Стояла теплынь, хотя на календаре значилось только 26 апреля. На Крещатике цвели каштаны. Одно удивляло, что народ как-то суетливо мечется в разные стороны.
Поезд из Киева в Москву уходил поздно вечером. Командированный за инструментами механик винзилинского завода строительных конструкций и деталей Владимир Панкратов все задания выполнил, отчего бы не прогуляться. Сходил в кино, побродил по улицам. Стояла теплынь, хотя на календаре значилось только 26 апреля. На Крещатике цвели каштаны. Одно удивляло, что народ как-то суетливо мечется в разные стороны. Лишь в Москве Владимир услышал, что произошла авария на Чернобыльской АЭС. А так как срочную ему довелось служить в химических войсках, то он понял, отчего под Черниговым воздух был таким тяжелым. 17 июля его, старшего лейтенанта запаса, вызвали в военкомат.
— Вам сразу сказали, куда и зачем посылают?
- Да, не скрывали. Отобрали семь офицеров-резервистов. Мы все быстро прошли врачебную комиссию. В ТВВИКУ переодели, мы переночевали и наутро уже улетели самолетом, заполненным солдатами из Новосибирска. 19 июля прибыли в часть, которая располагалась километрах в тридцати от Чернобыля. Меня определили замполитом роты разграждения.
— А ваша семья знала об этой командировке?
- Нет, жена с детьми на тот момент были в отпуске в Москве, телефонов, как сейчас, тогда не имелось, да и произошло все очень стремительно — возможности предупредить не было.
— Они бродят по Москве и не подозревают, что у вас началось новая жизнь…
- Жара стояла страшная, больше 30 градусов. Нам выдали специально пропитанное обмундирование, оно липло к телу, и у многих быстро по коже пошли такие язвочки. Мы старались обходиться без этого обмундирования, по территории части ходили в майках, когда ехали на работы надевали «лепестки"-респираторы.
Интересно, что радиация, она как-то пятнами проявлялась — один дом может стоять совершенно «чистый», а соседний уже «грязный».
Какое-то время занимались строительством дороги от одной деревни до другой. 1 сентября получили приказ отправиться на дезактивацию кровли на самой станции. Едем по деревням — жуть берет. Дома добротные, занавески висят. И никого нигде. Редко-редко пробежит облезлая собака. У нас с собой были защитные костюмы, респираторы, противогазы. Но было понятно, что все это практически бесполезно. Свинец и тот набирал радиацию.
— Что вы делали на крыше? Как чистили и от чего?
- Надевали защитные костюмы и убирали графит. Солдат выпускали секунд на тридцать — лопату графита скинуть вниз. Старались беречь людей. Я померил дозу на крыше, она оказалась больше 1000 рентген. Генерал Тараканов велел дольше находиться на крыше — до трех минут: ему его дозиметристы всего-то 200 рентген намеряли. Но в реальности мы его не слушали и делали по-своему.
Так мы чистили крышу возле трубы реактора две недели. Вроде уберем, все хорошо, а он, реактор, опять «плюнет». И так он плевался графитовыми камнями примерно каждые шесть часов. Мы ворчали: «Ну, гад, опять за свое…»
— После этих полуминут куда солдаты бежали? А вы оставались дольше?
- Солдаты в бане мылись, переодевались. А я? Ну, конечно, оставался, минут по 30−40. Нас называли «биороботами» — мы выглядели как роботы в кино. Впрочем, настоящие радиоуправляемые роботы тоже были. Штуки четыре-пять. Их закупили в Германии, Италии и Японии. Но однажды началась гроза, и все эти чудо-машины на своих гусеницах заползли на крышу и встали, заклинило. Пришлось их лебедками вниз стаскивать. У кого, кстати, часы электронные на руке были, они тоже сразу ломались. Так что биороботы вроде нас оказались более надежными «конструкциями».
— Страшно было?
- Да. Но ко всему привыкаешь. Немного выпивали самогона, купленного в ближайшей деревне. Много не хотелось, невозможно это было. У нас крановщик один работал две недели, приехал с плохой характеристикой — алкоголик вроде как. Он получил большую дозу — 75 рентген. Уезжая, сказал, что все, больше пить никогда не будет. Если честно, то и прожил он после ликвидации совсем недолго. Так что точно выполнил обещание. (грустно улыбается).
— Вам как-то по-особенному платили?
