Ген Саныч: Мне досталась роль громоотвода

Нечаев Геннадий Александрович, чье имя внесено в энциклопедию «Лучшие люди России», — заместитель директора по учебно-воспитательной работе МУ «Центр внешкольной работы «Дзержинец», расположенного в центре Тюмени в старинной водонапорной башне. За сухими строками официальной формулировки заведения — судьбы тысяч трудных мальчишек.Нечаев родился в Ялуторовске. Работал слесарем-сборщиком, фотокорреспондентом ялуторовской районной газеты «Ленинский путь». С 1966 по 1977 годы — чемпион Тюменской области по самбо. Майор милиции в отставке. Первым получил в городе лицензию на ведение занятий по карате. Награжден орденом святого благоверного царевича Димитрия «За дела милосердия».У него и так было два высших образования — окончил институт истории и политических наук, а также институт педагогики, психологии и социального управления. Однако к 70-летию решил сделать себе еще подарок — получить диплом об окончании факультета компьютерной графики и веб-дизайна ТюмГУ. И все затем, чтобы, с одной стороны, не отставать от своих же компьютеризированных подопечных. С другой — чтобы на новом уровне заниматься фотографией, которой Ген Саныч, как все его называют, увлекается всю жизнь.Он и сейчас на своем посту — в Башне. Она если не вся его жизнь, то огромная ее часть. Геннадий Нечаев — гость «Вслух о главном» и герой нашего народного интервью.— В вашей башне водятся привидения?— Есть такие. Говорят, в смутные времена у стен башни расстреливали. Возможно, некоторые души решили здесь остаться. И теперь нас охраняют. Те проверяющие и просто любопытствующие, кто приходит к нам с недобрым настроем, чувствуют дискомфорт и присутствие неких особых субстанций. И даже могут заболеть.— А вы сами привидения видели или чувствовали? Кроме шуток…— А я и не шучу. Почти каждую ночь чувствую. Кроме того, однажды, в черные для меня дни, я подошел к краю башни. Не скрою, с самыми дурными намерениями. Но нечто (некто?) оттащил меня в сторону. Дал знак, мол, время твое еще не пришло.— «Для полного счастья человека необходимо иметь славное Отечество». Скажите, вот вы уже столько разных смен власти пережили, можно сказать, в разных эпохах жили и работали. Оцените, в какое время вам было сложнее всего, помогает или, напротив, мешает вам наше государство? Или от всех бурь и бед можно укрыться в башне? Евгений Смирнов, Тюмень— Уверен, что государство заинтересовано в процветании и благополучии своих граждан. Но не всякий представитель этого государства, не всякий чиновник. Но ведь на каждом пути встречаются разные люди, верно? Я, например, всегда с благодарностью вспоминаю многих государственных служащих. Павел Александрович Анисимов, первый секретарь райкома партии, Игорь Александрович Шаповалов, первый секретарь горкома партии, меня очень поддержали в свое время. Тогда я работал и в милиции и уже здесь. Но вышестоящее руководство пеняло, что «мы в первую очередь милиционеры, а не воспитатели». Критиковали мою работу и собирали компромат. Доходило до глупостей: посещали семьи наших воспитанников клуба, беседовали с детьми и родителями - выясняли, что и в каком количестве Нечаев пьет.И однажды Павел Александрович пригласил меня на бюро, такое место, где всех песочили, и меня начали о том же спрашивать, о выпивке. Я возьми, да и ляпни: пью, конечно, белое, по два литра ежедневно, и мне хватает. У них глаза на лоб. А я улыбаюсь: да молоко я пью по два литра в день. Бюро распустили, а мы с Анисимовым и Чуриловым остались. Рассказал, как мы за лето задержали 80 велоугонщиков. Но в милицию не сдали их, а поставили перед выбором — или в милицию, или к нам на занятия. Некоторые потом радовались, что чужой велик угнали — зато попали в клуб. Но такая работа отрицательно сказывалась на официальных показателях. Вот меня и ругали — распустился, самоуправничает.— А как вы показатели-то портили?