Кардиохирург Кирилл Горбатиков: Когда открываешь медицинскую карту, плакать хочется

_Доктор медицинских наук, профессор, главный кардиохирург и заслуженный работник здравоохранения Тюменской области, сердечно-сосудистый хирург высшей категории, заведующий кардиохирургическим отделением № 2 ОКБ № 1 Кирилл Горбатиков рассказал в интервью телеканалу «Тюменское время» о работе кардиохирургом, о пороке сердца и о том, почему так важно планировать беременность._

— Выбор профессии — это всегда сложно. Как вы нашли свой жизненный путь?

— Поверьте, это было очень сложно. Здесь огромную роль сыграли родители. Особенно мой отец. Он хотел, чтобы я стал врачом.

— А почему?

— Не совсем понятно. Он хотел, чтобы в семье был свой доктор. А я, между прочим, был против, ведь мечтал о другом — стать ихтиологом. Разводил рыб, читал Жака Ива Кусто. Так что профессия врача меня совершенно не волновала!

Так получилось, что в моих руках оказалась книга, перевернувшая в буквальном смысле все. Помните «Балладу о борьбе» Высоцкого? Там такие строки: «Нужные книги ты в детстве читал». Вот их-то я как раз и прочитал. А точнее — одну. Ее автор — хирург Николай Амосов, называется «Мысли и сердце». Кстати, многие, кто познакомился с его откровениями, решили стать кардиохирургами. И понятно почему — читать без внутренней дрожи невозможно. Ты испытываешь шок.

— Настолько все правдоподобно?

— Да. Чистая правда. «Вчера после операции умерла девочка. У нее был сложный врожденный порок сердца. Я вот иду на вскрытие. Никакой врач не любит этой процедуры — провожать свою работу в покойницкую. И я не люблю». Вот я вам это пересказываю сейчас, и у меня мурашки по телу.

— Вот вы говорите, что отец настоял. Однако жизнь знает немало случаев, когда настойчивость родителей ни к чему хорошему не приводит. У вас же — наоборот.

— Да, потому что родители знали меня лучше, чем я сам. А еще у нас было полное взаимопонимание.

Знаете, есть еще одна причина, почему я стал доктором. Опять-таки дело в родителях, они не хотели меня отпускать в Ленинград на биофак. И так, с начала 8−9 класса я начал очень серьезно готовиться, даже пришлось заниматься с репетитором. Все шло к тому, чтобы я стал врачом. И не просто, а кардиохирургом!

— А почему кардиохирург? И именно детский?

— Во-первых, Амосов, о котором я рассказывал, был кардиохирургом. Во-вторых, в советское время кардиохирургия была на пике технологий и развития. Как, впрочем, и сейчас. Плюс ко всему — эффект удачно сделанной операции ты видишь тут же. В других же хирургиях он наступит только через несколько дней. И еще, очень важный момент: у взрослых пациентов все четко и понятно, а у детей — нет.

Например, один и тот же диагноз, но одного ребенка выписывают, а другого сломя голову везут в операционную.

— Был ли в вашей жизни момент, который, пожалуй, у многих происходит, когда хочешь все бросить? Из-за усталости, из-за непринятия политики учреждения, здравоохранения в целом?

— Понимаете, любого нормального человека такие мысли посещают периодически. Я, в общем-то, себя отношу к нормальным (смеется, — прим. ред.). Человек, который находится на пике какой-то профессии, должен анализировать, что происходит и куда мы идем дальше.

— Если человек об этом не задумывается, то это, по меньшей мере, странно?

— Да. Ведь через сомнения мы выбираем дальнейший путь.

— Вы об этом хоть и задумываетесь, все равно остаетесь в профессии?

— Безусловно. Мне ценно все то, что я делаю. Из всех сердечно-сосудистых хирургических проблем детская кардиохирургия — одна из самых молодых и динамично-развивающихся. И я до сих пор продолжаю изо дня в день в ней разбираться.

Прогресс медицины во всем мире очевиден: если раньше порок сердца — это было относительно просто, то как только неонатологи шагнули вперед, все усложнилось.

Я поясню: благодаря их труду стало намного больше выживать совсем крошечных пациентов, и наша работа кардиохирургов стала сложной, дорогостоящей и технологически насыщенной областью медицины. Это не может не радовать, ведь у детей появилась надежда на жизнь.

— Что вы испытываете, когда слышите слова благодарности родителей, чьих детей удалось спасти?

— Вы знаете, привыкнуть к этому невозможно. Очень часто у меня мороз по коже. Я получаю понимание того, что живу не зря.

— Каково этого, когда ты несешь ответственность не за своего, а за чужого ребенка?

— Непросто. Поверьте. Конечно, во время операции ты от всего этого абстрагируешься и буквально как робот с максимальной точностью и быстротой делаешь так, чтобы сердце работало. Чувство ответственности, чувство того, что тебе доверили самое дорогое, не оставляет никогда.

— Пожалуй, строгий, но справедливый. У нас команда — это семья. Все знают свои обязанности и при этом к друг другу относятся с пониманием. У нас очень сильные специалисты.

— А что касается оснащения? С чем вам приходится работать? Всего ли хватает?

— Всего хватает. Я вам скажу так: оснащение у нас нисколько не хуже, на уровне Европы или Америки, а где-то и лучше!

— А как вам, детским кардиохирургам, можно уменьшить работу? О чем должны помнить родители, чему следовать во время планирования беременности, во время вынашивания ребенка?

— Это весьма актуальный вопрос. Например, в Европе и Америке количество пациентов с врожденными пороками сердца все-таки меньше, чем у нас. Основные «поставщики» — это приезжие люди. Вообще же, существует много теорий относительно появления этих болезней. Раньше считалось, что [основная причина] это вирусная инфекция на ранних сроках беременности. Никто не доказал обратное. Сейчас считается, что это спонтанная мутация человечества, 8−15 случаев на 1000 новорожденных.

— Мы, в отличие от европейцев и американцев, не совсем серьезно подходим к планированию беременности?

— Да. Крайне важно проходить обследование на инфекции. Разумеется, не употреблять алкоголь и не курить. И если следовать хотя бы этим правилам, есть шанс родить доношенного ребенка.

Представьте себе ситуацию: ребенок родился с пороком сердца, требуется операция, но при этом кроха недоношенный, вместо положенных 3 килограммов, весит 1 килограмм 400 граммов, у него незрелый организм, а мы устраиваем ему «атомный взрыв», оперируем его с искусственным кровообращением. Вот ответьте мне, у кого будут выше шансы на выживание больше — у доношенного ребенка или недоношенного?

— Безусловно. Люди просят о помощи, и мы помогаем, пытаемся спасти. Но, когда открываешь медицинскую карту, плакать хочется. Я ведь вижу, что во время беременности женщина вела себя, мягко говоря, неидеально. Я хочу предостеречь многих. Ради Бога! Планируйте беременность, готовьте к этому организм!