Джазмен Даниил Крамер отдал музыке больше полувека своей жизни. Пианист - не только любимец российской, но и западной публики
_Джазмен Даниил Крамер отдал музыке больше полувека своей жизни. Пианист — не только любимец российской, но и западной публики. О роли джаза в России, о роли России в мире и о том, кто пишет историю страны народный артист рассказал в интервью телеканалу «Тюменское время»._
— Даниил Борисович, вас называют главным популяризатором джаза в России. Сами себя таким считаете?
— Нет. Есть несколько человек, которые много времени и сил отдали этому: кто-то жив, кто-то — нет. Очень много работает и Давид Голощёкин, и Игорь Бутман, и Анатолий Кролл. Есть несколько людей, которых вполне можно назвать главными популяризаторами джаза.
— А как вы думаете, за что получили такое звание — просто, что называется, для красного словца, или потому, что были одним из первых, кто джаз из элитарного искусства сделал более доступным?
— Я не один из первых. Я вообще далеко не первое поколение джазовое. Может быть, я один из первых, кто начал настолько массово гастролировать. И потом, знаете, все это «популяризаторство» получается автоматически. Оно идет параллельно. Ты можешь даже не стараться, просто сам факт успешных концертов является лучшей популяризацией. Кроме того, поскольку я занимаюсь педагогикой, то даю мастер-классы, провожу симпозиумы, сижу в жюри, пишу статьи, разговариваю, делаю фестивали. Да, это можно назвать «популяризаторством», хотя я не занимаюсь этим специально — просто так получается.
— Помню, одной из первых ваших акций были «Уроки джаза с Даниилом Крамером». Эта программа шла на ОРТ. Там вы обучали телезрителей импровизации. Многие до сих пор учатся на этих уроках.
— Сейчас телепередачи выложены на youtube, я сам видел. Это первые попытки популяризировать джаз. И мне люди рассказывали, что когда куда-то уходили, оставляли включенным тогдашние видеомагнитофоны, чтоб записывать уроки, поскольку вообще ничего не было о джазе. Сейчас много материала, но я уже получил несколько предложений возобновить видеоуроки. Может быть, сделать их отдельно на видеодиске. Посмотрим.
— А импровизации можно научиться? Или вообще джазу без природного таланта, искры внутри нельзя научиться?
— Ничему нельзя научиться без какой-то искры внутри. Даже дворником хорошим нельзя стать. Если у тебя нет к этому предрасположенности, улица вечно будет грязная.
— Но ведь можно быть блестящим академическим пианистом и при этом не играть джаз?
— Можно — значит, нет предрасположенности. Но это не значит, что человек не сможет. Сможет, но хуже. Понимаете, простейший пример: каждый божий день миллион человек играет первую сонату Бетховена, и что? Все из них Горовицы (Владимир Горовиц — один из величайших пианистов в истории — Прим.ред.)? Но это же не мешает им играть первую сонату Бетховена, и ни у кого это не вызывает удивления. Да, пожалуйста, делайте! Дальше выяснится — кто Горовиц, а кто Гленн Гульд, а кто — никто. Понимаете, играть и импровизировать джаз может и должен каждый, потому что это неотъемлемая часть современной музыки. Человек, который считает себя музыкантом, уже не может обойтись без джаза. Также как человек, который считает себя джазменом, без классики не обходится. Эти жанры теперь составляют современную академическую музыку.
— Что касается современной музыки. Сейчас появилось множество разных направлений: рэп, транс, хаус. Вы наверняка их знаете. А как считаете, за такой музыкой может быть будущее?
— Не знаю, с утилитарными видами музыки происходят странные вещи. Какие-то из них остаются, если появляется личность, которая способна сделать такой жанр вечным. Французский дворовой шансон получил Эдит Пиаф и стал вечным. Венский вальс, уличный получил Штрауса и стал вечным. А вот, скажем, джига (джига — быстрый старинный британский танец кельтского происхождения — Прим. ред.) хоть и получила Баха, но она его слегка получила. И никто, как видите, джигу не танцует и не отплясывает. И менуэты тоже какое-то время были самыми модными, а теперь их просто воспринимают, как некий музыкальный жанр, скажем, внутри симфонии. Что будет с рэпом, хаусом — не знаю, не мне судить. Это зависит не только от самих течений, но и от тех личностей, которые их будут представлять.