— Мы весь наш немаленький участок (до реки и до музея) разбили на квадраты. Кафедра педагогики университета послала нам добровольцев-студентов. Их пришло 87 человек. А на учете «на районе» стояло 59 несовершеннолетних. К каждому мы прикрепили по одному-два студента, которые, как старшие братья-сестры, стали строго контролировать ребят — в школу, из школы, уроки, чем занимаются, спорт и так далее. Таким образом, за три месяца на учете от 59 осталось всего девять пацанов. Вот и ругали. Даже уволить грозили из органов.— Обошлось?— Валерий Дмитриевич Борисов тогда был начальником Центрального РОВД. Он вник, что к чему, и не только не уволил, а поддержал меня.— Там еще в вопросе было по поводу «от всех бурь и бед можно укрыться в башне?»— Можно. Она как станция на перепутье в жизни некоторых людей. Мне же досталась роль громоотвода.Мало того, что в башне занимаются сотни ребятишек и взрослых в секциях и кружках, а расписание социальных педагогов напоминает по размеру простыню, здесь находят временный приют подростки и молодые люди. Так, студентка, оказавшаяся без средств к существованию и крова, за несколько дней передышки в башне нашла себе работу и почти договорилась о жилье за приемлемую цену. До этого ей приходилось перебиваться то на вокзале, то где-то у подруг. Это только один пример. Он совершенно не уникален.— Кто, на ваш взгляд, из тюменских депутатов больше всего направляет свои усилия на помощь в воспитании молодежи? Шуклин, Тюмень— Недавно очень интересное совещание прошло за здоровый образ жизни. Мне понравилось выступление и позиция Елены Нечай. Альбина Селезнева тоже болеет душой. Слышал, что депутат Павел Вавилов активно участвовал в строительстве спортивного корпуса на улице Холодильной. Наверняка многие депутаты такие вот неравнодушные.— Опыт какой страны вам наиболее интересен по вашему профилю?— Страны? Мне интересен опыт такой, благодаря которому можно провести ребенка по дорогам жизни, начиная с шести-семи лет. Люблю цитировать Макаренко: «Разумно и точно провести ребенка по богатым дорогам жизни, среди ее цветов и сквозь вихри ее бурь, может каждый человек, если он действительно захочет это сделать». После окончания Международной академии лидерства в Москве мы открыли свою академию лидерства для детей и их родителей. Это не тренировки в чистом виде. Здесь и психология, и телесное ориентирование, командные занятия. Очень заметны новички — они боятся падать, не могут довериться, что их подхватят. И постепенно все меняется — появляется доверие к другим, уверенность в себе.— Геннадий Александрович, берете сейчас на перевоспитание подростков? Не то чтобы совсем плохой мальчишка, но какой-то «без стержня» внутри, заносит его то в одну, то в другую крайность, боюсь, пойдет не той дорожкой. Мария Александрова, Тюмень— Клуб «Дзержинец» берет ребят после направления комиссии по делам несовершеннолетних на так называемое «сопровождение». А такого вот колеблющегося надо просто привести к нам за руку. А потом начинается… потом. Представьте: он приходит (и не сказать что полностью по своей воле!), а здесь уже прыгают и бесятся тридцать таких же гавриков. Понятное дело, что новенький дичится. Я выстраиваю всех в одну линию, и он проходит вдоль нее, здороваясь с каждым за руку и называя свое имя: я — Витя, а я — Петя. И сразу встает после этого в строй. Это, заметьте, очень важно. Ты — вместе со всеми уже, а не один. Потом начинаются разные упражнения. Среди них есть не только просто полезные, но еще и забавные. Ребята делают и хохочут, и новенький делает и хохочет. Затем — расслабление, где надо не просто полежать. Это вроде медитации, где предлагается заглянуть в свое сердце. Ведь там любовь и доброта. Почувствовать хотя бы их искорки.Только с третьей тренировки мы начинаем серьезные приемы защиты, концентрации. Рассказываю им, как меня учили перед охраной Олимпиады-80. Им же интересно.— Не только им…— Мы тогда три месяца жили на базе в Мытищах. По шесть часов в день в бронежилетах дубасили друг друга. Тогда я получил удостоверение инструктора рукопашного боя МВД СССР. И после Олимпиады поехал на всесоюзную аттестацию по карате. Первым в Тюмени стал легальным тренером.