Алексей Литвинов: Когда я начинал, не было ничего более яркого, чем бальные танцы

_Перед тем, как на старт соревнований выходит команда формейшн «Вера"](http://formationvera.com/), на паркете появляется кто-то из наставников. Чаще всего — ее главный тренер, Заслуженный тренер РФ, судья международной категории WDSF Алексей Литвинов. Он приветствует судей, зрителей и садится на краю площадки перед танцорами, лицом к лицу, чтобы своей энергией держать команду, фактически танцевать вместе с ними, не совершая при этом танцевальных движений. Больше чем за двадцать лет существования команда одержала семь блестящих побед на чемпионатах мира, пять — на чемпионатах Европы. Начавшая побеждать в начале 2000-х, «Вера» давно стала легендой в мире спортивного танца. Но в этом году танцоры были практически лишены возможности показать себя. Единственной возможностью выйти к зрителям в этом году стали фестиваль и концерты, организуемые собственными силами. Кстати, перед Новым годом впервые в истории команды созданные для соревнований абсолютно новые программы [сначала покажут тюменским зрителям. О том, как справлялись с антивирусными ограничениями, с вынужденным дистантом, о бонусах известности и о пользе уверенности в себе, даже напускной, о методах работы «без людей», о танцах в 80-е и сейчас Алексей Литвинов рассказал в интервью «Вслух.ру»._

— Алексей Сергеевич, как бы вы охарактеризовали год в целом — для команды и для вашего центра спортивного танца в Тюмени?

— Это было испытание. Главной нашей заботой оставалось сохранить здоровье членов команды и их семей. Поэтому весной мы перешли к тренеровкам в онлайн-режиме. К занятиям в зале вернулись только в середине лета. Понятно, что при этом соблюдались все меры по недопущению распространения коронавируса. Тренерский состав плюс спортсмены — 45 человек ежедневно вместе. Все в масках до и после тренировки. Меры безопасности соблюдаются скрупулезно. Но в момент самой тренировки находиться в масках невозможно. Кроме того, мы продолжаем работу, у нас прошли фестивальные концерты, впереди — предновогодние концерты «Формейшн „Вера“ зажигает елку». Поэтому, да, было тревожно. Весь год.

— В итоге кто-то заболел?

— Да, случаи были. Большая их часть пришлась на осень. В карантине побывала треть команды.

— Как ограничения повлияли на обычную жизнь коллектива?

— Отменились все международные соревнования. Состоялся только взрослый чемпионат России. Первенства по категориям — молодежь, юниоры — также с марта были отменены. В Тюмени должно было пройти первенство Уральского федерального округа среди команд формейшн. Его отменили буквально за три дня до выезда к нам команд из других регионов. На этом первенстве должны были выступить четырнадцать наших команд. Так что не состоялось практически ничего. В итоге мы инициировали фестивальные выступления и концерты, которые завершат год, чтобы не терять практику выступлений у ребят, являющихся членами сборной команды Тюменской области по танцевальному спорту.

— Спортсмены теряют год?

— Те, кто мог рассчитывать на повышение разряда, не имели такой возможности. Мы не получили приглашения на чемпионаты. Но фактически ничего не потеряли — везде все отменено. При этом непрерывный процесс развития, конечно, в какой-то степени приостановлен. Роста нет. А поскольку мы в авангарде движения, то и во всем мире эта эволюция приостановилась. Но тренировочный процесс продолжается. Поскольку мы входим в сборную региона, то должны поддерживать форму. Плюс, к этому процессу мы подходим креативно.

В существующем режиме не потеряем ничего, в этом случае конкурсная деятельность будет заменена концертной по максимуму, где это возможно, на любых площадках, готовых принять спортсменов и зрителей.

Поэтому, думаю, свою команду мы сохраним в хорошей кондиции. Что касается коллег из других стран, способных повлиять на результаты соревнований, там позитива меньше. Многие танцоры за рубежом реально сидят по домам.

— Можете выделить какой-то позитивный опыт, кторый дал вас этот год?

