Пока в отремонтированных залах музея изоискусств идет монтаж постоянной экспозиции русской иконописи, пустоту одного из них скрасила выставка "Себя как в зеркале я вижу" – портреты и автопортреты из фондов музея. Небольшую подборку сочли в музее настолько незначительной, что не устроили даже "процедуры открытия", как это сейчас принято называть. Однако ...
Пока в отремонтированных залах музея изоискусств идет монтаж постоянной экспозиции русской иконописи, пустоту одного из них скрасила выставка «Себя как в зеркале я вижу» — портреты и автопортреты из фондов музея. Небольшую подборку сочли в музее настолько незначительной, что не устроили даже «процедуры открытия», как это сейчас принято называть. Однако посмотреть ее определенно стоит, хотя бы для того, чтоб лицом к лицу познакомиться с выдающимися тюменскими художниками. В музейной коллекции есть замечательный автопортрет Ивана Калганова (1845−1882) — жанровая сценка, в которой художник не столько показывает свое лицо, сколько позволяет заглянуть в свою повседневную жизнь. В небольшой комнатке есть все, что нужно для вдохновения — мольберт, любимая собака, стол с бутылкой вина и остатками ужина. О том, над чем работает художник можно догадаться лишь по разинутому рту и округлившимся глазам простоволосой девушки, заглянувшей в дверной проем, пока сам Калганов добродушно бомочет что-то собаке. Ну, а как выглядит художник, когда занят живописью? Губы поджаты, взгляд настороженный, любопытный, голова готова в секунду повернуться от модели к мольберту, чтоб перенести линию или блик на холст. Об этом мы узнаем, благодаря автопортрету молодого Александра Мурычева. А напротив висит его портрет работы Остапа Шруба — здесь перед нами уже состоявшийся художник, которого коллега увидел в ореоле святости. То есть, нимба на картине Шруба нет, но манера, в которой он изобразил Мурычева, жест которым он взмахивает кистью, да и фон, заполненный символическими вехами биографии героя — все наталкивает на мысль об иконе. Портрет и автопортрет живописуют биографию Юрия Юдина. На автопортрете — молодой человек, прозрачный и светлый, похожий на монаха. На портрете кисти Генриха Засекина — зрелый мужчина, охотник на привале, окруженный осенним пейзажем. Охотник за вдохновением. Борис Паромов изобразил себя на картине «Август» (1974) в декорациях Тюмени, в сюжете вроде бы статичном, но полном внутреннего напряжения. На автобусной остановке, на перекрестке ли, — посреди улицы стоят спина к спине девушка и молодой мужчина. Она — совсем девчонка, пластинку сжимает в руках, смотрит сквозь зрителя с надеждой, как будто пытаясь разглядеть в своем будущем что-то романтическое и многообещающее. Он стоит в полоборота, курит (наверняка, нервно!) и похож чем-то на поэта Бродского. Они стоят так близко, но неяркий августовский день, их жесты и фигуры внушают смутную тревогу. Если здесь речь о романе, то он, кажется, скоро кончится. Виктор Овчаров написал портреты основоположников тюменского живописного искусства Александра Митинского и Ивана Котовщикова. А самого Овчарова запечатлел Виталий Шилов. И этот портрет настоящего шестидесятника в красной полосатой рубахе, с бородой и трубкой вышел у маэстро Шилова куда живее и человечнее, чем все его коронные псевдо-исторические полотна. Как непросто писать портрет художника, показывает так и не законченный
