Марина Солотова: Большинство проблем с детьми – от родительской безграмотности

_Нетипичный учебник для взрослых под названием «Как стать ребенку другом, оставаясь его родителем» тюменского педагога, журналиста, руководителя хорошо известной в городе медиашколы «Академия радости» Марины Солотовой в ближайшее время выпустит одно из крупных российских издательств. Расспросить автора о книжке и писательском опыте я собиралась еще в начале лета, но договорились отложить до тех пор, пока сам факт ее выхода станет неотвратимым. Свершилось. Теперь мало что может помешать учебнику добраться до российских родителей. А о том, как получилось сесть и написать, Марина Дмитриевна, верная своему слову, рассказала как на духу._

— Марина, ты теперь педагог, журналист, писатель. Как относишься к этому своему новому статусу?

— Я очень хорошо к нему отношусь. В какой-то момент стало появляться ощущение, что я уже много знаю о взаимоотношениях родителей и детей. К тому же люди, которые обращаются ко мне за консультацией, идут в основном с типичными проблемами. Давно думала, что надо об этом написать. И возраст уже, знаешь ли, когда хочется что-то оставить после себя (_улыбается_). В общем-то, мысль появилась очень вовремя, поскольку сразу на меня начали выходить издательства. «Эксмо», кстати, третье издательство, которое обратилось. Выбор был сделан в их пользу.

— И как тебе в этом статусе? Склонна ли ты сама себя так называть, представляться так кому-то?

— Для меня, конечно, «писатель» больше относится к художественной литературе. Мне не приходит в голову называть так автора учебника. А это учебник. И когда я представляюсь, да, у меня теперь есть основание сказать, что я автор такой-то книги. Слово «автор» мне нравится больше.

Кроме того, мне понравился сам процесс. И мне есть что еще сказать. Если эта первая книжка будет востребована, думаю, я продолжу.

— Какую планку издательство или ты сама поставила, по достижению которой поймешь, что она востребована, что это успех?

— Если тираж будет продаваться.

— Какой тираж?

— Три тысячи, традиционный для новичков. Плюс электронная и аудио-версии. Но я ж не маркетолог, поэтому в каком моменте начинается успех, честно говоря, не знаю. Здесь все будет зависеть от издательства.

— Благодаря Анне Андреевне мы знаем, из чего растут стихи, а на чем взошла твоя книга?

— Больше тридцати лет вокруг меня дети. А поскольку любой человек, который работает с детьми, особенно во внешкольной системе… Они же идут сюда не только журналистике учиться, но и дружить, они приходят со своими проблемами и так далее. И стало понятно, что надо помогать — и детям, и родителям.

Хотя вот прямо такая мысль: «Сяду и напишу!» — была когда-то, но очень давно. Она начала оформляться, когда три года назад в Фейсбуке вышел мой пост, после которого я «проснулась знаменитой» (от 17 ноября 2016 года: «Про Псков. Сейчас будет длинно…» — почти шесть тысяч реакций, около четырех тысяч репостов. — _Прим. авт._).

Это, конечно, нескромно, но надо сказать, что я до сих пор получаю отклики на этот пост. Буквально вчера пришло еще одно сообщение. После того как пошли отклики, у меня началась активная консультационная работа с родителями…

— Как скоро, кстати, она перешла на регулярную и платную основу? Потому что, я так полагаю, ты сначала помогала бесплатно?

— Сначала да. Я и сейчас многим так помогаю. Особенно — безусловно — когда обращаются дети. А они пишут часто. Причем тревожно становится, если эти дети из других городов. Но я придумала схему — начинаю через соцсети искать коллег, психологов в этих городах, договариваться с ними, чтобы с ребенком встретились бесплатно.

Параллельно, когда вышел этот пост, посыпались предложения о сотрудничестве от разных средств массовой информации. Сначала я писала для «Лайфа», потом для «Правмира», который мне понравился больше. И когда накопилось уже достаточное количество материала, стало понятно, что это нужно собирать воедино.