— Ну, мы, как многие, научились работать дистанционно. Конечно, дистанционные занятия сейчас прочно ассоциируются с опасностью, которую несет коронавирусная инфекция. Но когда все нормализуется, думаю, оставим онлайн-тенировки раз в неделю. Потому что, как оказалось, они совершенно иначе раскрывают спортсменов. Человек перед экраном один, без партнеров. Ответственность за результат только на нем. При этом тренеру хорошо видно со стороны, как тот работает.

— Сделали выводы насчет ребят?

— Конечно. Может, такой режим работы и не развивает мышцы и мозг так, как это происходит на группах, зато людей узнаешь немного с другой стороны. Они утомительны до паранойи, эти онлайн-тренировки! Человек все время находится в одном и том же пространстве, никуда не выходит. По крайней мере так было весной в Тюмени. Мы соблюдали ограничения. А когда летом еще жара началась… Но оказалось, что это довольно весело. Чтобы сбросить напряжение, порой без смеха не обойтись.

— Дополнительную стрессоустойчивость приобрели?

—А разве был выбор?.. Я считаю, что мы все очень много потеряли в соревновательной деятельности. В человеческих отношениях — приобрели. Хотя кто как. Но по моим друзьям и знакомым я вижу, что дружеские, личные связи только окрепли. Даже если люди расстаются, то делают это более обдуманно и спокойно, что ли. По себе могу сказать, стало больше времени на размышления. Ведь мы все время бежали, темп жизни был дикий, даже в Тюмени.

Наверное, как существа в целом позитивные, мы ищем в пандемии какие-то плюсы, чтобы себя приободрить. Но пусть это все уже закончится побыстрее, чтобы можно было все делать как раньше.

— Скажите, вас узнают на улице?

— Да, особенно летом. Кто помладше, говорит: «Я вас в телевизоре видел!» Люди взрослые редко акцентируют внимание на том, что где-то меня видели. Но порой, и довольно неожиданно, в сложных ситуациях приходит помощь. Например как-то мне нужно было получить в аэропорту груз для наших спортсменов, которые везла спецрейсом супруга одного из российских консулов. Но в зону, куда она прибывала, мне было не попасть. Удача, что меня узнал человек, смотревший наши программы. «Алексей, что вы здесь делаете?» Так и так, говорю. «Вам нужно пройти туда-то, давайте я вас проведу!» И меня привели туда, где я смог этот груз получить, и он был вовремя доставлен команде. Так скажем, это эффективно. И приятно, да. Но лучше ходить неузнанным.

— Что из предметов, которые вас окружают на работе, вы бы выделили?

— Вот этот кубок. Он сделан в стиле русского лубка. Снизу — цифра 17.

В 2010 году мы проводили чемпионат мира в Москве и как организаторы должны были позаботиться о том, что будет вручаться победителям. Международная федерация привезла типовые медали и кубки. Мы занялись памятными подарками. Их изготовили на заводе хохломской росписи. Я контролировал процесс лично.

Номер нашей команды и наше счастливое число — 17. Мы решили заранее его сюда вписать. И выиграли тот чемпионат.

— Уверенность в себе важна для спортсмена?

— Любая, даже напускная, важна. Она может дать преимущество. Когда человек ведет себя нагло, это в первые несколько секунд оглушает соперников, позволяет завладеть ситуацией.

— Как у боксеров перед боем?

— Да-да! Такая манера поведения сказывается на соперниках. К тому же есть те, кто поддается на эту провокацию и потом выходят на паркет уже как будто немного проигравшими. Так что да, это важно.

— А бывает, что спортсмен хороший, данные отличные, но уверенности не хватает? У вас такие были?

— Да. Полно.

— Как вы с этим работаете?

— Есть те, кто глазом не моргнет в сложной ситуации, а есть те, кто как будто бы заранее уверен, что упадет, потеряет равновесие. Мы выходим на паркет. Есть определенные критерии, которые нужно выдерживать внутри композиции. Все двигаются синхронно, но одни просто вращаются, а другие вращаются и меняют позицию. То есть одним проще, другим сложнее. При этом некоторым спортсменам легче, когда у них сразу много задач в танце. Так они забывают о страхе. Но иногда, оказываясь в простой позиции, они начинают видеть зал, а там, допустим, шесть тысяч зрителей, и теряются. И такое происходит. Но большое количество выступлений в конечном итоге всех уравнивает. Нарабатывается опыт.

