О славных тюменских деньках.
Владислав Крапивин в последние дни почти самая популярная фигура в тюменских и екатеринбургских СМИ. Причина ее, к сожалению, печальна — знаменитый писатель госпитализирован в тяжелом состоянии в больницу № 1. И это уже третья его больница за последний месяц, так что достается Владиславу Петровичу по полной программе.
Для наших читателей эта информация не стала новостью, мы уже писали и про тяжелое состояние Крапивина, и про его повторную госпитализацию, и даже про вчерашнюю перенесенную операцию на ноге.
Сегодня мы разбавляем печальные новости доброй и светлой колонкой Дмитрия Карпова, друга семьи Крапивиных, который знаком с Владиславом Петровичем с 2008 года. И может многое о нем вспомнить и рассказать. Далее с его слов.
Тень каравеллы
Рассказать действительно могу очень многое, но для этого надо писать по меньшей мере книгу, а не колонку… С Владиславом Крапивиным я знаком с 2008 года. А с его творчеством аж с середины девяностых, когда в десятилетнем возрасте валялся в больнице после операции. Вместе с очередной передачкой мама принесла мне книгу в потрепанной шероховатой обложке. Книга называлась «Валькины друзья и паруса». Помимо непосредственно Вальки и парусов там было несколько рассказов и мощнейшая повесть «Тень каравеллы», сразу захватившая мое сердце. Честное слово, после прочтения — а проглотил за пару дней — несколько часов просто смотрел в потолок, а перед глазами стоял подрагивающий бушприт крошечного кораблика, свет старой лампы и старая карта, найденная Павликом в школьном затопленном подвале. С тех пор «Тень каравеллы» — главная книга моей жизни. Хоть и перечитываю, увы, не так часто.
*…Еще в тот вечер, когда я впервые поставил каравеллу на ладонь, Павлик сказал:
— Ты не шурши ею по карте, держи ближе к свету. Пусть на карту падает тень. Там, где ляжет тень от бушприта, — там мы, значит, и плывем.
Я придвинул каравеллу к лампе, нацелив бушприт на мыс Доброй Надежды. Тень нашей каравеллы темной бабочкой легла на Индийский океан…
Там, где ляжет Тень Каравеллы, зашумят над волнами наши паруса и защелкают флаги. Там, где ляжет Тень Каравеллы, мы пройдем сквозь тяжелые удары выстрелов и штормовое завывание ветров.
Там, где ляжет Тень Каравеллы, будут трудные дороги, соль разъест на ладонях кожу, морозы сожгут лицо, солнце обуглит плечи. Тысячи загадок лишат человека покоя и сна. Но не будет там в жизни уныния и ленивой скуки.*
Считается, что книги Крапивина — для детей. Но нет. Они про детей. Однако проблемы там поднимаются вполне взрослые. И написаны книги так, что каждый возраст открывает для себя что-то свое. Разное, но одинаково чарующее, отправляющее в мир приключений и романтики, мир настоящей дружбы, мир волн и парусов. Неважно, где ты находишься, у старой послевоенной печки или в койке относительно современной больницы.
Начало дружбы
С тех пор в Крапивина я влюбился. Просил маму покупать книги, сидел в читальных залах, брал в библиотеках — и порой обратно даже не отдавал. К 2008 году прочитал и перечитал если не всего, то две трети точно. И вдруг узнал, что писатель с прошлого года переехал в Тюмень, в город своего детства. «Карпов, это судьба», решил я и начал перекапывать интернет в поисках хоть каких-то контактов. На одном из форумов был домашний телефон. Трясясь от страха и волнения, с третьего раза попал по нужным цифрам на мобильнике. «Алло, слушаю» — раздался в трубке мягкий стариковский голос.
Этот наглый звонок стал началом наших отношений, перетекших в дружбу. Хотя, казалось бы, какого черта, Карпов, ты решил, что можешь считаться другом такого замечательного человека? Конечно, уровни наши не сопоставимы. Где легендарный писатель Крапивин и где весьма посредственный журналист Дмитрий Карпов? Однако сам Владислав Петрович считал иначе. Он искренне радовался нашим встречам, с удовольствием протягивал мягкую теплую ладошку, а когда с кем-то общался, то представлял меня именно как друга. Хотя, по большому счету, я был много кем. Адъютантом, помощником, водителем — нередко катались по старым тюменским улочкам. В частности, по Береговой, с которой у Крапивина связаны теплые воспоминания.
