Каково это - менять сердца местами? Какими нитками его пришивают? И может ли чужое сердце стать родным?
Ответить на эти вопросы могут единицы. Один из этих уникальных специалистов — руководитель отделения хирургии аорты и коронарных сосудов Новосибирского НИИ патологии кровообращения им. академика Мешалкина, сердечно-сосудистый хирург Сергей Альсов.
— Пересадка сердца и пересадка другого органа. С точки зрения механики процесса — это одно и то же?
— Для кардиохирургов это уже стандартная операция. С середины прошлого века, когда ее впервые провели, она практически не изменилась. Но сердце, действительно, это особый орган, он подвижный. К тому же есть особая психологическая нагрузка. Ведь все остальные органы пересаживаются посмертно. А тут — живое сердце, оно бьется в груди человека, мозг которого умер. Сердце нельзя останавливать.
— А вы эти психологические барьеры уже преодолели? Взять ножницы, отрезать сердце, пришить новое?
— Трансплантация сердца — это не та операция, с которой начинается практика кардиохирурга. Профессионал умеет подавлять эмоции, у нас все проходит четко, без нервов. Но сказать, что ты ничего не чувствуешь — это лукавство. Психологически стараешься как можно меньше знать о доноре, были ли у него дети, жена. Спасает мысль о том, что донору сердца уже ничто не поможет, на том свете органы ему не пригодятся, а здесь могут сохранить чью-то жизнь.
— А новое сердце пришивается нитками?
— Нитками, но особыми, которые не рассасываются. Ткани сердца никогда не срастаются в обычном понимании. Нитки остаются в организме человека на всю жизнь.
— В декабре в Новосибирском центре сделали пятидесятую операцию по пересадке сердца. Пациентка была как раз из Тюмени. И три года назад из Новосибирска с новым сердцем вернулся еще один тюменец. Как они себя чувствуют?
— Я их помню и в глаза, и в лицо. Мы поддерживаем связь. У ваших земляков все идет по плану. Они периодически появляются у нас. Хотя иногда достаточно только посмотреть документы, потому что в Тюмени мощная кардиохирургия, великолепные диагностические возможности, необходимые обследования можно провести здесь, на месте.
— 50 операций за девять лет сделано в вашем центре. Это много или мало?
— Смотря что с чем сравнивать. В год в России проходит около двухсот операций по пересадке сердца. Это очень мало. Потребность в 10 раз выше. Но лист ожидания — 40−50 человек. Так и не дождавшись своего сердца, 30−40 процентов пациентов погибают. На их место приходят новые. Сама операция по трансплантации — это лишь маленькая вершина огромного айсберга. Её несложно провести, но сложно организовать. Первая и самая главная проблема — это недостаток донорских органов.
— Доноры сердец — это кто?
— Это пациенты со смертью головного мозга. Это не всегда происходит из-за открытой черепно-мозговой травмы. Чаще всего это инсульты. В таких ситуациях происходит смерть головного мозга, то есть перспектив снова вернуться в жизнь нет никаких. А все остальные органы работают нормально.
— При такой востребованности донорских органов бывает так, что сердце есть, а пересаживать некому?
— Да, такое случается. Потому что лист ожидания на пересадку сердца — это ни в коем случае не очередь. Человеку нельзя пересадить первое попавшееся сердце, а лишь то, которое подойдет именно ему. Очень важен размер органа. Антропометрическая разница между донором и реципиентом не должна составлять более 20%. Маленькое сердце в большом человеке просто не справится с объемами крови, которую надо перегнать. И наоборот — слишком крупный орган может физически не поместиться в грудную клетку. Подбор кандидата идет и по группе крови, уже по этому признаку 75 процентов могут не подойти. Также практика показала, что женское сердце пересаживать мужчинам нежелательно. В итоге остается один-два кандидата. Бывает и такое, что человек в последнюю минуту говорит «нет, не хочу».
— Говорят, есть банки органов. «Черные» трансплантологи, которые торгуют органами, много страшилок всяких…
— Так могут говорить только те, кто вообще не знаком с этим процессом. Трансплантация сердца — это всегда внезапная операция. На все про все у доктора и пациента есть не более шести часов. А лучше четыре — пять. О каком банке органов можно говорить. Кстати, за рубежом есть аппараты искусственного кровообращения изъятого органа, но они очень дорогие, у нас таких нет.