В какой момент я поняла, что за это можно брать деньги? Это случилось, когда я ощутила на нескольких примерах, что все инструменты, которые я даю, действительно рабочие. Я уже не говорю о том, что они проверены на мне лично, у меня дома два подростка в поре цветущего пубертата. Я знаю, о чем говорю. Еще это на самом деле очень тяжелая работа.

Когда человек, который ко мне обращается, рассказывает, в чем проблема, сразу становится понятно, могу я помочь или нет. Я не позиционирую себя как психолог, у меня нет психологического образования. Я педагог и работаю исключительно в рамках педагогики, прежде всего, семейной. Очень часто, когда обозначают проблему, говорю: «Ребята, это не ко мне. Вам надо обратиться к психологу, психотерапевту. Иногда, извините, даже к психиатру». Порой это выясняется в процессе самой консультации.

А что касается денег, если мы говорим об индивидуальных консультациях, клиент — не люблю это слово — человек, обратившийся за помощью, платит только после того, как мы с ним проговорим проблему и оба придем к выводу, что этот разговор был полезен, что он действительно от меня что-то получил. А потом на протяжении достаточно длительного времени, уже безвозмездно, я нахожусь на связи. Ночью позвонили: «Вот сейчас он сбежал, меня вызвали в полицию», и так далее. Это хорошая работа, хотя очень тревожно за детей.

Но даже учитывая, что это основной вид моей деятельности и у меня двое детей, которых надо чем-то кормить, часто, когда человек обращается за помощью и при этом заплатить не может, я себя начинаю чувствовать «скорой помощью», которая приехала и говорит: «Если у вас полиса нет, то помогать мы не будем…».

И в процессе этой работы, в процессе живого общения с родителями я поняла, что большая часть наших проблем, если не все, — от родительской безграмотности. Пардон за такое слово.

Родители вообще находятся в очень интересной ситуации. Нынешние дети не имеют практически ничего общего с предыдущими поколениями. Они совсем другие. Те методы, которые работали еще двадцать лет назад, сегодня не работают вообще.

Начнем с того, что они живут совершенно в другом мире.

— Они даже язык свой изобретают, причем меняют слова, как только они уходят «в народ».

— Совершенно верно. Первая и главная причина — наличие гаджетов. Это абсолютно другое информационное пространство. А поскольку сегодняшние родители сами этой жизнью не жили, у них нет опыта, который они могли бы передать. А раз нет опыта, значит, есть страх.

Если для взрослых этот интернет и все, что там происходит, — темный лес, полный всяких опасностей, то для детей — райский сад, где им хорошо. И здесь возникает серьезное противоречие. Это во-первых.

Во-вторых, родители, которые воспитывают сегодняшних детей, это то самое потерянное поколение 1990-х. Нынешние родители первыми в стране увидели, как их одноклассники загибаются от передоза, например. Ну, поколение сериала «Бригада», скажем так. Эта тревожность у них появилась лет в десять, когда их родители пытались справиться хоть с чем-нибудь, и остается до сих пор.

Когда я начинаю говорить об этой разнице, родители сначала настроены очень скептически. Тогда, например, на семинарах, я прошу поднять руку тех, кто сам пошел в первый класс в сентябре. Показала мама дорогу, и вы пошли. В крайнем случае, в октябре. Как правило, это сто процентов присутствующих. А потом прошу поднять руку тех, у кого дети пошли в первый класс сами. Или хотя бы в четвертый, пятый. И здесь действительно чувствуется разница.

Мы в свои четыре года выходили на улицу, играли в песочнице — мама на нас из окна смотрела — и выстраивали коммуникации. У меня забрали лопатку, я должна была ее как-то вернуть и училась это делать. Сейчас у детей нет возможности научиться общаться так рано, до них это начинает доходить позже при совершенно другом объеме информации.

Кроме того, мы сегодня — и родители, и учителя — потеряли одну из основных своих функций. Мы перестали быть основными источниками информации для детей. Эта функция должна быть совершенно другой. Какой? Как с ними общаться? Порой родители просто не знают этого.