— А вы учитываете эти особенности при расстановке пар?

— Невозможно выставить вперед тех, кто сильнее и опытнее, чтобы они закрыли собой тех, кто помоложе. Просто потому, что в нашем виде спорта судьи находятся не только с фронтальной стороны, но и с боковой. Любая недоработка все равно будет видна. Кроме того, судьи впереди находятся высоко, фактически сверху — на двадцатом ряду. А те, что сбоку, сидят близко к площадке. К тому же судьи меняются местами.

Пример. Допустим, в первом туре мы потеряли трюк. Это видел судья, находившийся сбоку, который должен оценивать не трюки, а технику и музыкальность. Но в полуфинале судья идет наверх, там он будет оценивать именно трюки. Он помнит первый тур. Не думать о том, что раньше-то мы трюк потеряли, он не может. Это человеческая психология. И он тянет за собой этот шлейф. Поэтому пытаться что-то припрятать бессмысленно.

Другое дело, когда расстановка помогает выгодно подать хореографию. У нас была программа «Майкл Джексон». В финале одного из парней нужно поднять на вытянутых руках, держа буквально за щиколотки. Он оказывался на высоте около четырех метров. Выстоять там мог только Саша Скобелев. Он в нашей команде самый «десантник». У него и прозвище — Фура. Конструкцию держали три человека, они при всем желании не могли бы оставаться неподвижными. Но у Саши такие мышцы спины и пресса, что он вытаскивал позицию с открытыми руками и не падал. С другим спортсменом был бы риск, с Сашей риска не было. Поэтому под этот финальный трюк где-то с середины формейшна специально подводили так, чтобы именно он оказался в конце по центру.

— В одном из доковидных интервью вы говорили о «вакууме», который создаете для команды перед соревнованиями, чтобы их ничего не отвлекало от работы. Сейчас «вакуум» создан для всех. Что-то в связи с этим поменялось в психологической подготовке?

— Специально — не меняли. У нас с недавних пор появилась возможность тренироваться в большом зале. Своего зала, который бы подходил по размеру для тренировок формейшн, у нас нет. В течение двадцати лет, что мы работаем, тренируемся на небольших площадках, разделенных колоннами. А за две недели до чемпионатов выезжаем в «Ребячью республику», где дорабатываем программу. Это, конечно, стрессово, но мы привыкли. А сейчас мы сборная региона и можем, к примеру, тренироваться на базе спорткомплекса «Строймаш».

Так вот, там до и после нас тренируются футболисты. Отыграли, переоделись и идут через зал на выход. Но некоторые остаются посмотреть. Раньше я бы сказал: «Приходите на концерт, но сегодня здесь находиться не надо». А сейчас я это только приветствую, потому что присутствие людей вокруг за год стало редкостью, а со зрителями спортсмен работает по-другому.

— Вы больше спортсмены или танцоры?

— Как команда — мы спортсмены. Но каждый из команды — танцор.

— Вы часто называете выступления, программы продуктом. Эта терминология отсылает к производству, технологиям.

— Это абсолютно точно.

— А какое место в этом продукте занимает творчество, спонтанность?

— Заготовки для этого продукта делают разные люди. Часть из них в Тюмени, часть — в Москве. Все начинается с моей головы, в которой возникает идея. Потом коллеги, мои воспитанники Дима, Миша, Саша и Маша — Рощектаев, Ленский, Постельняк и Потапова — «фильтруют» эту идею. Она или цепляет, или нет. Если нет, ищем другую. Если всем зашла, предлагаем Дмитрию Ефимову, руководителю театра «Европа», оценить ее. Он, допустим, говорит: «Леша, ребята, это не тема…» И идея отбрасывается. Идем дальше.

— Дмитрий как кто оценивает идею, как шоумен?

— Как человек, который понимает, что интересно зрителю. На его спектакли идут без рекламы, что бы он ни делал. Это может быть чуть светлее, чуть темнее, страшнее или веселее — зависит от темы, но это всегода продукт, готорый видят и говорят: хочу посмотреть еще.

