На тюменской сцене, кроме множества действительно смешных скетчей, зритель увидел нечто совершенно неожиданное - манифестацию, нешуточные страсти фактически с потерей человеческого облика, трагедию человека, обманутого в лучших устремлениях.
Взрывоопасную смесь психологического, комического, символического, площадного театра в эти выходные представили зрителям в Тюменском драматическом. Собственно, после ковидного перерыва их «Тартюф» стал большим театральным праздником и весомым поводом для встречи друзей, которые чаще всего в нашем не слишком крупном городе видятся — да! — в театральных стенах. Бесстрашно замешанное режиссером Александром Баргманом зелье наверняка станет для многих угощением не на один раз. Вот почему.
«Тартюф», написанный аж в XVII веке, — одна из самых часто ставящихся пьес мирового театра, и нашей страны в частности. Практически ежегодно в том или ином городе берутся за непростого мольеровского лицемера, словно всякий раз пытаясь докопаться до сути авторского замысла. И всякий раз оказывается, что еще есть о чем поговорить. Другими словами, оказалось, что в этой предельно прямолинейной истории нет дна.
Пьеса непроста от слова совсем. По классическим канонам, все действие, от первой сцены до развязки, происходит за небольшой срок в одном месте. Поэтому, в частности, о преступлениях главного героя зритель узнает не сам, наблюдая за проделками Тартюфа, а лишь со слов обличающих его оппонентов. Так сказать, все на одного. Воспринимать эти обвинения непросто, не имея особых доказательств перед глазами. Как-то даже неловко за рьяных обвинителей. И один только хозяин дома, человек, быть может, на фоне общего благополучия нуждавшийся в острых душевных переживаниях, защищает своего нарциссического гостя, благоволя одному ему в ущерб абсолютно всем своим домашним.
Все эти условные вводные приходится как-то принять.
А главное, что все попытки привести к равновесию изрядно накренившееся семейное судно приводят как раз к обратному результату. Поэтому, несмотря на хорошую мину, все действие стремительно катится к трагической развязке. И только невесть каким образом притянутый за уши королевский офицер спасает положение.
Не иначе фигура веры.
В угоду традиции, начатой самим автором, назвавшим свое произведение комедией, пьесу эту при всей ее неоднозначности ставили все-таки больше в комедийном ключе. Разыгрывались забавные скетчи в сценах ссоры влюбленных, демаршей взявшей волю служанки, давно ставшей главной движущей силой в доме, интригами шурина, эскападами юнца сына, подслушиваниями и подглядываниями. Но на тюменской сцене, кроме множества действительно смешных скетчей, зритель увидел нечто совершенно неожиданное — манифестацию, нешуточные страсти фактически с потерей человеческого облика, трагедию человека, обманутого в лучших устремлениях.
А теперь немого сумбурных впечатлений. Что удивило.
Кажется, под влиянием Александра Баргмана тюменские артисты приросли в блеске. Так, тонкая, хрупкая Наталья Никулина (Эльмира, жена Оргона) словно бы набрала женской мощи для роли соблазняемой жены и в своем красном одеянии стала как будто занимать на сцене гораздо больше места, не изменив своей хрупкости.
А Кристина Тихонова (Дорина, горничная Марианны), и так способная на сцене удерживать внимание, казалось бы, небольшими усилиями благодаря своей природной харизме, в этой постановке отрывается вовсю. Сцены с ее участием в первом действии спектакля вызывают в зале хохот и аплодисменты. Добрый гений дома, ее Дорина за словом в карман не лезет, успевает успокоить разбушевавшихся домочадцев, построить глазки Клеанту, брату Эльмиры (Александр Тихонов) и с переменным, правда, успехом, пытается привести в чувство хозяина дома Оргона (Сергей Скобелев). Можно спорить, но фактически она одна живет на полную катушку в этом страдающем по разным причинам семействе, и уже поэтому эта героиня достойна внимания.
И поскольку из песни слов не выкинешь, или выкинешь, но не все, основная тяжесть морализаторства пала на героя Александра Тихонова. Его Клеант является нам человеком мягким, несмелым, осторожным. И реплики свои актер произносит высоким, манерным голосом. Так же, изрядно напоминая знаменитого водевильного актера Игоря Дмитриева, тюменский Клеант ударяется в тяжелый флирт с Дориной. Но внезапно, по воле автора и режиссера, манера меняется, в голосе появляется фирменный Тихоновский металл. Риторические вопросы и обвинения повисают в воздухе. То есть на какое-то время герой комедии превратился в лозунг. И это было неожиданно.
А вот довольно длинный монолог Эльмиры во втором действии в нашей постановке превращается в пластический этюд, говорящий, думается, лучше слов. И здесь, по мысли режиссера, как раз и проявляется слабость злого гения, святоши Тартюфа (Николай Аузин). Появляющийся в скромном одеянии, он всюду ходит на цыпочках (вспомните уроки физкультуры, и у вас от воспоминаний сведет икры). И только в страстных сценах с Эльмирой, которые, вероятно, намеренно лишил слов режиссер, герой Аузина теряет всякую почву под ногами, передвигаясь, как кошка, прыжками и скользя по полу и по столам, прихотливо, по-змеиному, извивающимся в этой сценографии. Только разоблаченный, Тартюф встает уверенно, на всю стопу. И этот контраст проявляется сразу. Еще недавно скомканный, не смотрящий прямо герой сбрасывает личину.
