Все страницы исписаны ровными и скупыми строчками: когда родился, где учился, кем трудился… А что еще надо? Этим бы и КГБ утешилось.
Жизнь тюменского тромбониста Виктора Буракова уместилась на двенадцати страницах зеленой ученической тетрадки. Вручая мне эту тетрадь, он сказал твердо: «Здесь все есть!» Я скосила глаза на обложку. На ней аккуратным почерком было выведено: «досье на музыканта-духовика, заслуженного работника культуры РФ». Все страницы исписаны ровными и скупыми строчками: когда родился, где учился, кем трудился… А что еще надо? Этим бы и КГБ утешилось. Поэтому Виктор Емельянович удивляется, что я еще и на разговор его пытаюсь вывести.- Сорок пять лет проработал в музыкальном училище, — неохотно выдавливает он из себя. — Выпускников у меня — список громадный! Они у меня по всей России разбросаны. Двое окончили институт военных дирижеров, в Москве служат. Иван Рябухин — подполковник, Алексей Пинчук — капитан, а может, уже майор. Да там же все это написано! — Бураков опять нервно кивает в сторону тетрадки. Не охотник он лясы точить. Привык говорить с публикой на языке тромбона. «Я получал удовольствие от игры на этом инструменте. Всю жизнь», — признается. Виктор Бураков рос без родителей. Ему было лет шесть, когда умерла мама. Отец? Они с матерью разошлись. И бог весть, к какому берегу его прибило. Оставалась еще тетя. Но она подумала-подумала — и решила: сироте будет лучше в детском доме. В его судьбе случилось аж три (!) детдома — в селах Жедоусово и Пинигино и городе Ишиме. Насколько лучше ему там было? У Буракова ответа нет. Ему не с чем сравнивать. К казенщине он постепенно привык, поскольку «сама жизнь заставила».Мы же, имея на руках «досье», можем предположить, что не будь в биографии Буракова приюта для одиноких сердец, прожил бы он свою жизнь трактористом или скотоводом. Это скорее всего. Ну, может быть, в агрономы выбился. А так… руководство Ишимского детского дома своих питомцев после 7-го класса направило в Тюменское ремесленное училище, где наш герой выучился на слесаря-монтажника по судовым установкам. Два года Виктор Емельянович отработал на судоремонтном заводе, после чего плюнул на профессию — и пошел на поводу у призвания. А призвание свое он почувствовал еще в детдомовской самодеятельности. В общем, не было бы в его жизни музыкантского счастья, кабы не тетушкино ответственное решение. Детей в самодеятельность толкали воспитатели, да так, что после этого у «припертых к сцене» детдомовцев вырабатывалось собственное желание петь и танцевать.- Я танец «Яблочко» танцевал. Могу грамоту показать, — по-детски простодушно хвалится Бураков. Но танцы остались в прошлом — после того, как ему в руки попал тенор. Потом он попробовал играть на баритоне и тромбоне. Духовые инструменты Виктор Емельянович не забросил даже в ремесленном училище, занимался там в оркестре. А работая на заводе, бегал в клуб «Водник», где тоже играли «духовики». Так к 1958 году в нем созрело твердое желание поступить в музыкальное училище. Его взяли. Без аттестата музыкальной школы. Видать, в детдомовской самодеятельности подготовка была серьезной. В училище Бураков окончательно определился, выбрав тромбон — инструмент с мужским голосом. Он попал в класс к Виталию Руденко — тромбонисту, дирижеру, директору музыкального училища.- Прекрасный человек, хороший педагог. Царство ему небесное… - отзывается Виктор Емельянович. Не попадись на его пути этот человек, как знать, каким бы он сам потом стал преподавателем? Да и стал ли бы?- Это как-то само собой получилось, — смущенно разводит руками Бураков. — Я любил возиться с ребятами. Ему предложили остаться в училище. Он согласился. Помимо тромбона преподавал дирижирование, чтение партитур, обучал студентов игре на теноре, тубе. Сам заочно учился в Уральской консерватории имени Мусоргского. Успевал работать одновременно в нескольких оркестрах: духовом, симфоническом, народном, эстрадно-симфоническом, цирковом…- И так доработал в училище до пенсии, — констатирует. — В последнее время играл в муниципальном духовом оркестре, которым руководит мой ученик — заслуженный