Его постановки в десять раз длинее, чем наши, и в десять раз менее интенсивные. Потому что мы шесть минут танцуем без остановки, а у них есть театральная часть, где танцоры успевают передохнуть, поменяться, и так далее. Но в принципе это похоже.

В нашей хореографии Дмитрий Германович отвечает за две части — первые и последние 45 секунд. Вступление и завершение шестиминутной программы в бальных танцах могут быть чем угодно. Их делает только он. Поэтому может одобрить или забраковать идею в целом.

Доведенную до определенного уровня, продуманную идею мы показываем нашему основателю Вере Алексеевне Шереговой. В этот момент появляются костюмы. Ими занимается женская часть нашей команды, Александра Постельняк и Мария Потапова. Если показанное находит одобрение у Веры Алексеевны, мы, затаив дыхание, представляем наработки в Москву нашим консультантам, которые работают с нами все двадцать лет, Алексею и Наталье Стружановым. Они говорят: «Это фуфло». И мы начинаем все заново. Или им нравится, и мы начинаем работать над постановкой.

Получается, что каждый из этой цепочки задается вопросом: «А где здесь я? Что я могу привнести?» Так с самого начала задается контур будущей постановки, идеи этих людей должны сложиться как паззл. Если не сложатся, то ничего не получится. В качестве иллюстрации: те программы, которые мы покажем в ближайшие дни в Тюмени, готовились точно так же. В латиноамериканской было отвергнуто две идеи, третью утвердили. В стандартной забраковали четыре, на пятой сошлись. Так что это продукт, да.

— Танцоры как-то участвуют в творческой части или они только исполнители?

— Иногда нам нужно решить задачу: одна группа с тыльной части должна выйти вперед, а другая, допустим, — разойтись в стороны. Мы даем задание придумать, каким движением под эту музыку можно это сделать. Ребята, используя свой опыт, раз, и выдают. Мы говорим: да. Так все происходит быстрее. Но чаще, все-таки, им просто дается готовый материал.

— Это всегда одна цепочка?

— Да, с 2008 года.

— В знаменитом русском балете довольно жесткая система отбора, куда нет хода детям, не вписывающимся в строгий стандарт. Насколько серьезно дела обстоят в наших спортивных танцах?

— У нас фактически нет отбора. Но некая чисто механическая выборка происходит, когда по предварительной записи пацанов, например, 25, а девчонок — 60. И им нужно встать в пары. По возможности мы стараемся отбора избегать. Потому что с учетом длительности обучения кто-то в четыре года не показывает ничего, а в 14 становится лучше всех. У нас такие случаи были.

Но когда детей слишком много, их приглашают в зал. С ними танцует педагог и делает для себя пометки. На их основе можно понять, кто сможет заниматься и слушать преподавателя. В четыре года нет лучших, они все уникальны. Просто кто-то готов, а кто-то пока нет.

— Когда дети, бывает, в переходном возрасте набирают вес, это мешает заниматься? Ведутся ли с такими детьми разговоры о весе? Насколько в этом смысле спортивные танцы — жесткий вид деятельности?

— Разговоры ведутся, но очень аккуратно. Потому что, если говорим про девочек, есть определенные биологические циклы, когда даже самые худенькие полнеют. В это же время происходят серьезные психологические изменения, человек взрослеет, осознает себя. Некорректные замечания в этот период могут оказаться фатальными. Поэтому это делают только самые опытные женщины-тренеры в ситуации, когда нужна чисто методическая помощь: подсказать, что стоит сейчас делать, а чего делать не стоит.

Никто не скажет девочке: «Ешь на ночь булки, вот у тебя и не получается!» А если пацаны полнеют — они у нас тоже через одного — то вот там стоит турник.

С родителями проводим профилактическую беседу, советуем настроить питание так, чтобы ребенок не накидывался на ночь. К сожалению, часто бывает, что они идут сначала в школу, потом в музыкалку, потом на тренировку, и только вечером попадают домой — есть и спать. И потом мы штаны от костюма застегнуть не можем. В общем, с парнями немножко по-другому.

— Несколько лет назад вы говорили, что у вас полностью выстроена система подготовки спортсменов от начинающих до профессионалов. Вы сейчас в ней уверены? Что-то менялось за последние годы?

