Тобольск встретил Романовых все же как царскую семью.
Иные екатеринбуржцы переживают, когда их город называют городом, убившим царя. Зря они. Известно ведь, что большевики не царя убили, а гражданина Романова, которым и стал Николай II после своего отречения от престола в ночь со 2-го на 3-е марта 1917 года. Ну, а Тобольск, известное дело, — город, приютивший царя. Пусть и вчерашнего, зато последнего российского самодержца.
Смотрите, кто приплыл!
От власти последний русский царь отказался спокойно. Потому что знал приговор, вынесенный врачами наследнику престола Алексею: болея гемофилией, он доживет только до шестнадцати лет. На момент сложения царских полномочий Николаем II цесаревичу было без пяти месяцев тринадцать лет. И он, и папенька с маменькой и четырьмя сестрами проживали в Царском селе, когда стоявший во главе Временного правительства Александр Керенский решил удалить вчера еще венценосную семью подальше от столицы. Все бы сложилось замечательно, отправься они в Англию, к двоюродному брату Николая королю Великобритании Георгу V. Но бывший царь выбрал русский Крым. «Временные» же подумали, что поезд с царской семьей, идущий по охваченному гражданской войной югу России, может быть отбит («белыми»), а может быть и уничтожен («красными»). Так Крым был заменен на исконно ссыльный русский край — Тобольск.
_Николай Романов с дочерью Марией, под арестом в Александровском дворце, 1917 год. царская семья. рф_
Город встречал Романовых все же как царскую семью. Вместе с Николаем Александровичем, Александрой Федоровной и пятью детьми в Тобольск заехало 40 человек обслуги и охраны. Едва ли не все тобольское население выстроилось на пристани и вдоль деревянного тротуара, ведущего к губернаторскому дому. Там прибывшим предстояло жить, туда их, будучи еще в Санкт-Петербурге в царском дворце, приглашал последний Тобольский губернатор Николай Александрович Ордовский-Танаевский. Приглашение тогда было принято, но теперь в Тобольск приехали не гости, а узники. Речной поезд из трех пароходов пришвартовался к местной пристани, залив волной зевак.
_Николай Романов в августе 1917 года. mtdata.ru_
«В воскресенье, 6 августа, около четырех часов дня, — писал местный „Сибирский листок“, — к Тобольску прибыли пароходы — казенный „Тюмень“, Западно-Сибирского товарищества „Русь“ и томский „Кормилец“ с одной баржей. У пристани толпилась масса народа, так как в Тобольске давно все знали, что здесь назначено местожительство бывшего императора. Приезда их ждали еще ночью 5 августа, но пароход запоздал. На пароходе „Русь“ находилась вся семья бывшего императора… Видевшие их поражаются благодушным и веселым видом самого Николая; Александра Федоровна имеет крайне болезненный вид, ее вывозили из каюты на свежий воздух в кресле; сын Алексей — болезненный на вид мальчик в солдатской шинели с ефрейторскими погонами; дочери острижены низко, под гребенку после недавней болезни, одеты очень просто. Во время остановок парохода возле пристани для разгрузки все дети выбегали на поле и рвали цветы. Бывший император, очевидно, помнил Тобольск, потому что на подходе к городу он был наверху и показывал детям видневшиеся здания, но едва пароход поравнялся с лесопилкой Печокас, вся семья удалилась в каюты и не показывалась во время причала парохода. Собравшаяся на пристани публика состояла в большинстве своем из молодежи и обычных фланеров по нашему „проспекту“ — Абрамовской (теперь улица Декабристов. — _Прим. ред._). Публика держала себя спокойно и прилично. Близко видеть приезжих никому не удалось, так как все они оставались еще 7-го августа на пароходе ввиду того, что отведенная им квартира была заново окрашена, и не успел еще выдохнуться запах краски».