Все изменилось в этом мире. Родители считают, например, что ребенку обязательно надо выучиться, получить образование, без этого никуда. Еще как куда! Они-то видят, что нужен миллион подписчиков на Ютубе…

— Есть мнение, что современное образование морально устаревает в режиме реального времени, и добиваться каких-то результатов с детского сада сейчас не имеет смысла.

— Еще одна наша беда! Дело даже не в том, что смысла нет. Так называемое ранее развитие — это очень большая ошибка, я пишу об этом в книге. «Драмкружок, кружок по фото, хоркружок — мне петь охота…». Барто даже не снилось, что происходит с детьми сегодня. Они колоссально перегружены, детям некогда жить — они развиваются.

Последний пример. Мы набираем ребят в группу речевых коммуникаций, программа рассчитана на детей с пяти лет. Родители приходят на мастер-класс и говорят: «Только нам расписание не подходит, потому что у нас еще хоккей, танцы, английский и рисование…» Какие здесь риски? Когда приходит мама пятнадцатилетнего подростка и говорит мне: «Он лежит на диване и ничего не хочет делать», — первый вопрос, который я задаю: «Когда вы потащили его на развивайки?» — «В пять лет». — «Все, свои десять лет он отучился, у него лимит закончился».

Надо понимать, что современные дети действительно другие, но их физиология остается прежней. Природе совершенно все равно, есть у нас интернет или нет, могут родители заниматься развитием ребенка или нет. Есть определенный лимит, то, что мы называем ресурсом. Его и родителям сейчас не хватает, и детям. А когда его нет, возникают проблемы.

Поэтому моя книжка — это учебник. Причем такой классический, с заданиями в конце каждого раздела, которые, хотелось бы, чтобы делали.

Вопрос родительского просвещения сейчас стоит очень остро. Об этом и президент говорит, и министерство, и правительство. Все признали эту проблему. Современных родителей надо учить.

— Как ты думаешь, в связи с тем, что сейчас большое внимание этой теме уделяется на разных уровнях, изменится ли эта ситуация? И в какую сторону?

— Очень хотелось бы надеяться, что изменится. Возможно, потребуется смена поколений. Нынешним детям придется родить своих детей, чтобы понять, что ситуация должна меняться.

Я вообще убеждена, что основных навыков, знаний, которые детям должны дать родители, не так уж и много. Первое — ребенок должен все знать о своем здоровье и понимать, что с этим делать. Второе — он должен обладать навыками самообслуживания. А с этим сегодня катастрофа!

Я всем рассказываю эту историю, привожу ее в книжке. В 2012 году летом, думаю, дай-ка я своих ребят снова свожу на Алтай. И на четвертый день в походе мы обнаружили такую проблему: отсутствие чистых трусов. Это действительно была проблема. Девочки плакали, они не кривлялись. Единственный способ добывания чистого белья, который они знали, — путем закладки в стиральную машинку. Девчонки были очень удивлены, когда я взяла мыло, подвела их к берегу озера и показала, как этого можно добиться другим путем.

Таких примеров масса. Рассказываю об этом на семинаре в Москве. Одна мама говорит: «Ха, трусы! У нас тут посудомойка сломалась. Говорю 11-летнему сыну: „Помой кружку“, — и по выражению его лица понимаю, что он не знает, как это сделать. Включить воду, взять губку, капнуть фейри и отмыть кружку. Этого действия он ни разу не видел. Но я же умела это в свои 11 лет!». Да, но как она этому научилась?

— На генном уровне передалось.

— Угу. Поэтому важны навыки самообслуживания. И третье — навыки самоподдержки. Ребенок должен уметь себя поддерживать, чтобы в дальнейшем в любой ситуации самоопределения понимать, что ему в этой жизни надо и как этого добиться. Все. И это совсем не про высшее образование.

Есть у меня в Фейсбуке замечательная френд Мария Кучерова, которая пишет о ЕГЭ и поступлении в вузы, и у нее действительно был крик души. Она как-то спросила родителей, правда ли они думают, что за учебу в российских вузах надо отдавать своих детей на заклание? И что произойдет, если вдруг ребенок не поступит? Почему считается, что на этом заканчивается жизнь?

