Сам сюжет, оформление спектакля, клоунские штучки, невообразимые в "серьезном" спектакле, складываются у Алесина в опыт абсурда, который может показаться тюменской публике шокирующим. Но как бы кто ни относился к форме, по сути спектакль получился интересным и полезным как для актеров, так и для зрителей.
Тюменский драматический театр сделал прощальный в 149-м сезоне подарок любителям экспериментов. На малой сцене появился спектакль по пьесе модного драматурга Максима Курочкина «В зрачке»: фантасмагория, хулиганство, бред и при этом очень интересный подход к театру.
Едва актеры тюменского театра драмы успели отыграть три первых показа спектакля, директор театра Владимир Коревицкий пригласил двух директоров французских театров посмотреть премьеру и оценить ее прокатные шансы во Франции. 20 июня на спектакле, который стал дипломной работой выпускника Российской академии театрального искусства Юрия Алесина, присутствовали Ален Молло — директор и режиссер театра им. Ромена Роллана (г. Вильжвиф — пригород Парижа) и еще четырех театров, расположенных в восточных округах Парижа, Жеральд Шателен — директор и режиссер театра г. Фонтене о Роз и помощник месье Эдвара де Дюмле, директора «Французского Альянса в Екатеринбурге», общественной организации, которая занимается культурными и образовательными программами, в рамках деятельности МИД и министерства культуры Франции. Гости увидели спектакли «В зрачке» и «Сторож». По словам Владимира Коревицкого, «Сторож» вызвал более глубокую заинтересованность, были отмечены актерские работы. В совместных планах — рассмотрение возможности участия спектаклей в одном из фестивалей Франции или гастролей. Но это решится не ранее сезона 2008−2009.Судя по всему, визит иностранцев несколько расстроил ансамбль «В зрачке» — играли слабее, чем, скажем, на финальных репетициях, упускали нюансы, сбивались в репликах. Да и вообще спектакль выглядит сыроватым, есть еще «заваленные» эпизоды — звучащие натянуто, фальшиво или вовсе проскакивающие без должного внимания. Но это мелочи по сравнению с позитивным зарядом, который Алесин придал актерам. То, как он уже заставил их работать, наводит на непривычную мысль, что спектакль «дозреет», даже и в отсутствие режиссера. Для меня настоящим открытием стал в этой постановке Владимир Ващенко. Допросник-Ботаник — как доброе вино, у него есть «букет», есть оттенки вкуса, благородство. Ващенко нет нужды переигрывать партнера, паутину «навязчивой благожелательности» он плетет блестяще ненавязчиво и очень точно.
Ключ к роли нашел и Алексей Иноземцев (Николай). И это уже не картонный персонаж второго плана, из тех, что часто достаются Алексею на большой сцене. Это интересный герой — с характером, с чувством юмора, обаятельный и склонный к рефлексии. Есть ощущение, что работай Иноземцев постоянно с режиссером стиля Алесина или Виктора Рыжакова, поставившего «Игры на заднем дворе», он мог бы стать настоящей театральной звездой вроде Евгения Миронова. Вообще, режиссер сделал удачный кастинг, он как будто заглянул театру в глаза и увидел обычно скрытые достоинства. Нехарактерную для себя роль примеряет Ольга Игонина. Нюра — мечтательная барышня, химик и лирик в одном лице. Небольшой диалог Николая и Нюры становится единственным реалистичным «якорем», но уже в нем задаются правила игры. Игры Мужчины и Женщины, игры с реальным и придуманным, в которых придуманное может оказаться важнее реального. Очень уместно применены жеманство и женские чары Татьяны Телегиной (Дама): «Да, я самка…».Манеры Геннадия Куцана забавно контрастируют с его ролью, как ни старается Боксист выглядеть безмозглым силачом, стать и голос выдают деликатного и даже застенчивого джентльмена. Валерий Рябков получил возможность напомнить, что он хороший актер и может играть не только deus ex machinа. Его Кормист — деловитый человечек, жизнерадостный и настроенный философически оптимистично. Роль Философа с видимой легкостью раскусывает Сергей Белозерских. Абсурдные пассажи, созданные совместными усилиями Сигизмунда Кржижановского, Максима Курочкина, Юрия Алесина и художников Владимира Мартиросова и Анастасии Глебовой, он воплощает так естественно, что зритель переключается на эту странную, фантасмагорическую реальность, в которой люди превращаются в воспоминания, питаются бровями и трицепсами полузабытых товарищей и глушат неизвестную жидкость из самогонного аппарата, похожего на некий внутренний орган. Накал безумия нарастает. Странная ситуация, похожая на сон — человек попал в глаз любимой и встретил там довольно энергичные воспоминания о других мужчинах, — становится все более дикой. Николай решает устроить бунт против всего глазного мироустройства, и вот уже заваривается невероятная каша, появляются плавательные круги-утята, а из глубин глазного тела, почти вросший в плоть женской памяти (очень правдоподобно вросший, художник не изменяет своему пристрастию к натурализму) появляется Первый. Сергей Скобелев, конечно, пережимает чуток со слезливостью, но в целом и его застенчивый, чуть заикающийся персонаж способен задеть за живое. У Курочкина финал дает хоть какую-то опору разуму: Николай просыпается и немедленно покидает Нюру. Уходит. Навсегда. Но Алесин не дает публике шанса очнуться от сонного бреда — прощальные слова говорит не только Николай, но и вся разномастная братия, выбравшаяся со слезами (кровавыми слезами?) из зрачка Женщины. Затем следует кичевый парад-алле, в котором персонажи наперебой исполняют отрывки из модных и классических песен про глаза. Сам сюжет, оформление спектакля, клоунские штучки, невообразимые в «серьезном» спектакле, складываются у Алесина в опыт абсурда, который может показаться тюменской публике шокирующим. Но как бы кто ни относился к форме, по сути спектакль получился интересным и полезным как для актеров, так и для зрителей. А малая сцена подтвердила свой статус прибежища интеллектуалов-экспериментаторов.