_Губернаторский дом в Тобольске. Смена караула. 1917 год. Фото Жильяра, сделанное с балкона дома Корниловых. pastvu.com_
Спустя неделю слуги уложили еще не упакованные вещи, и Романовы с детьми в сопровождении всех необходимых провожатых отправились смотреть подготовленное жилье. По всему пути следования стоял конвой. Все шли пешком, кроме ехавшей в пролетке гражданки Романовой с одной из дочек: Александра Федоровна маялась ногами. Завершала процессию пара… пулеметов. Улица была немноголюдна, ибо тоболяки не знали о времени переезда высоких гостей. В полдень у «царского» дома отслужили молебен, батюшка окропил святой водой комнаты, и новые жильцы заселили предоставленные им апартаменты.
Теперь там музей царской семьи. Этот бывший дом Ордовского-Танаевского был еще и вместилищем чиновников от советской власти, по праздникам мимо него шествовали колонны краснобантных строителей коммунизма. И при нахождении там «царей», и прежде, и после них дом слыл самым лучшим благоустроенным зданием Тобольска. Внутри — восемнадцать просторных светлых комнат, электричество и водопровод. Романовым достался второй этаж, на первом разместилась прислуга и охрана. В подвале дома находились кухня и кладовые.
Стоящий рядом с «царским» домом особняк знаменитого купца Корнилова заняли представители свиты, а также комиссар Временного правительства и командир конвойного отряда гвардии полковник Кобылинский, раненный на Первой мировой. Пребывавший с ним в Тобольске комиссар «временных» Панкратов высказывался о нем, что тот ни к каким партиям не принадлежал, был «благородным и честным по природе, воспитанным и развитым, всюду проявлял такт и достоинство, трудолюбие и бескорыстие, завоевывал к себе доверие и уважение».
Сам Панкратов прибыл в Тобольск 1 сентября 1917-го, получив от Временного правительства комиссарство «по охране бывшего царя Николая Александровича Романова, его супруги и его семейства». Покидая Петроград, Панкратов получил инструкцию, в которой говорилось, что он «…является полномочным представителем Временного правительства во всем том, что относится к его компетенции. Имеет право устанавливать порядок охраны бывшего царя и его семейства, поскольку это допускается инструкцией, данной по сему предмету Временным правительством».
Также в инструкции указывалось, что «комиссар имеет право делать указания лицам, которым вверена охрана бывшего царя и его семейства, по поводу порядка охраны, ставить им на вид отступления от установленного порядка и, в случае серьезного нарушения ими правил охранения, устранять их от исполнения обязанностей, донося об этом немедленно Временному правительству в лице министра председателя. В случае нарушения чинами воинского караула своих обязанностей, комиссар извещает об этом коменданта помещений, занятых бывшей царской семьей, на предмет принятия мер к недопущению в дальнейшем нарушений правил караульной службы. Если комиссар получит сообщение по поводу нарушения чинами воинской гарнизонной службы по караулу города Тобольска, он сообщает об этом соответствующему начальству чинов караула на тот же предмет. Комиссар имеет право проверки караулов как помещений, занятых царем и его семейством, так и в г. Тобольске. Обо всех серьезных нарушениях караульной службы, в случаях их повторения, он немедленно доносит Временному правительству в лице министра председателя и сообщает командующему войсками Омского военного округа. Комиссару принадлежит право удалять из помещений, занятых бывшей царской семьей, лиц свиты и прислуги, находящихся в настоящее время в этих помещениях».
Документом устанавливалось и принадлежащее исключительно комиссару «право просмотра переписки, адресованной членам бывшей царской семьи, а также и отправляемой ими». Так, «задержанная переписка направляется им министру председателю. Комиссар по соглашению с местными властями устанавливает порядок надзора и регистрации лиц, прибывающих в город Тобольск и отъезжающих. Комиссар два раза в неделю телеграммами посылает министру председателю срочные донесения, а также извещает обо всех экстренных обстоятельствах. Всем гражданским и воинским властям надлежит оказывать комиссару всяческое содействие, а комиссару в экстренных случаях предлагается принимать все меры, кои он найдет нужными».
Заметно по инструкции, что комиссар безмерно владел судьбами вчерашних царственных особ. Учитывая, что при царской власти он 15 лет просидел в «одиночке» Шлиссербурга и 27 (!) пробыл на каторге и в Якутской ссылке, комиссар Панкратов должен был ненавидеть Романовых. Но он, написавший позже книгу воспоминаний «С царем в Тобольске», не позволил себе ни слова упрека в адрес семьи последнего русского императора.