— Масса примеров, когда люди добивались многого, выбирая окольные пути.

— Или даже не окольные, а те, которые им нужны. Я такие примеры вижу: у нас занимаются мальчишки, в десятом классе мама говорит: «Нет, индустриальный университет. Это работа, а вот там — не работа».

Это довольно сильный стереотип. Но на мам, особенно бухгалтеров, хорошо действует такой пример: «Десять лет назад сколько человек у вас в кабинете сидело? А сейчас сколько? Вы могли еще 10-15 лет назад представить, что один специалист будет обслуживать несколько компаний, не выходя при этом из дома?».

И правда, это стереотипы, которыми мы давим на детей. И ребятишки-то порой остаются в растерянности. С одной стороны, взрослые для них все еще авторитет, они зависят от взрослых, с другой — они отлично понимают: то, что происходит, как-то ненормально. Кто-то вырывается, но, к сожалению, ценой хороших отношений с родителями.

И еще есть одна серьезная проблема у современных родителей. Они понимают, что что-то не так, начинают читать и учиться. При этом одна часть родителей считает, что их воспитали, все у них в жизни получилось, поэтому им надо так же — не отпускать гулять, не разрешать подстригаться, и так далее. А другие начитались всех и… «баю-баюшки-баю, не ложися на краю, впрочем, нет, давай ложись, что я лезу в твою жизнь». И то и другое — это очень неправильно.

Основная мысль, которую я провожу в книжке от первой до последней страницы, о том, что есть три составляющие идеальных отношений с ребенком. С ним надо дружить, родители должны доминировать, потому что ребенку очень нужна эта опора, и необходим ресурс, чтобы соблюдать этот баланс. Когда эти три составляющие есть — все хорошо.

— Как ты думаешь, спустя время твои мысли, которые ты излагаешь в книге, так же будут востребованы? На протяжении какого времени?

— Ты знаешь, я надеюсь. Мне как-то кажется, что это классика. Потому что моя главная мысль — сохранить отношения с ребенком, выстроить их правильно, чтобы всем было хорошо. А это, наверное, да, останется актуальным.

Девяносто процентов мам, которые приходят ко мне на консультацию, начинают с вопроса: «Что мне сделать, чтобы не стать такой, как моя мама?». Их тоже можно понять, потому что это те самые дети 90-х, которые вообще попали как кур в ощип со своим взрослением.

— А что ты скажешь насчет ценности этого опыта 90-х, какую-то ценность он вообще несет в себе?

— Это навык осторожности, безусловно. Другое дело — мы уже поняли, что мир изменился, и он гораздо более агрессивный, чем считалось. Сейчас должен появиться новый опыт — как научить ребенка в этом мире существовать. А научить можно не путем заключения его в клетку, а путем передачи инструментов, которые помогут ему самому себя защитить.

История с детской безопасностью сегодня — в интернете, на улице, в школе, и так далее — очень важна, детей надо учить этому. Поэтому ценность — да, конечно, есть.

Но на самом деле, когда говорят про 90-е, и особенно кричат: «Вы что, хотите обратно в 90-е?!», в какой-то момент я понимаю, что действительно порой туда хочу.

В 90-х, а точнее с 1994-го по 1999-й годы, летом я возила детей старой Зареки, где работала в 11-й школе, на сплав на Алтай. Родители не платили за это ни копейки. Мне надо было в марте принести в РайОНО смету и в августе отчитаться. Это и называется заботой о детях, которая тогда, несмотря на все сложности, все-таки государством проявлялась. Пример далеко не единичный. Если бы не эта помощь, ни один из моих зареченских ребят, участников этих первых сплавов, не имел бы возможности увидеть Алтай. Потому что их родители, как правило, не могли за это заплатить.

В 1996 году в той же школе в старой Зареке я выпустила класс, в котором из 20 человек 16 поступили на бюджетные места в вузы. Это тоже говорит об отношении тогда к молодежи, к школе и так далее. Вот этого из 90-х мне сейчас очень не хватает. Заботы о детях не в отчетах министерства, а на деле.