— У нас высокая смертность от инсультов, законом «О трансплантологии» внедрена презумпция согласия. Если человек при жизни не выразил письменного отказа от посмертного донорства, то считается, что он согласился. Так в чем проблемы?
— Прямого обязания сообщать о наличии донорской возможности в законе не прописано. А учитывая общественное мнение и отношение к трансплантации, никто особо не спешит этим заниматься. Есть страх и у главных врачей. Они сами смерть мозга не констатируют, но подпись под документами ставят, и их голова первая полетит, если что-то незапланированное случится. Мне кажется, вообще, законом этот вопрос не отрегулировать. Многое зависит от степени подготовленности общества, от менталитета. Самая передовая страна в плане трансплантологии — это даже не США, это Испания. Они не делают секрета из того, почему у них так много доноров. Это воспитание, поддерживаемое даже официальной церковью. Представители религии пропагандируют, что не надо брать после смерти свои органы на небо, они нужны для спасения чьей-то жизни здесь, на земле.
— Простите, если вопрос некорректный, а вы бы сами согласились стать посмертным донором?
— Безусловно, да. Хотя большинство моих коллег к этому не готовы. Недавно на конференции модератор задал такой же вопрос аудитории кардиологов и хирургов. Руки в знак согласия подняли всего 20%.
— Может быть сердце-проблемы еще и в деньгах? Сколько стоит такая операция и реабилитация?
— Коммерческую трансплантологию закон запрещает. Пациент и врач не касаются денег. Все операции по трансплантологии в России проводятся бесплатно по квотам.
— А квот достаточно?
— Их очень мало. В прошлом году нашему институт было выделено всего 8 квот. Если раньше мы могли делать столько, сколько мы можем, то сейчас — только ограниченное количество.
— Имеет ли пересаженное сердце срок годности? Как долго после этого живет человек, и полноценная ли это жизнь?
— После пересадки сердца основная проблема в том, чтобы его «выходить», чтобы оно работало. Даже мотор у автомобиля имеет срок эксплуатации. Если собственное сердце может работать и 80 лет, то пересаженное — оно никогда не станет родным с иммунологической точки зрения. Нужно всю жизнь подавлять иммунитет, иначе произойдет отторжение. Причем очень быстрое. Оно может случиться даже из-за одной пропущенной дозы препарата. Средняя продолжительность жизни после операции — 10 лет. Но это в среднем. Известны случаи, когда пациент жил 20 и более лет, причем жил полноценной жизнью. Люди с чужими сердцами могут вести нормальный образ жизни. Могут заниматься спортом, в США даже футбольная команда специальная есть.
— Говорят, что пересадка сердца сродни пересадке личности, и что люди с чужими сердцами начинают вести себя по-другому, видеть другие сны. Свою роль и булгаковское «Собачье сердце» сыграло…
— К сожалению или к счастью, сердце — это просто мышца. Либо у нас пока еще нет методов, которые могут засечь что-то другое. По крайней мере пациент мужчина с женским сердцем не начинает говорить женским голосом, мыслить по-новому или менять привычки. И, кстати, ни один из наших пациентов не говорил, что видел белые коридоры, хотя и провел какое-то время без сердца.
— Я смотрю на ваши руки и пытаюсь найти в них секрет, но, вроде, руки как руки, даже, кажется, крупноваты для таких тонких манипуляций…
— А вы не смотрите на размер. Хирург работает не руками, а инструментами, здесь важна гибкость. Я 7 лет занимался фортепиано. Это здорово развивает подвижность суставов и координацию движения пальцев.
— Смогут ли высокотехнологичные роботы заменить «золотые руки» хирурга?
— Использование роботов ограничено. Пока их удел — это полостная хирургия. Вот, например, пластику сердечного клапана робот может сделать, а протез — нет. Пока роботам доступно только процентов 30 от того, что может делать человек. К тому же управлять роботом может только хирург у которого свои руки, как вы выразились — «золотые».
— Спасибо.