— Вот в апреле мы собирались везти на первенство и чемпионат России в Москву девять команд разных возрастов, помимо четырех старших. В тот момент я бы вам сказал, что мы просто на пике. Потому что у нас не уменьшается численность танцоров по мере роста и взросления, как во многих других видах спорта, где чем старше, тем меньше занимаются, бросают. Наоборот, старших у нас даже больше бывает.

Но сейчас ситуация поменялась кардинально. Из этих девяти команд в полном составе остались только четыре. Мы крутились, как уж на сковородке, чтобы дать им нагрузку, активность, придумывали занятия, но некоторые ушли. За период самоизоляции мы потеряли часть ребят. Ок, не очень много, но все же потеряли. Где-то осталось шесть пар из восьми, где-то пять.

— Было жаль с кем-то расставаться?

— Очень сильно.

— Как думаете, они вернутся?

— Думаю, нет. Главное, чтобы они чем-то другим начали заниматься.

— Кстати, насколько танцы меняют человека? Реально ли уйти из танцев, когда ими некоторое время занимался, и забыть вообще про это? Или танцующий человек — это навсегда?

— Вообще тех, кто занимался бальными танцами, даже видно. Если в компании есть танцор, вы его быстро определите. Это не обязательно осанка. Если парень, то он будет чуть более джентльмен. Девушка будет чуть больше остальных, иногда и не чуть, следить за тем, как она выглядит, во что одета, даже если одежда не самая дорогая. Это формируется годами. Каждая тренировка — волосы собраны. Если на висках что-то торчит — иди прибери. Нужна определенная одежда, чтобы можно было видеть, как работает тело спортсмена.

Бальные танцы — это особый лоск, культура, даже если ребята не всегда при этом ставят слова в правильные падежи.

— Вы говорили, что можете поставить в команду перед соревнованиями менее опытных спортсменов, чтобы они прошли боевое крещение. В какие моменты для вас вклад в подготовку танцора важнее результата на совренованиях?

— Это может произойти на соревнованиях любого уровня. Очень хороший пример — чемпионат мира 2019 года в Бремене, Германия. В составе нашей команды три чемпионки мира 2010 года. Они успели выйти замуж, родили детей и вернулись танцевать. Одну из них, которая пришла после большого перерыва, я выпустил в первом туре. Ее партнером был молодой спортсмен, который первый раз вышел танцевать в составе «Веры» на чемпионате мира. И мне было не важно, будут срывы или нет. Важнее, чтобы у кадого из них этот выход состоялся. Они начали терять один трюк, но партнерша вытащила его своим опытом и умением. Они закончили в фазу и в итоге справились со всем блестяще. После них в полуфинале и финалке вышла лучшая пара из молодежной команды. Тоже первый раз танцевали на чемпионате мира. И тоже справились. У меня не было опасений и мыслей поставить кого-то более опытного. Это тот случай, когда я не переживал за результат вообще. Потому что… Ну, потому что!

— А какое сейчас соотношение местных и приезжих спортсменов в команде?

— Даже интересно, двайте посчитаем. В основном составе из 16 человек, получается, четверо приезжих. В латине больше — семь.

— Это уже не исключение?

— Уже правило, да, нормальная практика.

— Когда это началось?

— Вообще как только команда возникла, в ней сразу оказались ребята из большой Тюменской обасти — Ханты-Мансийск, Нижневартовск, Тобольск. Потом, первым из-за пределов нашего региона, танцевать с Александрой Постельняк приехал из Находки Михаил Ленский. Это было в 2000-м году. И понеслось. Москва, Калиниград, Комсомольск-на-Амуре, Владивосток. Это самые отдаленные точки. В общем, приезжих ребят много и география обширная. Они едут, чтобы здесь учиться и танцевать.

— Команда все равно остается тюменская? Географическая принадлежность — важна?

— Ну да, это сборная Тюменской области. По факту все они уже жители Тюмени — прописались, ипотеки взяли, женились. И, что немаловажно, они стали хорошими педагогами.

— На сайте указано, что вы начали работать балетмейстером в 1993 году…

— Лично я? Да, тогда меня приняли на работу официально. Но консультировал, помогал я с 1986 года.

