Бедность и нищета детских лет явились для будущего подвижника подлинной школой жизни.
Родившийся в семье Парвицких мальчик поначалу едва дышал. Поэтому сразу после крещения в белой крестильной рубашонке был положен под иконы умирать. Но при всей мрачности прогнозов младенец выжил. Много позже, в Тобольске осознав свое призвание, он станет известен как владыка Макарий (Невский), просветитель Алтая, митрополит Московский и Коломенский.
А хлебушко возьми да кончись…
Семья Парвицких, где родился младенец, названный Михаилом, обитала во Владимирской губернии. Жили впроголодь. Позже владыка Макарий вспоминал, как он маленький остался с братьями-сестрами на несколько дней без родителей, отлучившихся за снедью в город, «а хлебушко-то, оставленный нам на пропитание на несколько дней, возьми и да кончись… Жили бедно, очень даже. Вот и питались, чем Господь давал». И без того сложное положение Парвицких ухудшилось после пожара, в котором сгорел их дом. Несколько месяцев многодетная семья жила в тесной сторожке при церкви, где отец семейства Андрей Парвицкий служил пономарем.
Епископ Арсений (Жадановский), хорошо знавший владыку, писал о той духовно-нравственной атмосфере, в какой он воспитывался: «Родители Михаила, при всей своей нищете материальной, были богаты благочестием. В строгости христианской воспитывали они детей. Родительская молитва, особенно материнская, укрепляли и защищали их».
С первых лет жизни Михаил был связан с храмом, и эту свою кровную связь с церковью позже владыка вспоминал подробно: «Вот теперь передо мной как живые встали картины моего раннего детства… Вот этот клирос правый, здесь я помогал своему отцу петь. А здесь я разжигал кадило. Как живую я сейчас вижу свою мать, стоящую рядом с нищими. И как она горячо всегда молилась, и меня, тогда еще малютку, нередко ставила рядом с собой и заставляла преклонять колена во время молитвы. Помню, как я горячо однажды взывал к Богу со своей просьбой послать мне тулупчик, так как по бедности родителей я не имел теплой одежды, и Господь послал мне. Рос я хилым и слабым ребенком, и мне многие предрекали раннюю смерть. Да и смерть дважды хватала меня в свои холодные объятия: однажды я полузамерз на льдине, а в другой раз был убиваем разбойниками. Но молитва матери спасла меня от напрасной смерти, и по ее молитве я стал тем, чем есть теперь».
Бедность и нищета детских лет явились для будущего подвижника подлинной школой жизни. Благодаря родительскому благочестию Михаил научился с христианским терпением переносить жизненные лишения. Одна из его архипастырских проповедей имеет поучительное название: «Не всякий богач будет осужден и не всякий бедняк будет награжден». Это обращение к пастве заканчивается призывом: «Братие! Будем чаще вспоминать притчу о богатом и Лазаре, чтобы не видеть горькой участи первого и удостоиться за терпение и смирение вместе со вторым, и удостоиться быть не с Авраамом только, но с Самим Христом в раю».
Побуждаемый крайней нищетой и желанием из пономаря сделаться дьяконом, отец горемычного семейства решился оставить родные места и переселиться в далекую Сибирь. Путь до ее столицы Тобольска был очень трудным. И хотя отец желаемого места не получил, переезд этот был важным событием в жизни сына Михаила. Именно в Тобольске у него родилось горячее желание поехать миссионером на Алтай. А для начала он поступил в Тобольскую духовную семинарию.
Семья же подалась дальше, в Томскую епархию, и мальчик остался один. У него появилась тяга к уединению, многочасовому чтению Священного Писания, творения святителя Тихона Задонского и преподобного Ефрема Сирина, жития преподобного Серафима Саровского. Кроме семинарии и храма, Михаил нигде не бывал. Это дало ему возможность сохранить душевную чистоту. Хотя, от усиленных занятий и неумеренного постничества силы юного аскета оказались настолько подорванными, что он сильно заболел и, не в первый раз, был близок к смерти. Но смог поправиться, хотя болезненная слабость и недомогание были его постоянными спутниками.