— Сейчас музыкальный мир формируется следующим образом: личности появляются, благодаря полученным званиям и наградам.
— Не совсем. Личности появляются благодаря продюсированию, деньгам, контактам.
— И все же, как считаете, награды имеют большое значение для артиста, для того, чтобы выйти на большую сцену?
— Да. Если существует счастливое сочетание, когда награды и талант соответствуют друг другу — это замечательно, но это происходит не всегда. Иногда талант и награда друг другу не соответствуют. Получают награды разными способами, разные люди. Кто-то тешит свое тщеславие, кому-то нужно карьеру сделать, кто-то хочет «побронзоветь» как можно раньше. Люди они все разные. Лично у меня много наград, но, понимаете, когда выхожу на сцену, я же не наградами играю. И не за мои награды публика приходит на концерт. И мои награды меня не спасут.
— У вас немало и зарубежных наград, никогда не возникало желания уехать туда, где джаз куда более развит? Например, в США?
— Вы мне задаете сложный вопрос. С одной стороны, Россию пока еще нельзя назвать столь джазовой страной, как, скажем, Францию, Германию, Польшу, Соединенные Штаты, Англию. Россия менее джазовая. С другой стороны, если вы знаете о моих зарубежных наградах, то, наверное, знаете, сколько вложено мной в эту страну и в эту публику. И куда же я денусь — это же моя публика.
— А сегодня, как считаете, джаз в России может конкурировать с западным?
— Уже конкурирует, без всяких комплексов. И теперь уже большой вопрос — кто тут лучше играет. Уже далеко не каждый американец выдержит конкуренцию с хорошими нашими молодыми ребятами. У нас крепкие выросли парни.
— Если переходить к теме «Россия и мир», то не могу у вас не спросить, как у уроженца Харькова. У нас была единая страна Советский Союз, сегодня Украины является независимым государством. Тем не менее, наверняка у вас там остались родственники. Что сейчас происходит и как вы относитесь к информационной пропаганде Запада?
— У меня осталось несколько друзей. То, что я от них слышу, меня не радует. Я думаю, что мы с вами вообще не можем о чем-либо судить, поскольку, скорее всего, как и в любом другом конфликте, мы окружены ложью со всех сторон.
— Такая информационная провокация.
— Да, причем каждый гнет свою линию, но правда либо где-то посередине и ее не достать, либо ее там вообще нет. Есть вещи, в которых правых не бывает — только одни виноватые. У меня такое ощущение, что во всей этой истории нету правых, одни виноватые, а заложником стали два народа. Это чудовищно — нас сделали врагами! Я в жизни себе такого представить не мог. Это просто горе.
— Это действительно горе, 70 лет назад и русские, и украинцы воевали вместе. А теперь на Западе переписывают историю Великой Отечественной войны на свое усмотрение. Горько это видеть.
— Историю пишут те, кто победил. На самом деле я глубоко убежден, что реальную, настоящую историю человечества мы с вами не знаем и даже ее себе не представляем. Любая история пишется, во-первых, людьми, а они излагают свое мнение. Во-вторых, она пишется и переписывается десятки раз. Я понятия не имею, например, что такое российская история. Российская история написана изначально Миллером, затем — Карамзиным. Но это значит, что она написана иностранцами, которые хотели написать ту историю, которая нужна была для России в тот момент. А реально ли она, или это выдуманная история России, я понятия не имею.
— А как тогда учить детей, подростков, с какими идеалами, как воспитать у них патриотизм?
— Не нужно кричать «Ура, Россия!», нужно молча делать. И для того чтобы мы действительно любили нашу страну, мы должны знать, что наша страна любит нас. Что она любит наших стариков, что она любит наших детей, что она защищает нас от всего. Вы так можете сказать? Россия любит своих стариков? Россия защищает нас так, как положено защищать своих налогоплательщиков? Она защищает нас от коррупции? Она защищает нас от произвола гангстеров или коррумпированных полицейских? У нас неподкупный суд? Нам надо иметь причину любить свою страну. Я для нее работаю, я для нее играю, иначе я бы не оставался здесь.
— Но вы же любите Россию?
— Да, но любить ее нелегко.