Как ни удивительно, но так вот обстоятельно мы беседуем впервые. Оказывается, Ген Саныч принадлежит к очень ценному типу мужчин — «вечный юноша», который, с одной стороны, романтичен, с другой — живет по девизу «честь превыше всего, достоинство — превыше чести». Крапивинский мальчик со шпагой. С орденом благоверного царевича Димитрия. Орден, кстати, очень красивый. И редкий. Такой в нашем регионе, отметил Нечаев, есть еще у губернатора Якушева.— Ген Саныч, бывает так, что семья хорошая, родители стараются воспитать ребенка нормально, а он однажды идет по кривой… Что надо делать, чтобы такого не было? Есть ли «прививка»?— Это значит, что кто-то где-то опередил родителей. В 15−16 лет происходит момент самоутверждения. Случается, что подростку предлагают самоутвердиться именно наркотиками или выпивкой. И эта темная сторона, противоборствующая семье, оказывается порой сильнее. У нас был такой парень. Вроде вытянули мы его общими усилиями. Так нет, его подружка-наркоманка снова за собой увела.Если все только-только начинается, то сопровождение может быть очень эффективным — в школе, дома, устраиваем в секции, кружки, даже помогаем поступать в вуз или техникум. Ответственность, конечно, колоссальная. Берем с пяти лет и не старше меня! (Смеется).— Вы днюете и ночуете в башне. Не одиноко вам по ночам, не страшно? Что мешает ехать домой и проводить уютный вечер в тапочках у телевизора?— Рано встаю и начинаю рабочий день, поздно заканчиваю - не вижу смысла ехать домой. Жена моя, Нина Николаевна, со мной часов до девяти вечера, потом отправляю ее домой. Она, конечно, не так уж и довольна. Но Нина сама крайне деятельный человек. Работала на заводе «Строймаш» начальником планового отдела (заканчивала с Борисом Ельциным УПИ, он на курс старше был). Сейчас тоже не может сидеть без дела — разносит бесплатные газеты.— Но она все же возражает, что вы с ней не едете домой?— Ну да, возражает. Периодически. Но я лучше здесь в тапочках останусь. И так будет до тех пор, пока струится в жилах кровь. Впрочем, мы ездим вместе на дачу, ходим время от времени в кафе и пиццерию. Все хорошо.Еще одна постоянная жительница башни — кошка Маруся — в который раз требует внимания к своей особе. Ложится на стол и просто прикрывает мой блокнот лапами. А собака дворянской породы деликатно заглядывает в комнату — проверяет, как оно у нас, все в порядке?— Иногда создается впечатление, что вы держите круговую оборону в вашей башне. Но ведь вам могли бы помочь в этом деле (чтобы оставили уже в покое здание!) ваши бывшие питомцы. Наверняка кто-то из них стал человеком «при должности». — Доля правды есть в таких словах. Оборону не оборону, но щит держим. Есть у нас тяжелая артиллерия, не скрою. И случалось, когда приходилось к ней прибегать. Один из наших питомцев работает в правительстве страны, другой — в системе охраны президентских объектов, третий… В общем, есть на кого опереться, чего уж лукавить.Не секрет, что нас отсюда уже не раз пытались выкурить. Башня многих манит. Однажды дело дошло до того, что приходит один такой человек от власти с крепкими ребятами полубандитского вида. А у нас обычный день, тренировка идет. Они не стесняются никого — давайте, мол, улепетывайте отсюда, вопрос давно решен. Я предложил ему спарринг. Он мне так небрежно: «Я стариков не бью». В общем, призвал в свидетели совершенно обалдевших родителей (а ведь сюда в основном одинокие мамочки с мальчишками ходят…), что я сам напрашиваюсь, никто меня не заставляет и не провоцирует. Но ему сказал, что с живого него не слезу — вцеплюсь в горло и не выпущу, гада. И бить я не разучился. В общем, гости наши незваные ушли. И тут нам помогла наша артиллерия. Залпом из всех орудий. А человек тот и сейчас занимает немаленький пост.— Понятно. А что вам в принципе ближе — бороться против войны или за мир? Против наркотиков или за здоровый образ жизни? Какой посыл эффективнее: против негатива или за позитив?— Я воспитан на принципах позитива. Запрещать — это вредительство, ведь у каждого человека есть дух противоречия — у кого больше, у кого меньше.