Штурвал — один из значимых предметов морской коллекции Командора. Тут же висят кортик, мушкет и секстан
Нередко оказывается, что известные люди в жизни совсем не такие милахи, как кажется при знакомстве с их творчеством, но к Крапивину это не относится. Это совершенно открытый, светлый и глубоко порядочный человек. Каждая лучистая морщинка в его синих улыбающихся глазах насквозь искренняя. Однако он разделял личные и официальные вопросы.
Владислав Петрович мог быть строг, но только по отношению к чиновникам. Он мог отстаивать свое мнение и позицию, но только по деловым вопросам. С ним было сложно работать администраторам тюменской библиотечной системы, которые создавали музей имени писателя в подвале Литературно-Краеведческого центра на углу Республики и Первомайской. Настолько сложно, что мне приходилось выступать посредником. Крапивин строго, а порой и капризно спорил по всем мелочам — парта покрашена недостаточно черным цветом, рогатка выстругана не из того дерева. А поспорив о чем-то с проректором ТюмГУ Вадимом Филипповым, Крапивин вывез из университетской библиотеки все свои архивы, которые мы перетаскивали туда несколько дней подряд.
Но одновременно с этим Владислав Петрович запросто пожертвовал в вышеупомянутый музей кучу ценных артефактов из личной коллекции. «Не жалко, Владислав Петрович?» — спрашивал я вечерами под рюмочку коньяка. «Да что ж мне их, солить что ли», добродушно смеялся в ответ Крапивин.
Павлик и «Бегство рогатых викингов»
Со скрипом складывались у него отношения и с Ильей Белостоцким, воспитанником флотилии «Каравелла» и режиссером, снимающим в Тюмени нашумевшее кино «Бегство рогатых викингов» по одноименной его повести из цикла «Мушкетер и фея». Иногда возникали даже сомнения, что кино будет доснято. Режиссер выдвигал свои предложения, Крапивин спорил и выдвигал свои. Творческий процесс шел медленно, но было весело. Во всяком случае, мне. Почти каждое утро я привозил писателя на съемочную площадку и был на подхвате — а какую еще пользу мог принести? Полезным же быть хотелось, поскольку мои уважение и симпатия к замечательному человеку были неизмеримы.
Например, в рамках этой полезности я познакомился с тем самым Павликом из «Тени каравеллы». Его звали Павел Шадрин и, в отличие от Владислава Крапивина, всю жизнь Павлик провел в Тюмени. Он жил в простой двухкомнатной квартире в панельной девятиэтажке и страдал от болезни ног. Из-за этой болезни Павлик, кажется, даже получил инвалидность. Он не мог встать, сидел на расправленной кровати и виновато улыбался, словно извиняясь за малоподвижность. Мы виделись два раза. В первый раз вместе с Крапивиным. Второй раз я по просьбе командора отвез Павлику, который на несколько лет старше «Владьки», какие-то вещи, продукты. А в третий раз встретиться не довелось — Павел Шадрин умер через пару лет. Мы не смогли приехать даже на прощание в ритуальный зал на Одесской, командор был неотложно занят. Потом купили пару гвоздик и возложили их к памятнику за Спасской церковью. Владислав Петрович признался, что это его тайное место. Здесь он поминает ушедших и думает о вечности.
Уголок за Спасской церковью, куда приходил погрустить Командор
Косвенно помог я и съемочному процессу «Бегства рогатых викингов». По сюжету в одной из сцен друзья Джонни Воробьева должны закидывать коварных викингов малярными кистями, обмакнутыми в краску. Тренироваться пришлось на мне, прямо на задворках школы № 40, где проходила часть съемок. Карпова быстренько спрятали за щит викингов, выстроили в ряд боевых школьников и вручили каждому по несколько кистей. Слава небесам, вместо краски была обычная вода, хоть и холодная. По команде «пли!» мокрые кисти должны были лететь в щит с намалеванным на ним зловещим викингом. Разумеется, большая часть летела в меня. Дети пользовались, что я не помещался целиком за спасительной фанерой, и отрывались по полной. Через пять минут Белостоцкий скомандовал «Стоп!», тем самым спас меня от простуды, а то и от утопления. Выбравшись из-за щита, обратил внимание на командора. Владислав Петрович сидел на лавочке неподалеку, привычно оперевшись на свою бессменную трость, и смеялся.
