Сергей Осинцев: Работаем бесплатно в онлайн-режиме

Директор тюменского театра драмы Сергей Осинцев рассказал «Вслух.ру» о ностальгии по старому радио и театру, о том, почему классику сегодня играют в современных костюмах, о своей усталости от сцены и работе в режиме карантина.

Сергей Осинцев — мой ровесник. Но разговариваю — и чувствую должностную дистанцию. Это неизбежно. Хотя по мере разговора проходит: легок, умен, столько раз во время интервью я давно не смеялась.

Я его помню прежде всего по моей работе в службе информации радиостанции «Европа+» лет 20 назад. Когда он в числе других ди-джеев, гордо подняв голову, ходил по коридорам. Тогда для нас, корреспондентов службы информации, ди-джеи были недосягаемыми величинами. Их не ругали на планерках, в отличие от менеджеров, которые мало приносили денег. Они ярко и очень модно одевались и были неизменно звездно великолепны.

— Я тоже очень часто вспоминаю об этом обо всем, для меня это было одно из самых прекрасных времен жизни, и очень интересный опыт. Я до сих пор болею радио. К сожалению, уже никуда не берут. И радио изменилось. Да, есть тоска по эфиру, хочется что-то людям рассказывать. Было счастливое время. Мы были звезды в прямом смысле этого слова.

— Весь город же по вам фанател…

— Да, и я помню надписи на стенах у меня в подъезде «Театр-храм, Осинцев — Бог». И постоянное узнавание: никуда нельзя было выйти непричесанным — не одетым. Толпы фанатов, которые ждали у радиостанции. Это было не просто хорошее время, это было о-о-очень хорошее время с хорошими деньгами, можно было себе позволить многое. Радиостанция покупала нам мебель, мне помогли купить машину, квартиру. Я очень благодарен Богоделовым, к тому же была очень сильная команда. Благодаря тогдашнему заделу радиостанции и сегодня живы, и живут хорошо. Изменился сам эфир, звезды — только нашего поколения: Маша Кондратович, Тимур Шквал, Жанна Гордеева, Женя Глебов. Я новых ди-джеев почему-то и не знаю почти.

— Так и их как-то не видно и не слышно нигде.

— Потому что эфир стал коммерческий, теперь на радио нет личностей. А раньше было радио личностей.

— Ну и та же вот ностальгия у меня по старому театру. Помню, меня даже в вашу столовую пускали на обед. Там была единственная женщина-повар, которая кормила огромной порцией пюре с большой котлетой за копейки. Вспоминаю с нежностью Анжелу — завлит… Какие у вас воспоминания о старом театре? Вы тогда были на главных ролях — успевали совмещать с ди-джейством театр?

— Я всегда был на главных, ведущих ролях, особенно при Алексее Ларичеве (тогдашнем главном режиссере театра — Авт.). При другом режиссере в Тюмени почти и не работал. Это было замечательное время. Честно сказать, это здание театра — новое — никогда не снится во сне. Мы здесь 12 лет, но всё, что я вижу во сне про театр, происходит в старом здании. Наверное, много времени должно пройти, чтобы по-другому всё встало в голове. Тот театр ближе, теплее, меньше с точки зрения закулисной части — и поэтому дружнее.

Здесь мы не видимся месяцами: огромное количество этажей, коридоров. Я летом иногда ботинки на колесиках надеваю, чтобы быстрее передвигаться по этому мрамору. Театр может быть большим по размеру, но не по состоянию, и наоборот. Слава богу, нам удалось вернуть этот дух и сделать и здесь театр-дом, но обживать нам его ещё долго, есть масса причин, которые сегодня мешают, и надежда, что когда-нибудь всё изменится.

— Какие были тогда любимые роли?

— «Гарольд и Мод», «Эквус», «Продавец дождя», «Чума на оба ваших дома» …

— На «Чуме» я рыдала, да…

— Вообще все спектакли Ларичева — любимые. К сожалению, ничего не вернуть, уже не сыграть в них. Но создаем что-то новое, более близкое по возрасту и по возможностям. Вчера вдруг возникла у меня мысль, что я наелся театром с точки зрения игры. Хочется уже больше работать руководителем. Помогать театру развиваться. Игра отнимает очень много сил и времени. Вот впереди два проекта, и я решил в них не участвовать совершенно, хотя режиссеры и уговаривают, я говорю: «Дайте мне свободу».

— «Новеченто», наверное, более всего затратен, раз моноспектакль.