Может быть, я не права. Если кто-то сейчас может за государственный счет, за счет департаментов образования отправлять детей в поездки, походы и так далее, пусть мне скажут, я буду рада.

Вспоминаю свою работу в школе, когда мы были абсолютно свободны, могли экспериментировать — в хорошем смысле этого слова, не были так зажаты этими совершенно непонятными нормативами, которые с точки зрения здравого смысла вообще никак невозможно объяснить. Туда-то я как раз хочу. Это было первое поколение такой относительной свободы.

Кстати сказать, нынешние дети, вот удивительное дело, уже родившиеся при Путине, очень свободолюбивы. И они готовы бороться за свою свободу, знают, как это делать, готовы учить наизусть Конституцию и размахивать ей как флагом.

Тут, видишь, вопрос выживаемости. Любой вид будет выживать как может. И эти ребята, наши дети, понимают, что им, чтобы выжить, надо не соглашаться с какими-то нашими историями. И они не соглашаются. Учить родителей правильно к этому относиться — очень важно.

Ни один родитель не будет портить отношения со своим ребенком потому, что он его, например, не любит. Ни один родитель не ложится спать с мыслью о том, что бы завтра такого плохого своему ребенку сделать. Все, что происходит, — от большой любви и по незнанию.

— Поскольку это учебник, могу ли я предположить, что он работает в обе стороны? То есть научил ли тебя твой учебник, работа над ним, чему-либо?

— Да, научил. Ну, во-первых, я поняла, что нельзя сталкивать взрослых и детей в одной дискуссии по поводу того, как должны строиться их отношения.

На мой взгляд, очень большой вред этим отношениям наносит современная постановка проблемы: «Во всем виноваты ваши родители, они вам все неправильно дали, вы это теперь сбрасывайте». Среди моих знакомых есть мамы, чьи 23-летние дети, основные потребители подобных тренингов, начали говорить: «Все, детства у меня не было, ты меня всего лишила, и вообще мне сказали от тебя дистанцироваться, тогда у меня все в этой жизни получится». Это вредно не мамам, которые остаются без своих детей. Это вредно детям, которые остаются без опоры, поддержки и единственного в мире человека, который готов принять их всякими.

Ну и потом, при подписании договора, определении сроков работы над книгой я была уверена, что основной материал собран, его осталось только разложить по полочкам. Оказалось — ничего подобного. Для меня открытием был объем работы — что это так много, долго и, прямо скажем, очень непросто. Полтора месяца я точно не выходила из дома.

— А легко ли было принять на себя ответственность сформулировать именно так, употребить именно эти слова?

— Очень хороший вопрос. Я, правда, на эту тему думала. Имею ли я право, могу ли тиражировать все эти вещи? Но потом поняла: да. Потому что есть результат. А потом, это же дело каждого — принимать или не принимать.

Бывает по-разному. Не всегда родители, которые приходят на консультацию, соглашаются с тем, что я им говорю. Но я все же предлагаю попробовать: «Вы же действовали по-другому, у вас не получалось. Давайте теперь сделаем так, хуже же не будет».

Когда я говорю, что ребенка на консультацию с собой приводить не надо, некоторые родители очень удивляются. Наверное, думают, что я покажу, где у ребенка кнопка, на которую можно нажать, и он будет совсем другим. Нет. Бывает, что я и с детьми встречаюсь, когда у ребенка есть запрос. Но больше все-таки работаю с родителями.

Стоит только родителям что-то изменить, сразу начинают меняться их отношения с детьми. Если родители к этому готовы.

У меня была мама, которая говорила: «А я считаю, что будущее ребенка и данное ему образование важнее, чем наши с ним отношения, потому что ему жить без меня большую часть своей жизни». Ну, она имеет право на это мнение.

— Ты проверяла на ком-то написанные главы?

