Зрители - точнее, слушатели -получают от ведущих плееры с наушниками, карту и одну из царевен в проводники.
То, что произошло в печально известном доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге больше ста лет назад, Максим Иванов, 26-летний энергичный режиссер из Москвы, предлагает тюменцам пережить как близкий, личный, почти бытовой опыт. Он и уральский драматург Олег Богаев, в этом году написавший пьесу «Я убил царя». Премьера нового спектакля с одноименным названием (18+) в редком для Тюмени формате саунд-тревел прошла в Доме Печати.
Место для погружения, по словам режиссера, искали долго. Нашли тюменский «Концепт хаб» — почти маргинальное пространство, аккумулирующее для горожан неординарные идеи со всей страны. Темное, лишенное обычных примет человеческого жилья или официального публичного пространства, помещение был превращено в лабиринт. Каждый тематический уголок, в которые предстояло заглянуть зрителю, по числу участников постановки, звучащих в ваших наушниках, имел свои атрибуты. В уголке Ипатьева — пустой альбом со следами сорванных фотографий, старый сундук, диванчик, столик. В галерее журналиста газетные вырезки. У гимназистки — бумага и перья, ручки, карандаши. У пуделя — свечка, подушка и иконка. У официантки — кормили лапшой. У маляра разрешали красить и скоблить краску. У комиссара — рассматривать себя во множестве зеркал.
В спектакле, кроме актеров, могут принять участие одновременно около 50 человек, которые разделены на три группы — царская семья, гвардейцы и горожане. Они получают от ведущих плееры с наушниками, карту и одну из царевен в проводники. Та поможет включить нужный трек, укажет путь в лабиринте, для представителей разных групп стартовавший с разных точек. А дальше начинается… страшный опыт причастности к убийству.
Горожане, например, сразу попадают к тому самому Ипатьеву, чей дом реквизировали для размещения царской семьи весной 1918 года. «Это, конечно, лестно, что на твоем диване спит император, пусть бывший, но… — говорит в наушниках малознакомый, умерший много лет назад человек. — Жалко мне их? Мне жалко, что их убили в моем доме!»
Маленькие персонажи — мойщица, мучившаяся, замывая пропитанные кровью не крашеные доски пола в подвале после убийства; маляр, замазывавший в комнатах Романовых окна известкой, чтобы те не глядели на улицу; пудель, видевший чудовище с крысиной мордой, посаженный в мешок и после дворца поселенный в уличной будке; экзальтированная гимназистка, с вызовом оговорившая себя в убийстве; стрелочник на разъезде, бывший мясник, умело разрубавший привезенные ему тела, почти не задавая вопросов, — столкнулись с несправедливостью настолько большой, что не смогли ее рассмотреть, видели в происходящем что-то свое, маленькое, странное, частное. Обычное течение жизни, личные нужды, усталость, равнодушие, жажда славы, безнаказанность словно сделали героев постановки слепыми. Рефреном звучащий вопрос «Жалко вам Романовых?» каждый раз обнаруживает степень этой слепоты и равнодушия.
Прямая ассоциация — жители немецких деревень вокруг лагерей смерти, подрабатывавшие там, жившие своей обычной частной жизнью. Та же равнодушная, успокоенная жизнь.
Актеры «Ангажемента» проделали блестящую работу. Их голоса, почему-то практически не узнаваемые в записи, создают настолько реалистичные образы, что в какой-то момент слушателя затягивают в воронку времени. Ловушка срабатывает, и вы оказываетесь внутри истории. Частный, бытовой опыт подкрепляется обычными действиями, которые можно совершать на всем протяжении маршрута — писать на листках у гимназистки, закрашивать окна известкой или соскребать закрашенное лежащими тут же шпателями у маляра, есть суп (кстати, вкусный) у официантки, пить чай у стрелочника, перебирать фотографии у коменданта.
По словам режиссера, тюменская публика вела себя очень сдержанно, по сравнению с более опытной и раскованной московской. Участники постановки едва притрагивались к разложенным и расставленным интерактивам, красили слегка, скребли по чуть-чуть, почти не ели. А кроме того, никто, по крайней мере, в наш заход, не говорил с действующими лицами трагедии, которые печально бродили в лабиринте. По словам Максима Иванова, тоже бродившего среди погруженных в себя посетителей, с ними можно и нужно было разговаривать, они были готовы и ждали этого. Ну хорошо, в следующий раз.
Сам Максим Иванов, быстрым шагом переходивший из локации в локацию и словно поверявший работу механизма всего спектакля, кажется, остался доволен результатом. Следующий шаг — более привычная для актеров сценическая постановка по этой пьесе. Она идет на малой сцене «Ангажемента». Однако показы спектакли в формате саунд-тревел тоже продолжатся, но уже в январе, следите за расписанием.
«Этот материал дает важную тему — важную для меня. И, мне кажется, для всех нас, — комментирует режиссер. — Это некая слепота, которая присутствует, духовная слепота. Как говорят: не ведают, что творят. Вот это „не ведают“ в последнее время вижу очень часто в том, что происходит в стране, с людьми, и так далее».
Он отмечает, что вовсе не стремился кого-то оправдать, встать на чью-то сторону. «Моей задачей было явить именно вот эту слепоту, невЕдение, невИдение того, что происходит, что люди делают. Отсюда и такая форма спектакля, чтобы люди чувствовали свою причастность к истории», — рассказал он.
На узких столиках у входа всех новоприбывших и уходящих встречают и провожают головы манекенов. Когда ты входишь, это просто головы, когда покидаешь историю, — угадайте чьи. Простое демократичное пространство хаба и условный реквизит постановки сыграли на руку авторам — дали большое пространство воображению. Это, а еще огромная, в этот раз практически слепая вера «Ангажемента» в молодого режиссера («Спокойно! Все будет хорошо! Вы все увидите»), профессионализм артистов, беспощадная, обнажающая человека пьеса Олега Богаева — залог успеха постановки.
_Теперь ее можно посмотреть в более привычном для артистов и зрителей месте — на сцене. Например, сегодня. На момент публикации еще оставалось несколько незанятых мест._