— Мне «Новеченто» дается легко, «Эквус» был сложнее, А здесь и персонаж мне ближе по внутреннему состоянию и по той истории, которую он проживает. И есть и люди, которым я его посвящаю. Довольно много уже прожито и было что потерять. Тяжело где-то в середине спектакля, до тех пор, пока много бегаешь и прыгаешь. А когда всё заканчиваешь, легкость наступает — ощущение, что высказался. На самом деле, я побаивался спектакля, где нет разговорчивых партнеров, но в этом и есть какой-то кайф. Мне условно никто не мешает, и я никому не мешаю! Я могу делать, что хочу. И зритель не знает, как должно быть, и партнеры не знают, как должно быть. То есть, ты можешь, если забыл текст, своими словами его рассказать, и никто тебе не скажет: «Ааааа, забыл тееекст!».

— «Не поддержал меня» …

— Да-да. И в этом есть определенная прелесть, когда ты один. И думаю, на сегодня это мой последний спектакль.

— Но вы же будете играть в спектаклях, которые поставлены ранее?

— Да, но в новых… хочу отдохнуть пока, а там посмотрим. Наигрался уже.

— Ну, а административные — какие функции? Я вот не так давно пришла к тому, что гораздо приятнее любой самореализации что-то сделать для других…

— Я однажды понял, что мне нравится смотреть спектакль из зала. Я испытываю кайф, когда вижу, как классно складывается всё на сцене. Я чувствую вместе с залом эту энергетику, начинаю плакать и смеяться вместе с ним.
Может, это определенная гордость за ребят, которые находятся на сцене, за театр, который двигается вперед. Я стал больше любить это, а не когда я стою на сцене, а все хлопают. Ну, хлопают из вежливости — и ладно. А здесь я, наоборот, наслаждаюсь тем, что происходит на сцене, как там всё складывается. Тем более, знаю, как сложен процесс подготовки к спектаклю и технически, и творчески.

Мне нравятся все спектакли. Это как в жизни: рождаются дети, неважно — косой, хромой, больной — ты все равно их любишь всех. Так и здесь. Мне нравится, что я даю людям хорошую работу.
Сегодня театр развивается так, что зритель хочет смотреть на молодых. Джульетте должно быть 20, а не 50, как раньше было. И молодые сегодня сразу получают роли, не ждут их годами. Я не занимаюсь финансами, юридическими делами — у меня есть команда, которая всем этим занимается.

Я — творческий директор, который вместе с командой создает идеи и потом пытается их реализовать. По сути, я — художественный руководитель. И актерское, и продюсерское образование мне позволяют это делать. Я закончил санкт-петербургскую академию по должности «театровед-менеджер», то есть, я занимаюсь не буквально продюсерством — финансами, я — человек, который знает театр и занимается его продвижением.

В академии большой акцент был именно на творческую часть, на создание и разбор спектаклей. И мне в этом достаточно легко ориентироваться, я в театре вырос, и мне им легко руководить. Худрук не ставит спектакли — для этого есть режиссеры, близкие нам по школе, по возможностям, по развитию труппы, и нам нравится, что сегодня есть достаточно большой выбор. Труппе это полезно.

Актеры работают с разными людьми, познают разные профессиональные приспособления, учатся танцевать, петь. По сути, такой большой театр в городе один. Музыкального — нет, детско-юношеского — тоже, и мы пытаемся захватывать все эти ниши.
Мы с новой командой придумали слоган «театр для людей» и стараемся охватить как можно больше категорий людей. У нас две сцены, надеемся, что и третью вернём когда-нибудь (ту, что сейчас в аренде у института культуры — на 5-м этаже). И будем делать спектакли для разных аудиторий: и для требовательной, и для менее требовательной, и для молодежной.

— Об аутентичном театре. Маститые актеры говорят, что сегодня про актера забыли, что во главе угла (и критики в большинстве своем об этом пишут) — как интерпретировал пьесу режиссер, под каким углом её увидел, какие привнес примочки в сценографию, какие эффекты. А там уж где-то бегают по сцене маленькие человечки — актеры, на которых почти не обращается внимание, как и на текст драматурга. Главное — режиссерская находка. Как вы относитесь к такой тенденции? Есть ли она, или это наговор? Или веяние нового времени? Время визуалистов…

— Визуальный ряд, какие-то приспособления, которые театр использует — он вынужден это использовать. Потому что зритель сегодня живет в другом ритме. Ему надо, чтобы всё происходило быстрее, динамичнее. И большинство спектаклей сегодня напоминают какие-то клипы: всё нарезано максимально быстро.

Но я сторонник больших спектаклей. Когда у меня получается их «проталкивать», я это делаю. Вот «Испанская баллада» идет 3,5 часа. Мы по максимуму сохранили текст Фейхтвангера. Добавили туда хореографию. И достаточно попали в аудиторию, и спектакль зрители 3,5 часа смотрят на одном дыхании, признаются в этом. Я сам, учась в Питере, ходил на спектакли Юрия Бутусова в «Ленсовет», смотрел постановки, которые шли 5 часов. Но спектакль спектаклю рознь. Я не люблю нудные, долгие постановки. Не люблю ТЮЗ, где всё рассусолено. Я люблю, когда всё сжато.