«…Не уклонюся от пути миссионерства»
В 1854 году Михаил окончил Тобольскую духовную семинарию вторым по разрядному списку. Столь серьезные успехи давали ему возможность продолжить учебу в столичной Духовной академии. Однако, побуждение способного юноши продолжать изучение богословских наук уступило горячему желанию жертвенного служения Богу и людям. Об этом вспомнил он через тридцать лет в слове, сказанном им при наречении его в епископа Бийского: «Не суждено было мне уготовиться к высокому служению святительства в высшем святилище наук, хотя было звание к тому и раз, и два. Смею думать, что не случайно, но промыслительно было сие, да не уклонюся от пути миссионерства, мне предназначенного и душею моею от юности излюбленного; ибо еще на школьной скамье мысль о миссионерстве занимала меня. Известия об апостольских трудах патриарха российского миссионерства влекли сердце мое к алеутам американским; но Промысл Божий, случайным разговором со мной одного из присных моих, указал мне путь к алеутам алтайским, в Алтайскую миссию, где и обретен мною мир душе, томившейся исканием пути, в онь же пойду»… «Тридцатилетняя жизнь на Алтае была для неопытности моей той академией миссионерства, какую некогда открыть предполагалось в центре России…»
Современник митрополита Макария св. равноапостольный Николай Японский, сам на заре жизни избравший путь миссионера, лучше других мог оценить это решение. «В тот период ранней молодости, когда человек лишь только получает способность к самоопределению, Вы определили себя на служение Миссии», — писал он в 1911 году Макарию, бывшему тогда уже архиепископом соседнего с Тобольском Томска.
В феврале 1855 года Михаил был принят в Алтайскую миссию в звании учителя и миссионерского сотрудника. По его свидетельству, ему, молодому труженику, было явление основателя миссии архимандрита Макария (Глухарева), прославленного теперь в лике святых. Сам Владыка в письме к орловскому протоиерею Илье Ливанскому рассказал об этом так: «Я, грешный, в первый или второй год по поступлении в миссию, много был утешен и ободрен явлением его во сне. Я видел его явившимся мне в алтаре, когда оттуда был услышан шум в самом храме. Указывая на этот беспорядок как на последствие нерадения тех, которым поручена Улалинская паства, он сказал мне: „Ты здесь после меня обучайся“. Считаю эти слова пророческими».
Новоиспеченный работник Алтайской миссии принялся изучать язык местных жителей. Поначалу было очень трудно, но «к весне Михаил Андреевич чудесно усвоил алтайский язык: в семье толмача Чевалкова к нему привязались все, как и в семье о. Стефана; и как дивился сам Чевалков и его семья тому, что скоро научился он понимать язык их родины», писала А.И. Макарова-Мирская, много лет жившая на Алтае и лично знавшая миссионеров-подвижников.
«Матерь Божия помогла!» — говорил Михаил Андреевич, и стал заниматься вместе с толмачом переложением священных книг на язык Алтая.
В 1855—1857 годах он трудился учителем церковного пения в Улалинском училище и служил псаломщиком в церкви. Современные исследователи располагают разнообразными документами и материалами по истории Алтайской миссии. Есть немало свидетельств о тяжелых жизненных условиях, в которых трудились участники миссии. Сам Владыка Макарий об этих десятилетиях вспоминал: «Служение миссионерское, как служение апостольское, есть более всего ряд скорбей, болезней и трудов… Мы не говорим о трудностях миссионерских путешествий, которые доводятся редко в экипаже, никогда в вагоне, но нередко пешком, на лыжах, часто верхом, на лодке, под дождем, иногда в снежную метель, все это — болезни и труды для тела. Но есть страдания большие — страдания души. Миссионер — страдалец, он страдает душой в начале служения своего от среды, в которую попадает, там нет ни родной семьи, ни родного общества, ни привычной для него жизненной обстановки. Среди инородцев, сперва чуждых для него по языку, по обычаям, чужой и для них, он чувствует иногда ужасную истому от одиночества, он не обретает здесь человека, с которым мог бы поделиться своим горем, поведать свою скорбь и в дружеском и братском разговоре найти для себя некоторую отраду… Немалую тугу для миссионера составляет недостаток материальных средств, таковой недостаток и всегда чувствителен, особенно для семейных, и в начале существования миссии миссионеры буквально нищенствовали. Одежда у них была столь убога, что когда они были посылаемы в ближайший город по делам миссии, то городские жители тотчас узнавали явившегося по одежде его, что он из миссии: рукава дырявые, сапоги таковые же. Вот миссионер отправляется в путешествие. Чем он тогда питается? Утром — чай с сухарями, вечером опять чай с сухарями, иногда, для разнообразия, чай с толокном». При всем этом, конечно, миссионеры не только просвещали алтайцев и совершали богослужения, но и полностью обеспечивали себя: пекли хлеб, разгребали снег, мыли пол, заготавливали дрова и топили печь.
Новому служению Михаил посвятил себя всецело. Самоотвержение и любовь к делу в новом сотруднике вскоре заметил начальник Алтайской миссии протоиерей Стефан Ландышев. По воспоминаниям его дочери Макаровой-Мирской (урожденной Ландышевой), он говорил: «Будет из него толк, из помощника моего нового, смотрю на него и Незабвенного вспоминаю… бывало, так же горел, на дело рвался, и все ему казалось мало… и ни помысла о мире, о семье … будущий инок … помяни меня, приемник будет незабвенному архимандриту, первому Алтая апостолу».