Тюменские итоги
Обратно в Екатерибург Крапивины переезжали в 2013 году. До сих пор толком не знаю причин. Вроде как, Владислав Петрович не особенно одобрял это решение, но его мнение было не единственным. Мы сидели вечером в полутемной комнате возле огромных, на всю стену, стеллажей, заставленных сотнями книг, и потягивали «Старый Кенигсберг» — на тот момент любимый коньяк командора. И разговаривали, разговаривали, разговаривали, поглядывая на темный силуэт парусника ручной работы, который Крапивину подарил знакомый капитан. На паруснике замершими контурами стояла привычная команда — пара маленьких ангелочков и несколько бегемотиков из киндер-сюрпризов. Иногда из-за пошевеливающейся шторы возникало ощущение, что команда беспокойно переминается с ноги на ногу. Они тоже не хотели уезжать, небезосновательно опасаясь, что в Тюмень больше никогда не вернутся.
Как же осторожно мы чистили от пыли этот шедевр человеческих рук. Самый слабый напор пылесоса, беличья кисточка и совсем нежная влажная тряпочка. Хватало неосторожного движения пальца, чтобы с грот-мачты валилась марсовая площадка. Почему-то именно там она была особенно слабо закреплена
Рядом с Крапивиным сидел его бессменный друг и напарник — заяц Митька. Это был боевой заяц. Он побывал с Владиславом Петровичем везде. Он был просолен морской водой Севастопольских бухт: заяц всегда сидел на форштевне яхты «Фиолент», принадлежащей Ветрову-старшему, и первые всплески волн всегда доставались ему. Он даже получил серьезную травму: во время одного из приключений у зайца отвалился пластмассовый глаз. Много лет Митька проходил с нарисованным ручкой оком, пока кто-то не подарил ему новое. С тех пор заяц молодцевато сверкает разными глазами — потускневшим старым и ярким, но не повидавшим жизни, новым. Ветеран Митька удостаивался от командора за свои заслуги особой чести: первую рюмочку с коньяком Крапивин подносил именно ему и даже осторожно макал в нее заячий нос. После этого удовлетворенный тряпичный зверь замирал под боком у хозяина и умиротворенно слушал продолжительные беседы.
За шесть тюменских лет Крапивин успел многое. Прочел серию лекций для студентов Тюменского университета в рамках проекта литературной школы. По ним даже выпустили подарочное издание дисков с записями всех встреч. Написал несколько крупных романов. Обследовал несколько городских кафе и ресторанчиков. Стал автором сценария вышедшего фильма «Легенда острова Двид» и уже упомянутого выше «Бегства рогатых викингов». Похоронил кота Тяпу…
Одна из последних тюменских фотографий. Прощание с Турой, район Свято-Троицкого монастыря
Тяпа был полноценным членом семьи Крапивиных. Аристократичный черно-белый кот вышагивал по писательской квартире на Ленина, 12, неохотно знакомился с многочисленными гостями и нежил пузо на спинке хозяйского дивана. Владислав Петрович к котам относится с особым пиететом, поэтому Тяпа был на особых правах. Смерть любимца писатель перенес с трудом. Он словно стал меньше ростом, замкнулся в себе, возвращался в реальность очень неохотно. Хоронили кота мы вдвоем в логу на Перекопской. Молча пришли с лопатой, молча вырыли яму, положили туда завернутого в покрывало Тяпу, молча закопали и водрузили сверху какое-то подобие памятника. Понятное дело, конкретное место уже давно забыто, да и сохранилось ли оно? Лог большой, времени ушло много.
Екатеринбург
В Екатеринбурге Крапивины поселились в четырехкомнатной квартире в районе ВИЗ — Верх-Исетский завод. Окна восьмого этажа выходили на противоположные стороны, Владислав Петрович, понятное дело, выбрал себе вид на местное водохранилище. Именно здесь базируется флотилия «Каравелла», которой давно уже заправляет Лариса, бывшая жена старшего сына Павла. Приставка «бывшая» не мешает Ларисе быть важной и нужной частью Крапивиных, с Владиславом Петровичем у них сложились за годы настолько теплые отношения, что называет его Лариса не иначе как «папа Слава». Таким образом, в «Каравелле» стало два командора: почетный — Владислав Петрович, и действующий — Лариса. Надо отметить, что руководитель она замечательный. Сильная, волевая женщина с пробивным характером — лучших рук просто не найти.