- 120 рублей ежемесячно. Дома по справке получил единовременно 2500 рублей. Купили цветной телевизор, остальное прожили.
— Что вы делали как замполит и пригодилась вам там специальность механика?
- Каждый день проводил с бойцами политинформации, политзанятия. После этого шли на работы. Специальность механика никак особо не пригодилась. А вот военная оказалась кстати. Я служил в химических войсках на территории Германии — нас тогда очень прилично учили. Если знаешь, как беречься самому и беречь других, понимаешь риски, то не сделаешь тех фатальных ошибок, которые совершали тогда многие. Представьте, случалось, что люди поднимались на реактор и из любопытства заглядывали внутрь. А там было более десяти тысяч рентген. Сразу кровь носом. И все.
Или такой пример. При первом тушении пожара смена пожарных лила воду на реактор и не подозревала, что поднимающийся пар смертелен. Две недели только прожили после этого.
Тогда вообще мало кто представлял реальную опасность. Мы говорим с вами о пожарных, а я напомню о том, как начальство первое время заседало часами и не знало что делать: академик, первый заместитель директора ИАЭ им. Курчатова Валерий Легасов (позже застрелился), генерал Николай Тараканов, Борис Щербина…
— Тараканов — это тот, кто велел на крыше по три минуты работать. А Щербина наш, тюменский?
- Ну да. Генерал тогда руководил дезактивацией, задачи ставил, он, между прочим, сам химиком был по специальности. Он говорил председателю комиссии по ликвидации, заместителю председателя Совета Министров СССР Борису Щербине, что ему нужно время на подготовку или на выполнение работ. А Щербина в ответ, что 2 октября приезжает Михаил Горбачев и потому все должно быть вычищено и первый и второй блоки запущены. Самое удивительное, что все сделали к сроку. Но какой ценой. Так, через чистку крыши прошло 3,5 тысячи человек. Из них примерно половину сожгли на той крыше. При этом не разрешалось писать в документах, что человек получил больше 25 рентген.
— А на самом деле сколько?
- Нам в учетных карточках ставили ежедневную дозу 1,8 рентгена. Мы же свои слепые дозиметры (нельзя было на них увидеть цифры) носили на проверку к полковому радиологу Геннадию Павловичу. Он, кстати, из Тюмени был, из областной больницы. Он считывал показания по четыре рентгена.
— На вашем здоровье, Владимир Николаевич, это серьезно отразилось?
- Третьего октября вылетел из Киева в Тюмень. Через два года после командировки, мне тогда 37 лет исполнилось, определили на инвалидность. Удалили опухоль головного мозга. С палочкой ходил. Говорить заново учился. Жена учила, она у меня педагог. Спасибо ей…
— Какая у вас сейчас пенсия?
- С накрутками — 19 тысяч. Лекарства выдают. На курорт можно ездить, но я не хочу. Дома лучше.
— В 1996 году вас наградили Орденом мужества. Вы — председатель районной организации Тюменского района «Союз Чернобыля». В этом году в связи с 25-летием со дня аварии на Чернобыльской АЭС планируете какие-то мероприятия, награждения?
- 26 апреля будем вручать медали чернобыльцам. В нашей организации их 57 человек. Вдовам тоже вручим. МЧС планирует свои награды.
Все чернобыльцы соберутся в этот день у памятника Щербины. Потом отслужим молебен в часовне около колледжа искусств. После этого планируется митинг у памятного камня на улице Холодильная. Там развернется и полевая кухня.
— Вас привлекает МЧС для занятий? Вы так много знаете, да и опыт какой…
- Уроки мужества проводим в школах. Слушают очень внимательно. А в МЧС работают наши чернобыльцы, так что опыт действительно передается.
— Не снится Чернобыль в кошмарных снах?
- Редко. Смотрю сейчас, как в Японии поступают — у них жертв будет намного меньше. Правда, и реактор там совершенно другой. И организованы они не в пример нам тогда. Да и техника шагнула очень далеко.
В Чернобыле произошел выброс изотопов урана, йода, цезия, стронция, плутония — периоды полураспада колеблются от восьми дней до десятков лет, а у некоторых растягиваются и на миллионы лет. В Японии в основном выбросы йода (восемь дней) и цезия (20 дней).
— Не тянет побывать в Чернобыле спустя 25 лет? Сейчас даже есть специальные туры туда.
- Нет, не тянет меня. Я уже был в таком туре.