16 марта 1861 года Михаил принял монашеский постриг с именем Макария в память преподобного Макария Великого. На другой день епископ Томский и Енисейский Порфирий (Соколовский) рукоположил его в иеродиакона. После этого иеромонах Макарий направляется на миссионерское служение в Чемальский стан, известный ныне многочисленным туристам, отдыхающим на берегах Катуни.
С принятием священства миссионерские возможности о. Макария расширились. Раньше он проповедовал и учил основам христианства тех, кто откликался на его проповедь. Он также готовил людей к причащению. Теперь он мог сам крестить, преподавать святые Христовы Тайны, насколько позволяли условия совершать службы.
Первопечатник алтайский
На Алтае тогда царски роскошная, поражающая взор своей красотой природа являла поразительный контраст с убогой жизнью местных обитателей. Нищета, жалкий быт, отсутствие медицинской помощи и постоянная грязь в жилищах. Люди были суеверны. На религию смотрели только с точки зрения практической пользы. Чаще всего к миссионерам обращались в состоянии тяжелой болезни, выражая готовность креститься, если он исцелит их. Поэтому о. Макарий нередко действовал и как врач, хотя знания его были весьма простые, а аптечка — скудной.
Так, отец больного мальчика Аласа привез к нему о. Макария. Ребенок бредил, лицо было обезображено оспой. После того как священник помазал ребенка освященным маслом, тот пришел в себя и потянулся к гостю. Присев у огня и гладя его горячую головку, священник стал говорить о Рождестве, о тайне искупления — тихо, просто, понятно. И старый хозяин юрты, и мать ребенка, и больное дитя слушали, пока мальчик не уснул успокоенный, сжимая в руке крест. Рассказывают, что ребенок поправился.
Успеху дела способствовало обаяние личности миссионера, в любых погодных условиях спешившего на помощь страждущему. Отец Макарий «обладает каким-то особым секретом располагать и притягивать к себе всех, с кем он встречается. Он не просто проповедует. Он входит в подробности жизни ближнего, знакомится с его нуждами, а затем уже просвещает его… Даже когда он нездоров и его лихорадит, он не бережет себя: служит, проповедует, лечит», писал о миссионерском служении о. Макария его современник. Известен случай, когда Макарий высосал смертельный яд из ноги мальчика, укушенного змеей. Проводник, местный житель, предостерег его: «Если тебе попадет яд, ты умрешь». Миссионер спас мальчика и остался жив. Это происходило в присутствии родственников, в том числе отца мальчика, встретившего сначала появление миссионера в этих местах со злобными угрозами. Они никогда не видели проявления столь жертвенной любви. Сообщали также, что однажды о. Макарий не побоялся разъяренной толпы и встал между враждующими сторонами. Священник получил удар и упал, но быстро поднялся и продолжил увещевать дерущихся. Его слова возымели действие, скоро враждующие стали целовать ему руки и просить прощения.
Выдающимся вкладом в дело алтайского миссионерства была переводческая деятельность владыки Макария. Освоив еще в начале служения язык местных жителей, он довел знание его до совершенства. В 1864 году иеромонах Макарий прибыл в Санкт-Петербург для печатания в синодальной типографии богослужебных переводов на алтайский язык. Прожил в столице он два года. Живя в Духовной академии, каждый день ходил пешком в синодальную типографию, находившуюся в здании Святейшего Синода, и, проведя в работе весь день, возвращался пешком домой, неся новые корректуры. Правка корректур и работа с цензором алтайских изданий полностью лежала на нем. В 1867 году отец Макарий вновь прибыл в столицу и трудился там до июля 1868 года. За оба визита в Санкт-Петербурге были напечатаны на алтайском наречии многие не только богословские книги, но и те, что необходимы для проведения церковных служб. Большая их часть впервые была переведена о. Макарием, и только некоторые были переведены до него, а им были пересмотрены и исправлены, причем окончательно установлена была транскрипция алтайской письменности.
С 1920 года он служил митрополитом Алтая. До этого, с 1912 по 1917 годы, был митрополитом Московскими и Коломенским. Скончался в 1926 году в возрасте 90 лет. Прославлен Русской православной церковью в лике святых в 2000-м году.
При создании публикации использовались источники: В. Шипилов «Митрополит Макарий (Невский). Апостол Алтая»; А. Макарова-Мирская. Апостолы Алтая. Сборник рассказов из жизни алтайских миссионеров. Харьков, 1914, репр. М., 1997; pravoslavie.ru.
Фото zadonsk-monastyr.ru