Меня вдохновляют успехи детей. Есть такая девочка, семь лет, ДЦП. Каждый год ездит с родителями на операцию. Возможно, от отчаяния родители привели ее к нам. Мы стали потихоньку заниматься. Через год она у нас села на шпагат. Потом они поехали на свое ежегодное обследование, и врачи были в шоке — что вы с ребенком сделали?! Продолжайте в том же духе. Вот оно, счастье…— Геннадий Александрович, а что именно любите снимать? Есть такой снимок (ваш или не ваш), на который можете смотреть бесконечно? Карина Александрова, Тюмень— Портреты и природу. Когда учился в московском народном университете искусств, педагоги нам говорили, что портрет — самый сложный жанр. Но и самый интересный. Снимок? Есть такой. Любимой женщины, жены. Мы вдвоем на этой карточке, мне примерно 33 года, ей — 30−31. Эта фотография всегда стоит на моем столе. Природу люблю снимать, чтобы была тональная или линейная перспектива. Когда фотографируешь природу — фотографируешь Бога. Однажды в пионерлагере «Спутник» такой смерч был: деревья крутило-вертело, дождь лил как из ведра, и в то же время яркое солнце. Все перемешалось. И ребятишки бегут в столовую, визжат. Хороший снимок получился.— Почему не делаете выставки своих работ?— Делаю, в музее ГУВД. 6 ноября выставка поедет в Заводоуковск, еще куда-то. Я очень рад этому. У меня ненасытность какая-то снимать. Сейчас учусь на третьем курсе университета, на отделении компьютерной графики и веб-дизайна, весной защита. Собираюсь открыть детскую фото-видеостудию. Пока собираю денежки.— Свои, небось и собираете…— Ну-у, неважно. Параллельно фотографирую для университета. Отснял все институты, аудитории, студвесну. Фото пойдут в сборник довузовской подготовки.Но все же больше я снимаю по своей «исторической» специальности — по линии МВД. Даже состою консультантом Центрального музея ГУВД России, и в прошлом году, и в нынешнем там прошли две мои выставки.— Отчего же вы ушли из газеты? Не понравилось фотокорить?— Так это когда было-то… Начинал в Ялуторовске, года полтора проработал. Потом в Тюмень переехал. Моими учителями стали Аркадий Космаков и Юрий Чернышев.— Чья судьба (из ваших питомцев) легла на сердце крепче других?— Таких было немало. Вот, скажем, Наташа Чеботарь, девочка с трудной судьбой. Она даже хотела покончить с собой. Я подошел к ней, сидим, она покуривает «последнюю» сигарету. Тихий такой разговор у нас. Я ей так же спокойно и взвешенно говорю: что, Наташа, я ведь тоже тогда не останусь. Она мне отвечает: что вы, вам нельзя, еще стольких пацанов надо поднимать. Еще посидели. Еще поговорили. Поплакали вместе. Лет через десять ко мне в башню заходит потрясающе красивая женщина и падает передо мной на колени. Я-то подумал, что споткнулась. А это — Наташа. Колонию таки прошла, но на ноги встала, живет в Петербурге, сложила свою судьбу из осколков.Многие наши воспитанники стали офицерами. В 1983−84 от нашего клуба в ТВВИКУ поступило 80 человек. Наши парни воевали и в Афганистане, и позднее в Чечне. Недавно на улице меня остановил роскошный полковник — под два метра ростом, весь в наградах, спецназовец. Даже не сразу узнал в нем прежнего пацаненка. Очень радостная встреча. И таких, к счастью, немало.— Вы по-прежнему занимаетесь карате?— Все карате я перевел в народные танцы. Между ними, кстати, масса схожего. Показываю детям танцевальные движения, которые похожи на приемы карате. Пусть знают и то и другое, но пусть пригодится им только танец.Еще Ген Саныч похож на оркестр, вроде того, какой носила на себе Марыля Родович. Говорит о ребятишках, как почувствовать в сердце любовь и теплоту, — звучит флейта, о любимой женщине — гитара с перебором струн, о недоброжелателях, что готовы хоть завтра превратить башню в тюменский «Мулен Руж», — барабаны дробь выбивают, и тревожно поет труба. Заканчиваем разговор явно под гармошку и рожок. Э-эх! — лихо показывает он движение из русского народного, да с хлопком, да с прищуренным глазом… Спускаемся по круговой лестнице башни. Еще разговариваем какое-то время на улице. Мимо то и дело проходят какие-то мальчишки. Здороваются весело, свободно, степенно подают своему другу и учителю руку. И спешат на тренировку.