюмень стала одиннадцатым городом, где пройдет «Медиаполигон». При этом какими бы ни были колоритными предыдущие места, города оказываются хоть сколько-нибудь похожими друг на друга. Почему?

— Понятно, что города и похожи, и не похожи. Главное то, на что ты обращаешь внимание. Однако мы действительно стали замечать, что ленты трансляций стали похожим друг на друга. Это не потому, что города схожи, а потому, что мы действуем по одному плану: у нас есть администрация, службы милиции, скорой помощи, коммуналка, клуб. Фактически мы описываем городскую инфраструктуру советского или постсоветского типа. Чтобы скорая помощь была кардинально различной, нужно выехать в регион другого типа, где не было советской культуры.

Тогда мы поняли: чтобы увидеть различия, нам нужно действовать по-другому. Кроме инфраструктуры и людей, которые занимаются профессиональной деятельностью, нам нужно попытаться тематизировать регион. Увидеть что-то специальное, иметь аналитический и исследовательский вопрос. В Ростове мы искали активные городские неформальные сообщества, социальных лидеров, прогрессоров. Героический врач в каждом регионе похож на героического врача в другом городе. А человек, который спасает детей или собак и делает это сам, в чем-то похож на всех остальных, а в чем-то нет. Он делает это не по шаблону, а в определенных, зачастую экстремальных ситуациях. Социальное предпринимательство, благотворительность и городской активизм вносят нюансы и различия. Теперь мы понимаем, что в каждом городе нужно настроить так оптику своего взгляда, чтобы увидеть какую-то особенность.

— Какая в Тюмени будет особенность?

— У нас есть лозунг «Тюмень — лучший город Земли», который был взят с самой территории, но каким будет исследовательский вопрос, я пока не знаю.

— Тюмень отличается от других городов, в том числе такими проектами, как самый большой по площади драматический театр, единственная в России четырехуровневая набережная, самый большой строящийся аквапарк и так далее. В том числе и ваш проект регион смог привлечь за счет своих возможностей. Есть ли опасность в погоне за масштабностью?

— Хорошо или плохо, что у нас есть дополнительные ресурсы? Хорошо, потому что очень много неформального и живого возникает там, где есть, в том числе, сильно развитый бизнес и хорошо устроенная администрация. Не бывает так, что у тебя хороший неформальный сектор и плохой частный и государственный.

Но Россия всегда делала большой рывок в науке, искусстве или модернизации за счет колоссальных усилий, а потом вложенные инвестиции сами по себе не воспроизводились, и тема затухала. Тут очень важно, чтобы возможности региона не только крутились в частном и государственном секторе, но и возникала реальная жизнь, независимо от государства. Это очень страшно, потому что когда появляется что-то независимое, сразу встает вопрос: не будет ли оно вражеским. Вообще-то, если не решаться, то возникнет опасность неотрыва государственной машины от населения и граждан.

Понятно, одними государственными, даже корпоративными усилиями не пройти и придется вовлекать широкие слои граждан для того, чтобы обустроить свою Родину. Сможем ли мы быть большой страной, такой, которой сможем гордиться — это исторический вопрос, который еще ни разу не был решен окончательно. Каждый раз модернизация происходила государственными усилиями. В этот раз так не получится, придется вовлекать граждан, потому что все изменилось.

— Как это будет решаться на региональном уровне?

— Передовые регионы смогут не только в государственном и корпоративном управлении воспользоваться ресурсами, но и использовать волю и драйв небольшого бизнеса. Включить ту кипучую негосударственную энергию, которую используют капиталистические страны.

Мне кажется, что в той мере, в которой государство сможет включить негосударственную энергию, не в противовес себе, а в сотрудничестве, в этой мере наша страна и будет великой и свободной. И это решается на региональном уровне.

Глобальная реформа политической системы ни к чему не приведет, потому что в глобальном политическом споре нет содержания. Оно есть только там, где деятельность: кто-то делает великий бизнес, кто-то спасает детей, кто-то выстраивает город и фасады. И вот там, где есть настоящий материал, и возможно включение граждан в свободную, но не враждебную государственную деятельность.

— Вы говорите, в том числе, про деятельность сообществ и прогрессоров. А что привлечет в этом случае журналистов?

— Нам кажется, что самый большой кайф для журналиста, это не только, когда много людей прочитало твою публикацию, но и когда после нее что-то изменилось. Понятно, что мы все взрослые люди, которые понимают, что наша работа состоит не в том, чтобы менять мир. Тем не менее, очень приятно, когда что-то после твоей истории меняется. Ради этого драйва молодые репортеры зачастую и включаются в нашу деятельность.