_Романовы. Тобольск, 1917 год. swarog.ru_
Все, кроме вчерашней царицы, были ему симпатичны. «Не знаю, какое впечатление произвел я, — пишет комиссар „временных“ о первой встрече с царской семьей, — но что касается меня, то первое впечатление, которое я вынес, было таково, что живи эта семья в другой обстановке, а не в дворцовой с бесконечными церемониями и этикетами, притупляющими разум и сковывающими все здоровое и свободное, из них могли бы выйти люди совсем иные, кроме, конечно, Александры Федоровны. Последняя произвела на меня впечатление совершенно особое. В ней сразу почувствовал я что-то чуждое русской женщине».
Бывший царский каторжанин следил, чтобы с господами Романовыми обращались корректно, чтобы у них всего хватало для нормального проживания. Отряду, охранявшему царя, он внушал с первого дня: «На нас возложено ответственное дело пред родиной до созыва Учредительного собрания, которое решит дальнейшую судьбу бывшего царя, вести себя с достоинством, не допуская никаких обид и грубостей с бывшей царской семьей. Всякая бестактность с нашей стороны только легла бы позором на нас же. Грубость с безоружными пленниками не достойна нас…»
_Ольга Николаевна и Алексей с собакой семьи Джоем. 1918 год. i.pinimg.com_
Об авторе этих строк комиссаре Временного правительства Василии Панкратове прислуга «царской» семьи отзывалась по-доброму. Вот, например, няня детей,
Христа ради, царю на пропитание
В Тобольске Романовы старались придерживаться привычного им уклада жизни. В 8.45 они пили утренний чай — глава семейства со старшей дочерью Ольгой у «себя» в кабинете, остальные дети в столовой бывшего губернаторского дома. До 11.00 бывший царь работал у «себя», опять же, в кабинете. Затем отправлялся во двор, где занимался каким-то физическим трудом, чаще — пилил дрова, временами — на пару с сыном Алексеем. Все дети, кроме Ольги, учились, с часовым перерывом. В 13.00 подавали завтрак, после которого все шли на воздух — во двор или на балкон. С 16.00 до 17.00 Николай Александрович преподавал Алексею историю. В 17.00 пили чай. Далее бывший царь уходил к себе, а дети занимались уроками. В 20.00 был обед. Потом все собирались вместе. Общались, читали, репетировали пьески на английском и французском. В 23.00 вновь пили чай, после чего расходились по комнатам.
_Губернаторский дом в начале XX века и сто лет спустя. i.pinimg.com_
Таким день был у всех тобольских узников, кроме Александры Федоровны. Будучи нездоровой, она редко спускалась со второго этажа в столовую. Ее день проходил в преподавании детям некоторых предметов, занятиях живописью, рукоделием, чтением. Бывшая царица неважно знала русский язык, плохо говорила и читала на нем, предпочитая книги на немецком и французском.
Еще вчера владетельные господа огромной империи, Романовы сделались теперь затворниками крохотного мирка. В нем оставался лишь дом с балконом и небольшим садом, где вяло текли день за днем, неделя за неделей. Ужаснее всего была неизвестность… Хотя были и более приземленные заботы, такие как… безденежность некогда богатейшей семьи Европы. Своих средств у Романовых была в ссылке самая малость, основные находились в банках Англии и Германии и, конечно, были недоступны. Их хозяева содержались теперь на средства Временного правительства, но очень скоро оказалось, что средств этих не хватает, ибо новые правители России перестали отправлять деньги не только узникам, но и на содержание охранного отряда.
Их командир полковник Кобылинский вспоминал, что «…деньги уходили, а пополнений мы не получали. Пришлось жить в кредит. Я писал по этому поводу генерал-лейтенанту Аничкову, заведовавшему хозяйством гофмаршальской части, но результатов никаких не было. Наконец, повар Харитонов стал мне говорить, что больше „не верят“, что скоро и отпускать в кредит больше не будут». Дошло до того, что командир конвоиров их бывших величеств пошел с шапкой по Тобольску, прося денег на содержание экс-государя и его семейства. Конечно, деньги он нашел под вексель представителей свиты Татищева и Долгорукова, прося их «молчать о займе и не говорить об этом ни Государю, ни кому-либо из Августейшей семьи».
