"Чайка" в транскрипции Линаса Зайкаускаса для новосибирского театра "Старый дом" называется "Пять пудов любви".
«Чайка» в транскрипции Линаса Зайкаускаса для новосибирского театра «Старый дом» называется «Пять пудов любви». Этими пудами неизрасходованной как правило любви прижаты все персонажи, видимо поэтому Зайкаускас выпускает актеров на сцену на невероятном нервном взводе. С одной стороны, способ существования артистов в образах — вполне реалистичный, как в психологическом театре, но тогда зачем эта накрученность, эта неестественная истеричность, этот ор, с которым они появляются? Тюменский театровед Анна Николаева объясняет, мол, такова режиссерская задумка — нам кажется, что мы так благородны в своих страстях, а в действительности выглядим страшно непривлекательно. Утверждение бесспорное, однако даже на нынешнем фестивале были примеры гораздо более органичного и вызывающего сочувствие изображения куда более отталкивающих эмоций — работа Натальи Бахаревой в «Психозе», например. Вообще, актеры в спектаклях Зайкаускаса (тюменский «Дядя Ваня», курганская «Лавина») могут казаться фальшивыми, но в целом его спектакли не вызывают во мне протеста, всегда есть любопытство досмотреть их до конца. Этому есть два объяснения — простое и сложное. Простое — в элементарной физиологии, режиссер удерживает внимание зрителя множеством спецэффектов, в том числе сценами полного и частичного обнажения, стриптиза, элементы фетишизма с женскими туфлями и ногами, сцены любовного самоуничижения и просто секса; драки, полуэротические свалки, опасные игры с топором (который в «Пяти пудах» незаметно и безвозвратно исчезает), пистолет, стреляющий петардами и настоящим огнем (именно в тот момент, когда старшеклассник на соседнем кресле надел наушники плейера — во время стрельбы он их снял и на время вернулся к спектаклю); вода, которой плещутся герои, огонь свечей, аэробика Аркадиной в обтягивающей одежде, вафельное платье Заречной (зрителю хочется вафель!)…Сложное — в том, что для Зайкаускаса встреча с текстом, тем более Чеховским — интеллектуальная игра, головоломка. Не зная как следует текста пьесы и контекста ее театрального существования на протяжение более ста лет, оценить по достоинству эту игру непросто. Поэтому тюменская публика разделилась на две группы — тех, кому спектакль активно не понравился (в том числе и «пошлыми» агрессивно-сексуальными трюками), и тех, кто получил от него редкое удовольствие, именно в этой группе оказались театровед, театральный журналист, актриса тюменского театра, плакавшая во время представления.