Конечно, можно ругать сегодняшних режиссеров за то, что они пытаются переосмыслить классику и поставить её не академическим способом, а по-современному. Тот же Даня Чащин, который выпустил у нас «Молодость». Но он не изменил практически ни слова! То есть, литературный материал сохранен. Во времена Тургенева эта пьеса была современной драматургией, сегодня мы пытаемся сделать то же — чтоб она с точки зрения восприятия была современной. Не зря же этот спектакль попал на номинанта «Золотой маски».

Чащин просто переодел героев в современные одежды и сделал жестокий спектакль о женщинах, которые хотят казаться молодыми. Я не вижу в этом ничего плохого Я не вижу ничего плохого в том, когда Шекспира играют не в гольфиках и лосинах, а в современной одежде. Мы и не умеем это носить — одежду прошлых веков. А история-то осталась та же самая!

Для меня не важно, в каком контексте режиссер раскрывает произведение, важно, что в зале остается. Я очень боялся, когда Александр Баргман поставил «С любимыми не расставайтесь» …

— Я его совсем не поняла…

— Я тоже, когда смотрел, думал: «Господи, кто это будет смотреть, кому это надо. Как этот литературный монтаж может отозваться в сердце человека?!» И у меня был взрыв мозга, когда к нам на следующий день после премьеры начали поступать посты в соцсетях, где люди пишут о своих переживаниях и говорят «этот спектакль мой, про меня». Мы после трех премьер выпустили стенгазету с отзывами людей. Это парадокс для меня: люди нашли в спектакле что-то личное… И в Екатеринбурге, и в Перми так было. Люди находили в себе сопряжение с этим спектаклем… Или, наоборот, «Турбины» — замечательные пьеса, сценография, идея режиссера, а 40 человек в зале… Что?! Как?! Почему?! «Ветер в тополях» — гениальная игра Сергея Скобелева и Александра Тихонова…

— Вы все трое там конгениальны!

…- (скромно опускает глаза — Авт.) не могу собрать людей… Моя мечта — чтобы люди ходили в театр на все спектакли, чтобы были полные залы. Я для этого сделаю всё, что в моих силах…

— Помимо театра есть жизнь?

— Есть семья, которая, к сожалению, всегда обделена моим вниманием. Стараюсь большую часть отпуска проводить с семьей.

— Страны?

— Страны. Но всё отменяется из-за коронавируса, к сожалению. Месяц я отдыхать не могу…

— Трудоголизм?

— …Да, возникает желание что-то делать очень быстро. Но у меня накапливаются отгулы, и я имею возможность несколько раз в год на пару недель куда-то уезжать: в Грецию (я её очень люблю), на Крит, в Испанию, на Кипр. Пытаюсь что-то новое познавать. В прошлом году проехали на машине почти всю Испанию. Заехали на Гибралтар. У меня была мечта увидеть гибралтарскую скалу — побывать на маленькой части Англии. Теперь у меня в паспорте есть штампик «Гибралтар». Это очень круто. Очень переживаю, что там вирусы. В Италию хотел попасть — и теперь когда? Страшное дело.

— Будем надеемся, что это не будет, как чума.

— Больше всего переживаю, что надолго придется закрывать театр. Нашел сообщение от Ярославского театра: они в фойе везде установили ультрафиолетовые лампы и трижды в день обрабатывают двери, ручки, кресла. Думаю, после карантина мы сделаем то же самое, чтобы театр имел возможность работать.

— Как вам сейчас, во время карантина работается в режиме онлайн? Финансово театр сильно пострадал?

— Отвечу, наверное, текстом из анонса «АнтиСпектакля», продажу билетов на который мы запустили на нашем сайте TDT. kto72.ru. В дни карантина мы отменили 28 спектаклей.
Нам пришлось вернуть деньги за купленные билеты более 14-ти тысячам зрителей. Актеры потеряли из-за этого свою гонорарную часть. Но мы продолжили работать бесплатно в онлайн-режиме, создавая ежедневный контент на канале YouTube «Тюменское большое драматическое телевидение» и показывая каждый день видео лучших спектаклей.

Увы! Мы сегодня не можем играть спектакли «вживую», но купив одно из 782-х мест в этом зале на наш «АнтиСпекталь», зрители могут просто выразить свою любовь и поддержку театру и актёрам в это непростое время и помочь актерам финансово. Это добровольное безвозмездное невозвратное пожертвование.

Все собранные средства пойдут на поддержку актёров театра и развитие его онлайн-вещания. Наш эфир на канале YouTube в любом случае остаётся бесплатным и открытым для всех желающих. Добро пожаловать! А после карантина закатим большую вечеринку и пригласим всех неравнодушных зрителей, поддерживающих нас.

Фото со страницы Ф Б Сергея Осинцева