Королевский офицер (Игорь Гутманис), спасающий семью и восстанавливающий статус кво, появляется как бог из машины, а точнее — как черт из табакерки. Неожиданно. Герой и ведет себя как кукла из марионеточного театра, с которого и началась история. Жесты преувеличены, гротескны. Как и реакция персонажей. И только растерянный, опустошенный, раздавленный перипетиями, которые ему за столь короткое время пришлось пережить, хозяин дома у Сергея Скобелева не теряет в этот момент реализма. Словно он предчувствует, что раунд между добрыми отцами семейства и тартюфами — не последний.
В доказательство на авансцене за празднующими нежданную победу героями наблюдает Тартюф, уже переодевшийся в современный костюмчик. Наблюдает, как показалось, со смешанными чувствами, вроде не без ехидцы и превосходства, читающегося в его расслабленной позе, но что у него в голове, понять сложно. Это и называется — смешанные.
Замечает его только оторопевший Пьеро (Егор Медведев), в тот момент закрывавший занавес. Этот неожиданный для мольеровской пьесы герой, стремящийся к бесплотности, а потому очень эффектный, присутствует на протяжении всего спектакля, появляясь сначала в белом, потом в красном, а потом и в черном, что, собственно, большого позитива финалу «комедии» не добавляет.
И самый ценный, наверное, момент в первый премьерный вечер был после того, как все огни погасли — возникла пауза, зрители замерли в ожидании, что реинкарнация святоши учинит что-то еще. И только потом раздались аплодисменты. Пауза между выдумкой и реальностью, между прошлым и настоящим.
Достаточно сумбура? Это вы еще весь спектакль не видели. А там, поверьте, еще больше поводов для смеха и удивления. Взять хотя бы пантомиму почти бессловесной Флипоты в исполнении яркой, колоритной Елены Махневой. В кривом зеркале Флипоты вся страсть Тартюфа, прожигавшая сцену до подвала и стоившая, собственно, герою положения и свободы, превратилась в смешной, безобидный каламбур.
А есть что-то поконкретнее?
Конечно. Итак, безусловные ценности, которые несет амбициозная, не без того, осенняя премьера Тюменского драмтеатра.
Если вы не видели «живого» Мольера, то есть, конечно, не его самого, а постановки его оригинальных пьес, где герои говорят в стихах, как в классическом «Тартюфе», то стоит прийти и, что называется, отметиться, поскольку возможность в Тюмени представляется нечастая. Так, с десяток видеозаписей спектаклей по этой пьесе вы без большого труда найдете в Сети, включая постановку Эфроса с незабвенными Калягиным и Любшиным в ролях соответственно Оргона и Тартюфа и музыкальный фильм Фрида с дуэтом Стржельчик — Боярский. Но пандемией доказано, спектакль, созданный для сцены, нужно смотреть из зрительного зала. Это раз.
Пьеса в тюменском театре поставлена бережно, близко к канону. При этом создатели решили углубиться в собственно историю и традиции эпохи, когда «Тартюф» создавался, тем самым явив оммаж создателю. Вот и два.
Отдельного торжественного упоминания, а быть может и отдельной выставки заслуживают потрясающие костюмы, созданные художником-постановщиком спектакля Еленой Жуковой. Не увидеть их было бы упущением. Это три.
Да, в основе своей «Тартюф» — классическая комедия, где хватает смешных положений и острых пикировок. И тюменские артисты делают честь материалу, умело отыгрывая эту непростую составляющую. Зал смеялся. А смех не подделаешь. Это было четыре.
Ну и сверхидея постановки, развивающая авторский замысел, актуализирующая его, случилась. При этом авторская группа оставляет довольно широкие возможности для ее интерпретаций, от появления кукольного, площадного театра перед основным действием и стороннего его наблюдателя, до декораций, кажущихся хаотичным набором кривых, которые умудряются в финале расколоть предложенный зрителю мир. Тут, как водится, единственного правильного ответа нет, поэтому прав будет каждый. Пять.
После первых показов в соцсетях раздались отзывы, отличающиеся восторгом, который часто сопровождает постановки театра, но довольно неконкретные. Вот до чего довел всех «Тартюф». Потеряли дар речи. И это объяснимо.
_Кстати, проверить впечатления вы можете прямо сегодня, в 18.00. Зал почти полон, но билеты еще остаются. Следующий показ — 23 октября. И всегда, слышите, всегда берите театральный бинокль, если сидите дальше седьмого ряда. Лица актеров видны, но эмоции неразличимы. Если вы не Соколиный глаз, конечно. Хотя что бы могло занести героя Марвелл на тюменский спектакль?_
_Фото Екатерины Христозовой_