Нередко Крапивин садился в застекленной лоджии, направлял в сторону водохранилища подаренную кем-то подзорную трубу и с интересом наблюдал за каравелловской регатой. Рядом довольно щурится разными глазами неизменный компаньон Митька.
Комната Владислава Петровича пропитана морским духом. Помимо уже знакомого нам корабля ручной сборки, на стене висит самый настоящий штурвал, рядом маска какого-то африканского племени. Тут же рында — судовой колокол. Когда-то на ней отбивали склянки, сейчас рында пылится на углу писательского шкафа. На стене рядом висят картины. Часть из них написана Евгением Пинаевым, замечательным художником, бывшим матросом, а потом и боцманом — восемь лет жизни Пинаев посвятил морю. Евгений Иванович, однажды совершенно бросивший пить, свое уважение к спиртному проявлял, по словам Владислава Петровича, самым необычным способом: он делал всевозможные наливки, настойки и угощал ими друзей. Крапивин несколько раз со смехом вспоминал, что эти эксперименты должны были когда-нибудь закончиться фатально. Особую страсть Пинаев испытывал к рисованию этикеток на бутылки. Многие свои «пробники» он украшал замечательными этикетками собственного творения. Художник скончался в 2016 году, за три года до смерти выпустив свою третью книгу (помимо множественных публикаций) о морских приключениях — «Злоключения „Бродячей кошки“». Картина Евгения Ивановича «Путь в неведомое» занимает почетное место на стене Крапивина. Она же была упомянута в книге «Журавленок и молнии».
Картина «Путь в неведомое» (справа) занимает почетное место на стене с артефактами
…Она пропустила мальчика вперед, он шагнул в солнечную комнату и, конечно, сразу остановился. Так же, как все, кто первый раз видел «Путь в неведомое». Картина висела почти напротив двери, невысоко от пола, и походила на узкое окно, окруженное коричневыми лаковыми карнизами. На картине был стиснутый бесконечно высокими скалами пролив. Среди скал металась птичья стая, а по зеленоватой воде уходил корабль с темными, наполовину убранными парусами. Вода была гладкая, но от кормы бежал, расширяясь, змеистый след, и в нем извивалось отражение светлого кормового фонарика.
На другой стене висит старая карта мира, которой, кажется, не меньше сотни лет, картины с многочисленными коллажами из жизни писателя. Вообще практически все вещи в комнате Владислава Петровича достойны детального изучения, каждый предмет несет свою культуру, свою историю. Как, например, подаренный поклонниками пушистый синий фламинго — символ книги «Дети синего фламинго». Или большой елочный шар из «Острова и капитаны. Наследники».
*…Егору Ваня дал зеркально-зеленый елочный шар. На шаре поблескивали нанесенные стеклянной пудрой редкие звездочки. Скорее всего, этот приз был подобран на скорую руку, но Егор обрадовался шару какой-то чистой, младенческой радостью. Словно перенесся в дошкольное детство, когда елка и все новогодние чудеса волновали его до сладкой дрожи.
Огоньки отражались в шаре, как созвездия. Матовый налет от дыхания Егора лег на зеленое зеркало и тут же исчез.
— Спасибо, Вань… Только как же я его домой-то понесу? Раскокаю ведь…
— А я коробку дам, с ватой…
Дома Егор положил шар в раструб медного индийского кувшина, который бабушка не захотела увезти с собой в Молдавию. Кувшин стоял на подоконнике, и когда Егор выключил лампу, в шаре собрался в точку рассеянный свет уличных фонарей…"*
Малая часть книжной коллекции Крапивиных
И были книги. Множество всевозможных книг самых разных лет: от древней рассыпающейся Библии времен царя Гороха до совсем свежих, пахнущих типографской краской, перепечаток самого Крапивина. В Тюмени книги Владислава Петровича занимали сразу три места: два стеллажа по углам в его комнате и отдельный застекленный шкаф с переводами на разные языки мира. В Екатеринбурге разбираться и раскладывать по полкам книги было особо некогда, поэтому здесь царил некий сумбур. Часть книг перемешанно стояли в гостевой комнате. Часть пылилась в комнате самого Крапивина. Половина из перевезенных занимали значительную часть кладовки. Они не были ненужными. Ими просто было некому и некогда заниматься.