Глава Временного правительства Александр Керенский позже уверял: «О том, что они терпели в Тобольске нужду в деньгах, мне никто не докладывал». Видимо, Александр Федорович лукавил, ведь ему самому уже наступали на пятки новые события российской жизни. 24 октября 1917-го он выступил во «временном совете республики… с сообщением относительно попыток большевиков захватить власть и вызвать гражданскую войну».
Уже на второй день после свершения октябрьской социалистической революции в Тобольск пришла телеграмма, сообщавшая новости. Романовы узнали о всколыхнувшем страну новом перевороте через несколько дней. Властвовавший в городе Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов не принял вооруженное восстание большевиков, называя его гнусной изменой родине и завоеванной свободе и ударом в спину проливающей свою кровь армии.
Газета «Известия Тобольского Временного комитета Общественного спокойствия» писала, что «…власть большевиков — власть антинародная». Тем не менее, эта власть свое брала во всех сферах. «Узнали, — пишет Николай Александрович, — что на почте получено распоряжение изменить стиль и подравняться под иностранный, считая с 1 февраля,
В самый день рождения Красной армии, 23 февраля 1918-го, командир конвоя Кобылинский получает телеграмму от большевистского правительства о том, что «у народа нет средств содержать царскую семью». То есть, Советская власть дает им квартиру, отопление, освещение, солдатский паек — и все. Дальше — сами. И первое, что пришлось сделать, это уволить 10 служащих. Совсем не царским стало питание Романовых. Николай Александрович записал в дневнике: «Приходится нам значительно сократить наши расходы на продовольствие и прислугу, так как гофмаршальская часть закрывается с 1 марта и, кроме того, пользование собственными капиталами ограничено получением каждым 600 рублей в месяц. Все эти последние дни были заняты высчитыванием того минимума, который позволит сводить концы с концами».
Те из горожан, кто сочувственно относился к узникам Тобольска, буквально говоря, стали подкармливать вчерашних властителей России. Недавний царь пишет: «…в последние дни мы стали получать масло, кофе, печенье к чаю и варенье от разных добрых людей, узнавших о сокращении у нас расходов на продовольствие. Так трогательно!» Особо отмечалось обеспечение продуктами царской семьи монахинями подтобольского Иоанно-Введенского монастыря.
Впрочем, народная поддержка царя-батюшки была каплей в море. В конце концов, сердобольные тоболяки в массе своей не были богатеями и не могли долго содержать вчерашнее венценосное семейство. Командир охраны Кобылинский вспоминал, что «это была не жизнь, а сущий ад. Нервы были натянуты до последней крайности. Тяжело ведь было искать и выпрашивать деньги на содержание царской семьи. И вот когда солдаты вынесли постановление о снятии нами, офицерами, погон, я не выдержал. Я понял, что больше нет у меня власти, и почувствовал полное свое бессилие. Я пошел в дом и попросил Теглеву (няню детей) доложить Государю, что мне нужно его видеть. Государь принял меня в ее комнате. Я сказал ему: «Ваше Величество, власть выскальзывает из моих рук. С нас сняли погоны. Я не могу больше быть Вам полезным. Если Вы мне разрешите, я хочу уйти. Нервы у меня совершенно растрепались. Я больше не могу». Государь обнял меня одной рукой. На глаза у него навернулись слезы. Он сказал мне: «Евгений Степанович, от себя, жены и детей я Вас прошу остаться. Вы видите, что мы все терпим. Надо и Вам потерпеть. Потом он обнял меня, и мы поцеловались. Я остался и решил терпеть».
Конечно, кроме охранявшего его семью Кобылинского, Романов-старший все лучше понимал и его подчиненных, и большевиков, и ситуацию в «несчастной родине, терзаемой и раздираемой внешними и внутренними врагами…» Бывший государь все больше утверждался в мысли, что «…все-таки никто как Бог! Да будет воля Его святая!.. А что еще ожидает нас всех впереди! Все в руце Божией! На него только упование наше… Тишина вокруг кажущаяся. Даже в таком действительно тихом городке, как Тобольск».