— Как по вашим ощущениям, популярность бальных танцев — когда вы начинали и сейчас — изменилась?

— Когда я начинал, не было практически ничего более яркого, да еще связанного с иностранной музыкой. На конкурсах бального танца в ДК «Строитель» люди в проходах стояли. Потому что это была импортная культура, зарубежная музыка, танцоры по тем временам были «разодеты». А люди тогда, в 80-х годах… Я лично не помню у себя в то время ничего лучше фирменного темно-синего свитера. Вообще фирменных вещей у людей не было. И музыку мы тогда переписывали друг у друга на кассеты. Вы, наверное, не помните.

Сегодня наша страна, наш город — это уже не окраина. Мы теперь сами — центр мира во многом. В целом ничто особенно не может удивить тюменца. Все смешалось. Для меня — так.

Вероятно, поэтому иногда на наших турнирах ползала может быть пустым, там только родители. При этом соревнования высокого уровня — кубок губернатора и этапы мировой серии, проходящие в Тюмени — собирают полные залы. Люди по-прежнему приходят.

— А заниматься идут меньше или больше?

— Больше. Объясню. Детей приходит ровно столько, сколько хороших тренеров их готовы принять. Раньше в нашей школе было четыре тренера, теперь — восемнадцать. Поэтому и детей, которые приходят заниматься, становится больше.

— Правда ли, что, как многие спортсмены, танцоры взрослеют раньше? О спортсменах, допустим, говорят, что они теряют детство, проводя время на тренировках.

— В прошлые выходные мы с моими младшими спорсменами ездили на горки. Видели многих наших с родителями. Нормальное детство! Лишь бы родители не забывали их туда, в этот детство, выпинывать — так же отвезти на горки и покататься. От взрослых многое зависит, насколько они будут неленивы в этом, чтобы показать варианты.

— Как вы сами пришли в танцы?

— Мне подарили кассетный магнитофон «Томь-303». Но мама поставила условие — пойти на занятия спортивными танцами. А я футболом занимался. Но пошел. Там были девочки. И я остался, футбол бросил. Мне было лет четырнадцать тогда.

— Когда поняли, что это уже все — будущая профессия?

— Начал подрабатывать, когда погиб отец. Надо было помогать маме. И затянуло.

— Танцы помогали или мешали на первых порах?

— Мне — помогали. Я был занят, мне нравилось. С удовольствием шел на тренировку, прихорашивался. Свободное время перестал слоняться во дворе. Появились компании, где были девушки и парни, как я, из разных районов города. Это было очень прикольно. Начали ездить на соревнования. Стали самостоятельными. В 16 лет я уже путешествовал. К примеру, мы, три пацана, садились в поезд и на выходные уезжали в Пермь, потому что в местном танцевальном коллективе у нас завязались отношения. Если бы я продолжал заниматься футболом, то, наверное, этого бы не прожил. Хотя футболом тоже круто было заниматься.

— Был ли момент когда-либо, когда вы хотели отказаться от танцев?

— Нет.

— А с чем был связан недолгий по времени переход на работу в управу Ленинского округа Тюмени?

— Тренер чемпиона мира по дзюдо Николая Ожегина Сергей Александрович Кабанов в то время был назначен директором департамента по спорту и заместителем главы города. Он набирал себе команду, ему нужны были заместители глав управ по социальным вопросам. Мы были знакомы лично. У «Веры» как раз случились первые серьезные победы, в команде были хорошие тренеры, и я подумал, что они вполне могут обойтись без меня. И они без меня год справлялись. А потом новое руководство, которое пришло после Сергея Александровича, оценило результаты моей работы не так высоко, как я это себе представлял. Мне предложили продолжить заниматься тренерством.

— Если бы не это, вы бы остались? Вам нравилось быть чиновником, условно говоря?

— Я не сидел за столом, если вы об этом. Все время проводил среди людей, на площадках, собраниях, фестивалях — зимних, летних, осенних. Но мне эта работа нравилась, потому что я помогал своему наставнику.

— Вам этот опыт для чего-то пригодился в дальнейшем?