Госпитализация
Беда случилась 15 июля. 81-летний писатель попытался встать с кровати и упал. Когда на шум прибежали родные, то обнаружили Владислава Петровича лежащим на полу. Первая мысль была страшной — инсульт: бессвязная речь, с трудом двигающиеся руки и ноги. Сразу была вызвана скорая. Приехавшие врачи услышали кашель, заподозрили коронавирус. Крапивина госпитализировали в екатеринбургскую больницу № 24. СМИ узнали о произошедшем случайно и далеко не сразу.
Первым рассказали о произошедшем в екатеринбургском СМИ Е1. Оттуда информация разошлась по всем форумам и порталам, включая известную сеть «Пикабу». Пользователь 19sergey80 поделился беспокойством с пользователями. Оттуда уже узнал я и незамедлительно позвонил Алексею Крапивину, младшему сыну Владислава Петровича.
— Мы изначально и не собирались выносить сор из избы, вводить в курс дела прессу, — рассказал Алексей. — Но в конце июля случилось грустное событие: умер один из ветеранов отряда «Каравелла», офицер ОМОНа. На похороны собрались многие «каравельщики». И кто-то подслушал разговор Ларисы о госпитализации папы. Кто — неизвестно, но информация утекла в массы.
Через несколько дней после этого резонансный пост на своих страницах в соцсетях написала Лариса Крапивина. Она рассказала о состоянии здоровья писателя, о непрофессионализме врачей, из-за которых Владислава Петровича вернули домой еще в более тяжелом состоянии, чем увезли в больницу: помимо пневмонии, подозрения на инсульт и на covid-19 у него появилась страшенная гематома на ноге. Причины ее появления неизвестны, врачи своих ошибок, понятное дело, не признают. Любое прикосновение к гематоме, частично превратившейся в опухоль в области паха, причиняло Командору сильнейшую боль. Понятное дело, долго это терпеть было нельзя, и Лариса решилась рассказать о беде людям. Пост произвел эффект бомбы: информацию тут же растащила пресса, поднялась большая волна — за любимого автора тревожилась вся страна. Подключился министр здравоохранения Свердловской области, взял лечение командора под личный контроль. В итоге к Владиславу Петровичу приехали врачи уже из медицины катастроф — серьезные и решительные парни — и сказали немедленно собираться в больницу. Уже в третью за последний месяц (после больницы № 24 была еще и больница № 40 — та самая, печально отличившаяся).
Верх-Исетское водохранилище и небо за окном без Командора хмуры и беспокойны
Каждый день не по разу до родных Крапивина пытаются дозвониться журналисты. Ни сыновья, ни жена Ирина Васильевна общаться с прессой не хотят, поэтому почти вся информация поступает через страницы в соцсетях Ларисы. Ситуация усугубляется еще и тем, что Ирина Васильевна тоже не вполне здорова — она неудачно упала и получила перелом руки со смещением. Перелом получился настолько тяжелым, что пришлось даже ставить спицы. Сейчас женщина проходит курс реабилитации, уже сняли швы, но рука по-прежнему двигается с трудом.
На самом деле, очень сложно писать о случившемся, потому что о многом говорить и не могу. Если семья предпочитает хранить в тайне подробности, то я просто не имею морального права предать их доверие. Например, разрешение рассказать про травму Ирины Васильевны получил лично от нее.
На момент написания этого материала Владислав Петрович находится в реанимации первой городской больницы. Ему провели операцию по удалению гематомы, из ноги откачали полтора литра жидкости. Состояние писателя стабильно тяжелое. Операция осложнялась еще и пониженным уровнем гемоглобина. К тому же у Крапивина несколько лет назад диагностирован сахарный диабет II типа.
Специально купленная медицинская кровать для реабилитации дожидается возвращения Крапивина домой
Сейчас нам остается только молиться за здравие горячо любимого писателя и держать пальцы крестиком. Вся оперативная информация появляется на страницах Ларисы Крапивиной на «Фейсбуке» и «Вконтакте». Здоровья вам, Владислав Петрович Крапивин, большой и светлый человек.
Фото из личного архива Дмитрия Карпова