Поехав туда, не зная куда
А в этом «тихом городке» множились слухи о якобы готовящемся побеге царской семьи из заточения. Будто бы тайными путями-дорогами в Тобольск прибыл отряд преданных государю офицеров. Они, дескать, подготовили яхту, которая вывезет пленников по Иртышу и Оби через северный морской путь в Англию, к кузену Николая Георгу V. Поговаривали даже, что заодно с этими офицерами был и епископ Тобольский и Сибирский Гермоген. Что он, мол, «увезет государя с семьей на стоявшей под парами рядом с городом «Святой Марии».
Всякие разговоры ходили тогда по городу, и он бурлил этим. Но все оказалось гораздо прозаичнее. И семью, и свиту, и обслугу решили по тогдашней коммунальной моде уплотнить для расселения там вновь прибывшего отряда с комиссаром и новой инструкцией для узников. Николай написал в своем дневнике 1 апреля: «Сегодня отрядным комитетом было постановлено, во исполнение той бумаги из Москвы, чтобы люди, живущие в нашем доме, тоже больше не выходили на улицу,
Словом, дополнительно заявилось в Тобольск войско в сотню красноармейцев из Омска. Почти в то же время прибыли бойцы из Тюмени и Ишима. В большинстве своем это были разнузданные, разгоряченные разбойничьими победами рубаки. Между тюменскими и омскими боевиками-ленинцами начался конфликт, доходило и до вооруженных столкновений. Тоболяки отмечали, что чуть более порядочно вели себя на городских улицах омичи. Тюменцы же проявляли грубость и распущенность. Сказалось, наверное, что Тюмень получила тогда статус губернского города, каковым до этого двести лет кряду был Тобольск. Позже они отправились восвояси. Их, впрочем, сменили полторы сотни «красных» из Екатеринбурга.
Командовал уральцами 23-летний матрос-балтиец Павел Хохряков. Между ним, его отрядом и омичами возникло непонимание насчет ближайшего будущего Романовых. Пока они судили и рядили, Москва прислала приказ вывезти их из Тобольска. С приказом прибыл комиссар Яковлев, который должен был обеспечить переезд бывшей царской семьи в Екатеринбург. Но болезнь экс-цесаревича привела всех к решению, что часть семейства останется в Тобольске до его выздоровления.
И вновь из дневника Николая Александровича: «После завтрака Яковлев пришел с Кобылинским и объявил, что получил приказание увезти меня, не говоря, куда. Аликс решила ехать со мной и взять Марию; протестовать не стоило. Оставлять остальных детей и Алексея — больного да при нынешних обстоятельствах — было более чем тяжело! Сейчас же начали укладывать самое необходимое. Потом Яковлев сказал, что вернется обратно за Ольгой, Татьяной, Анастасией и Алексеем и что, вероятно, мы их увидим недели через три. Грустно провели вечер; ночью, конечно, никто не спал».
В тот вечер они, наверняка, думали о переезде в Москву, а то и в Крым, к бывшей императрице Марии Федоровне. Возможно, говорили и об Англии, о кузене и двоюродном дядюшке Георге…
_Царская семья на яхте «Штандарт», 1911 год. e-news.su_
Двести с лишним верст до Тюмени добирались на лошадях. «Царские» провожатые потом докладывали в Москву, что «на первой тройке везли пулемет, вторая шла с конвоем. На третьей сидели „царь“ с Яковлевым, на четвертой были „царица“ с доктором Боткиным, пятая везла бывшую великую княжну Марию, следующая — прислугу, еще одна — конвой. Еще был конвой верховой». По прибытии в Тюмень все Романовы с доктором и частью прислуги были посажены в спецпоезд, шедший до Екатеринбурга.
Спустя некоторое время тот самый корабль «Русь», что привез семью в Тобольск, вывез на Урал из бывшей сибирской столицы оставшихся ее членов. На смерть, конечно. И это уже другая история.
_
_При подготовке публикации использовались материалы изданий:
_На заглавном фото Николай Романов с сыном Алексеем. Тобольск, 1918 год. imageup.ru_
