Вслух.ру" продолжает тему "Тюмень глазами горожан". Автор колонки - тюменский писатель Елизавета Ганопольская .
*Засыпаю в одном городе, просыпаюсь в другом. Меняется всё стремительно. Вместо милого старого домика вдруг обнаруживаю пустырь. Только начну привыкать к пустырю — здравствуйте, уже автостоянка. Всегда проходила соседний двор насквозь, сегодня он огорожен, путь закрыт.
Горожане тоже меняются. Исчезают привычные персонажи.*
На окраине, где я жила в юности, можно было встретить Жениха. Так его прозвали, потому что он всегда ходил с цветком. Никому не причинял вреда, просто выглядел странно и вёл себя необычно. Существовал в своём потоке, параллельно остальным.
В чайной на улице Республики… Погодите, поясню. Сначала в этом помещении было кафе, то ли детское, то ли семейное… Потом сделали чайную. Потом открылась пиццерия. После пиццерии было ещё какое-то кафе… Теперь там бургерная — надолго ли? В чайную приходила Писательница. Садилась за столик и что-то писала, разговаривая вполголоса с невидимым собеседником. Окружающих не замечала. Сейчас я думаю, что Джоан Роулинг в период безвестности могла выглядеть так же. Но вымыслы Джоан прорвались к читателям, а вымыслы Писательницы так и остались с нею, в непроницаемом мире. Я заглянула однажды в то, что она пишет, и не смогла разобрать ни слова.
По улице Профсоюзной курсировал Дедок. О нём знаю чуть больше, чем об остальных. Его контузило на фронте. Дедок рассказывал об этом посетителям кафе с народным названием «Сугроб». Время от времени у Дедка случалось обострение. «Я сейчас встретил твоего любовника! — сообщал он первой встречной женщине. — Твой любовник сказал, что уходит к другой любовнице!». Вариант для мужчин мало отличался от женского: «Беги скорей, а то твоя любовница уйдёт к другому любовнику!».
Эти люди давно стали городскими легендами. А легенды позабылись.
Несколько лет назад вдоль Холодильной ходила старушка, которая всех уговаривала держаться подальше от края дороги. Для острастки рассказывала, как её сбила служебная машина. Путаный рассказ стартовал с середины событий, внезапно обрывался и дальше хаотично блуждал. В районе продмага на Салтыкова-Щедрина гуляла женщина в роскошных нарядах. Переодевалась несколько раз в день. То она в длиннополом зелёном пальто, то в диковинной фиолетовой шубе, то закутана в павлопосадский платок. Иногда просила милостыню. С теми, кто подавал, затевала беседу. Жаловалась, что её бьют сыновья. Возле бывшей блинной на Республике дежурила неряшливая вечно голодная попрошайка: сколько бы ей ни дали, сколько бы ни съела, — сыта не бывала.
Рассказываю о тех, кого ярче помню. О немногих из многих. Они исчезли с улиц, и вместе с ними исчезла одна из городских красок.
А где гадалки? Рядом с гостиницей «Восток» и ЦУМом постоянно толпились женщины в пёстрых юбках, приставали к доверчивым гражданам. Кажется, что ещё вчера я их там видела. Максимум позавчера.
Летом центр города заполняли гастролёры из южных стран: девушки и старухи с младенцами сидели на краю тротуара, чумазые дети бегали за прохожими. Зимой местным нищим дозволялось порой собирать деньги не только в тамбуре магазина, но и в торговом зале. Сейчас не верится, что такое было. Ну да, примерно сто пятьдесят тысяч лет назад. Или всё-таки вчера?
Вместе с пейзажем и людьми меняются правила поведения, меняется язык. Слово «нищие» мне хотелось заключить в кавычки: так, на всякий случай. Слово «цыганки» сначала написала, потом вычеркнула, от греха подальше. Определение «городские сумасшедшие» отвергла: нынче так говорить не положено. Старушка с Холодильной твердила, что её сбили поли… Нельзя повторять за нею, иначе получится бездоказательное утверждение.
Запишу перемены, пока не забыла. Уходят типажи, исчезают старые названия, перестают быть понятными старые ритуалы, но из памяти они ещё не ушли, не исчезли, не перестали быть. Есть и должно оставаться пространство, где город прошлого продолжает существовать.
Фото: 2Gis