— Конечно! На людях, которым я доверяю. Есть у меня тетушка-филолог, которая тоже с детьми работала всю жизнь. Я отправила ей. Отправила своим друзьям в Ростове, тоже педагогам. Отправляла замечательной Светлане Бобровой, которой я очень признательна за то, что она познакомила меня с чудесной теорией Ньюфелда. Другое дело, что там далеко не все, мне показалось, надо использовать в полном объеме. Но тем не менее мне очень помогли эти все истории. Так что да, я давала им читать.

— Кому бы ты в первую очередь рекомендовала этот учебник?

— Родителям и тем, кто собирается ими стать, так как очень часто мы спохватываемся позже, чем надо бы. Кстати, с издательством изначально стоял вопрос о том, чтобы писать книжку для родителей подростков. Потом поняли: нет, нужно раньше. Конечно, никогда не поздно. Но лучше подходить к пубертату с каким-то багажом — прежде всего, багажом сложившихся отношений с ребенком. Ведь в этом возрасте, помимо всего, что вылазит благодаря гормонам, вылазят еще и все наши ошибки, которые мы делали с самого их рождения.

— Хочу уточнить, подойдет ли эта книга родителям, которые со своими родителями уже разобрались, или всем можно?

— Можно и нужно всем. Я не решаю проблем взрослых с их родителями, даже не берусь за это. А потом, я же говорю, у меня к этому свое отношение. Почему-то многие хотят найти причины самых разных проблем именно там. Может, их так учили…

Мы все образованные люди и понимаем, что если плохо, надо искать специалиста, который поможет. Я тоже обращалась к психологам. И каждый пытался найти причину в каких-то неправильных с их точки зрения отношениях с моими родителями. Мои родители — это образцово-показательная семья! Следующую книжку я напишу о них.

Это были идеальные отношения взрослого и ребенка — что у меня, что у моей младшей сестры. «Ты должна простить маму!» Мне не за что ее прощать, у меня нет повода обижаться на свою маму, и не было никогда. Конечно, были какие-то шероховатости в те же 14-15 лет, но они настолько быстро забывались, и у меня действительно нет ни одного повода.

— Я спрашиваю, потому что это действительно тренд.

— Очень неправильный. Конечно, бывают истории отношений из ряда вон выходящие. Но часто и это можно понять. Вот ваше поколение, кстати, взрослело как раз в тот самый период, когда родители проснулись в другой стране, растерялись, не знали, что с этим делать. Но нельзя так обесценивать положительную родительскую роль, как это происходит сейчас. Этот современный тренд подводит к тому, что мы критикуем все плохое, что родители сделали, и вообще не вспоминаем о том, что было и что-то хорошее.

У каждого человека должна быть опора. И, как правило, это близкие люди, семья, родители.

Это люди, которые всегда отличаются от всех остальных одной простой вещью. Они никогда осознанно, специально не сделают тебе плохо. Подруга, какой бы верной ни была — до первого мальчика, в которого влюбитесь обе. Или до первого айфона новейшей модели. Мы не говорим о каких-то маргинальных семьях. Но большой ли их процент, Тань? Статистики у меня нет, но не много таких семей. И обесценить все?

— Кому бы ты подарила свою книгу? Как жест.

— Подарила бы… да всем! Слушай, даже не знаю. Прежде всего, родителям детей, которые у меня учатся. Именно как жест. Потому что это родители, которые доверили нам самое дорогое, что у них есть. Им бы — с удовольствием и радостью.

Естественно, близким. Всем, кто поддерживал, верил в это дело, говорил: «Давай-давай, пиши!» А потом там в разделе благодарностей очень много фамилий. Начиная с родителей, с моей первой учительницы, директора школы. Это люди, которым я очень благодарна. Но самый большой список — это, конечно, фамилии моих учеников.

Я поняла, насколько у меня серьезный педагогический опыт, когда прочитала в соцсетях, что одна моя выпускница отметила серебряную свадьбу. Тут до меня дошло, сколько лет позади! (смеется). Но поскольку у меня самой еще дети маленькие, не приходится чувствовать себя… (подыскивает слово) бабушкой!

Поэтому подарила бы тем людям, которые были рядом все эти годы, благодаря которым, собственно, и получилась эта книжка.