Вчера на экраны страны (в столице, как ни странно релиз также был назначен на магическое 1 февраля) , в том числе и Тюмени, вышел третий фильм Алехандро Гонсалеса Инъярриту "Вавилон". Сказать, что премьера оскаровского номинанта этого года была ожидаемой и раскрученной, значит, ничего не сказать. Аванс доверия, выданный автору "Суки-любви" (2000), давшей поклонницам Габриэля ...
Вчера на экраны страны (в столице, как ни странно релиз также был назначен на магическое 1 февраля), в том числе и Тюмени, вышел третий фильм Алехандро Гонсалеса Инъярриту «Вавилон». Сказать, что премьера оскаровского номинанта этого года была ожидаемой и раскрученной, значит, ничего не сказать. Аванс доверия, выданный автору «Суки-любви» (2000), давшей поклонницам Гаэля Гарсиа Берналя, и «21 грамма» (2003), потеснившего в жанре боевиков самого Квентина Тарантино, а также участие в проекте мексиканского выскочки «белых» звезд — интеллектуалки Кейт Бланшетт и ахиллесоподобного Бреда Питта, вызвал бы судорогу зависти и у мэтров.
На пороге кинотеатра легче всего было бы, задумавшись на секунду над исчерпывающим названием — «Вавилон», спрогнозировать сюжет и финал фильма: хотели как лучше — получилось… как получилось, но и закончилось все не так трагично, как могло бы, проще говоря — умерли не все герои. Главное подозрение, кстати, вполне оправдалось. Гонсалес Инъярриту не из тех режиссеров, которые жестоко и бессмысленно заигрывают со зрителями, когда им ну совсем нечего сказать. Но кроме подозрения и прогноза должно же быть еще что-то, ради чего вчерашняя тюменская метель растворилась бы в весеннем кинематографическом воздухе, разошлась в стороны, как воды библейского моря перед бегущими из Египта повседневности израильтянами, ищущими новых кинооткровений. И это что-то представляло собой довольно простую формулу: все трагедии человеческие — от глупости, страха и бессмысленных поступков, которыми и наполнена с избытком жизнь персонажей новой вавилонской истории. Мексиканка-няня, успокаивая своего белого американского воспитанника, на его «Ты — плохая!» отвечает: «Я не плохая, а просто очень глупая». И это такая же истинная правда, как священная христианская история, полная ошибок и искуплений.
Наверное, режиссер без ущерба и первый свой фильм мог назвать «Вавилон. Часть первая» вместо «Сука-любовь», но постеснялся. Все же за пределы страны он еще не вышел, чтобы распоряжаться библейскими формулами. Но и в первом, и во втором его фильме «21 грамм» главный режиссерский прием проявляется во всю силу. Совершенно разные люди, судьбы которых совершенно не связаны, вдруг сходятся в одной точке, сталкиваются лбами в одной аварии.
Казалось бы, какую роль может играть винтовка, подаренная японцем марокканскому проводнику за хорошую работу, в судьбе американки из Сан-Диего, недавно потерявшей ребенка? С самого начала несколько входов в лабиринт. Кто мог знать, что все они сойдутся в одной точке — пулевом отверстии в оконном стекле вполне обычного туристического автобуса? Ну конечно тот, кто смотрел первые фильмы этого автора. Дважды безотказно «выстреливший» прием режиссер применил и в этот раз. Вместо вавилонской башни, на возведение декораций которой ушло бы значительно больше времени и сил, здесь — вполне чеховское ружье. И звуки стрельбы, не замолкающие до самого конца. Потому что ожидание нового «выстрела» длится до самых титров. И это, кроме отличной операторской и постановочной работы, конечно, — самое приятное. Несмотря на то, что практически вся картина, пусть в общих чертах, складывается для зрителя в единое целое с самого начала, чем все закончится — угадать невозможно. Так что и поиграть в детектива не удастся. Смысл фильма не в том, чтобы с маниакальной настойчивостью запутывать зрителя в поисках главного злодея, которого вовсе нет.
Вавилон — каноническая трагедия человечества, главной инфернальной отрицательно заряженной величиной в которой выступает не смерть, а некая природная человеческая разобщенность. Что, согласитесь, для практичного зрителя может оказаться неожиданностью. Кинематограф в силу специфики за два часа экранного времени всякий раз стремится дать жизни четкое направление и новое, все более универсальное объяснение. Наверное, это «снижение ставок» и должно было бы смутить зрителя, не забывающего, однако, порыдать вместе с рыдающим Питтом. Но вместо привычной у Гонсалеса Инъярриту лихости виртуозно закрученного сюжета без швов и склеек, на виражах которого ощутимо кружится голова, здесь — ощущение строгой и безапелляционной бессмысленности жизни без законного финального катарсиса. Все правильно, ведь жизнь также не заканчивается после слов «конец фильма». Это непонимание цели, смысла и направления дальнейшего пути исключительно мудро и так же кристально кинематографично воплотилось в сцену, когда мексиканка с двумя чужими детьми кружит по пустыне в полной темноте, освещая неизбывный мрак вокруг жалким светом фонаря, выхватывающим из темени только ближайшие кусты, и дожидаясь солнца.
Рассвет наступает. Это закон мудрой природы, где от человека пока, к счастью, мало что зависит. Но в остальном режиссер, следуя заданному принципу, постоянно обманывает ожидания, и в этом оказывается подобен природе. Своей последовательностью и предсказуемостью.
Что до «белых» актеров, снявшихся у мексиканского выскочки, неизбежно возникает вопрос: стоило ли? И отработали ли они свой бренд и гонорар? Однозначно, Кейт Бланшетт, в большинстве сцен присутствовавшая «для мебели», «прожила» свою роль достойно, впрочем, как обычно. А кто видел Бреда Питта, проникновенно играющего «обычного человека»? Несомненно — творческая удача. Ну, а какого результата можно было еще ожидать от работы с режиссером, у которого и собакам можно было бы дать Оскара? Чтобы в этом убедиться, достаточно переступить порог зрительного зала кинотеатра «Премьер».