— Как говорят? Счастлив тот безумец, которому хорошо наедине со своим безумием? И слава богу, что я вернулся туда, где был по-настоящему нужен. Потому что там я, да, был эффективен, но вполне заменим.

— Не могу не спросить о федеральном телепроекте «Танцуют все», в котором вы принимали участие в 2017 году. Как туда попали и с какой целью?

— Считается, что от некоторых предложений нельзя отказываться. И съемки на «России-1» для команды в период, когда у нас как раз не было соревнований — такой случай. Когда стало понятно, что мы сможем попробовать себя в разных направлениях, кроме того, нас покажут по телеку, было глупо отказываться. Пришлось, правда, самим оплачивать дорогу и хореографов в направлениях, где мы не спецы. А в остальном все было идеально. И опыт попадания на эту телевизионную фабрику уникальный. Не жалел ни секунды, что собрал ребят. Тех, кто захотел поучаствовать.

Если бы снова позвали сниматься в телепроекте, я собрал бы молодежную команду и отправил ее снова. Потому что там наши сильно повзрослели и стали настоящими профессионалами.

— Проект «Танцы» на ТНТ смотрели?

— Нет. Включил одну программу и не стал смотреть в приницпе.

— В любом случае об этом телепроекте говорили, что он изменил отношение к танцам в стране. Бальникам пригодился бы подобный телевизионный проект, который бы продвигал ваш вид спорта?

— Нет, потому что нам хватает соревнований. Не думаю, что такой проект был бы популярен, его не смотрели б даже.

Ключевым стержнем спортивных танцев является цикличность соревновательной деятельности. Каждые суббота-воскресенье — пожалуйста. При желании можно в сентябре начать и 36 недель подряд выступать на турнирах в разных городах. У других видов танца как раз нет возможности участвовать в масштабных состязаниях, перелетая из города в город, куда собираются танцоры со всей страны.

При этом телепроект, где мы отметились, был посвящен именно соревнованиям команд. А коллективы в России соревнуются только на Студвесне или на Дельфийских играх. Плюс какие-нибудь фестивали эстрадного танца.

— Что на сегодня самое сложное в бальных танцах?

— Уровень общей подготовки. Причем раньше это было не так важно, и люди на стиле и с особой музыкальностью могли быть лучше других. Сегодня первые пятьдесят пар нашей страны во взрослых, или первые двадцать пар в детях и юниорах танцуют на очень высоком уровне. Так, как будто они занимаются в балетной студии, а не в бальной. Уровень подготовки — не профильный, а общий — очень важен. И он высоко ставит каждую отдельную пару.

— Спортивные танцы появятся в олимпийской программе? Разговоры об этом ведутся давно.

— Думаю, нет. Эти соревнования невероятно сложно показать. А если не будут смотреть, то эфир, показы соревнований не будет продаваться. Вот поэтому. Как объяснить? На паркете одновременно находятся минимум шесть, максимум до 16 пар. Когда смотришь вживую, у тебя есть выбор, на ком сфокусироваться. А телевидение берет крупно голову партнерши, переходит на ноги, потом вдруг показывает спину другой пары, потом показывает пару, где партнер делает какую-нибудь гримасу, потом показывают всю площадку. Телевизионная картинка индивидуального танцевания получается бешеной, безумной, некрасивой. Хотя сами соревнования безусловно зрелищные.

— Что для вас самое любимое в танцах сейчас?

— Мне нравится смотреть, как моя старшая команда, мои ребята выступают. Это главное.

— То, что создано вашими руками?

— Моими и коллег.

— Чем занимаются танцоры, которые заканчивают карьеру и не становятся тренерами?

— Пример. Витя Филатов, который в 2006 году в составе команды «Вера» выиграл чемпионат мира, работает в системе нефтедобычи в Новом Уренгое. За свой счет он оборудовал танцевальный зал — постелил паркет, установил зеркала — и два раза в неделю учит там своих коллег танцевать.

Вот что они делают. Из большинства бывших танцоров танцы не исчезают. Может, они и не машут флагом, что танцевали в формейшн «Вера» — команде чемпионов, но осознание, какого уровня они профессионалы, безусловно помогает им определить свое место в жизни.

_Фото Екатерины Христозовой_

_Видео — с официального сайта коллектива_