На востоке Югры: поиск следует продолжать

Перспективы нефтегазоносности востока Югры буквально в прошлом месяце получили научную оценку в результате двухлетней исследовательской работы. Ответственным исполнителем фундаментальной работы государство выбрало научно-аналитический центр рационального недропользования (НАЦ РН) имени В. И. Шпильмана. Очевидно, что основные выводы ученых уже становятся поводом для дискуссий. И не только в научной среде… О будущем окружной геологоразведки мы побеседовали с заместителем директора Центра имени Шпильмана по науке и производству, кандидатом геолого-минералогических наук Владимиром Волковым.— Владимир Андреевич, в июне вы представляли официальный отчет о проделанной работе членам научно-технического совета департамента по нефти, газу и минеральным ресурсам Ханты-Мансийского автономного округа. Что данный документ собой представляет? Завершена ли работа?— В первую очередь хочу сказать, что защита в Ханты-Мансийске прошла успешно и совет принял эту работу. В соответствии с обычной процедурой, после внесения технических корректировок, уже в сентябре отчет будет переплетен и передан специалистам правительства ХМАО-Югры. И, разумеется, в специализированные библиотеки — геологические фонды. Буквально — это тринадцать томов текста и тринадцать папок графических приложений. Документ содержит результаты комплексных научных исследований геологического строения и перспектив нефтегазоносности востока Югры. Дана полная оценка целесообразности проведения на этой территории дальнейших геологоразведочных работ. И перспективы существуют. Конечно, не такие богатые, как в центральных частях округа. Новый Самотлор ученые не предрекают. Но один-два десятка небольших (если повезет, средних) месторождений на востоке могут быть открыты. Там оценка ресурсов произведена пока в объеме двухсот миллионов тонн извлекаемой нефти. Но дело даже не в количественных оценках! А в том, что удалось ответить на вопрос: есть предпосылки нефтеносности или нет! И на основе анализа геологических, тектонических, геохимических и гидрогеологических критериев нефтеносности, мы пришли к заключению: нефть на востоке имеется. Нужно изменить методику поисковых работ, и тогда можно надеяться на успех. По сути, авторы работы считают, что восток Югры — это пока лишь малоизученная территория, но никак не бесперспективная. — Быть может, найдутся те, кто усомнится в обоснованности данного исследования? Кстати, кто же оказался инициатором научной работы? — Вопрос о перспективности востока Югры буквально витал в воздухе уже много лет. Это неудивительно, ведь за последние годы в этой части округа пробурена масса неудачных скважин. Так что много говорилось и о бесперспективности этих земель, и о прекращении производства там поисковых работ. Любой специалист с геологическим образованием задумывался бы о целесообразности продолжения поисковых работ. Да и на федеральном уровне в свое время сложилось устойчивое ощущение бесперспективности вложения средств в изучение данного района. Но именно наш Центр посчитал необходимым выйти с инициативой проведения комплексного исследования восточной части ХМАО, и этот проект впоследствии государство одобрило. Сама работа началась в июле 2008 года, то есть заняла почти два года. Если кого-то заинтересует стоимость затрат: за два года государству это комплексное научное исследование обошлось не дороже бурения одной новой скважины.- С какой целью Центр имени Шпильмана привлекал к этой работе субподрядные организации?— Столь масштабной и интересной работы перед учеными государство не ставило уже давно. Были запланированы весьма разнообразные исследования: обработка и интерпретация сейсмической информации и материалов геофизических исследований скважин, литолого-петрографическое и палеонтологическое изучение керна, геохимические исследования керна и флюидов, гидрогеологические и гидрогеохимические исследования. Именно поэтому к научным исследованиям в рамках данного госзаказа мы привлекли субподрядные организации, среди которых известные в России научные и производственные коллективы.
Но самое интересное, нам удалось привлечь к этой работе ученых не только разных специальностей и институтов, но и различной научной направленности. Вплоть до того, что поработать вместе с нами были приглашены специалисты, придерживающиеся неорганической теории происхождения нефти… В отличие от большинства, к которому отношу и себя. Замечу, что теория происхождения нефти для ученых-геологов подобна основному вопросу философии. К текущей работе этот мировоззренческий вопрос, как таковой, отношения не имеет. Но, тем не менее, мы стремились не зацикливаться на теоретических разногласиях, а выделять совпадающие элементы, полезные для определения перспектив нефтегазоносности.- А что за скважины использовались для исследования?— Из шести десятков скважин около шестнадцати было пробурено еще в советский период. В разные годы, начиная с восьмидесятых. А значительная часть бурилась позже, уже в рамках реализации программы воспроизводства минерально-сырьевой базы (ВМСБ). Напомню, до 2001 года в России существовала система, когда около десяти процентов от стоимости добытой нефти взималась в виде определенного налога — ставки ВМСБ. Если упрощенно, 50% ставки оставалось в распоряжении недропользователя, 30 уходило федеральному министерству, а 20% получал субъект федерации. Свою долю компании тратили на геологоразведочные работы на имеющихся в их распоряжении участках. А субъект мог проводить поисковые работы на нераспределенном фонде. Вот, в основном, именно за счет ставок ВМСБ в ХМАО пробурили 412 скважин, открыли 107 месторождений. Преимущественно мелких и средних, только два-три крупных, но и эти месторождения дали четыреста миллионов тонн надежных (а главное — новых) запасов, которые можно вовлечь в разработку.

— Будут ли знакомиться с этими документами непосредственно недропользователи? Вообще, это исследование им понадобится?

— Сложный вопрос на самом деле. С 1997 года, что я работаю в Центре рационального недропользования, серьезный интерес компаний к востоку ХМАО удалось заметить лишь дважды. Некоторое время назад одна из крупнейших вертикально-интегрированных компаний России, не буду здесь ее называть, проявила большой интерес к восточным землям Югры. Хотели развиваться в том направлении, взяли поисковые лицензионные участки. Но дальше дело не пошло, и работы оказались свернутыми. Похоже, руководство пришло к заключению о низкой перспективности земель. Поэтому, как и любая территория с недоказанной промышленной нефтеносностью, вряд ли восток Югры в ближайшее время вызовет большой интерес у отечественных нефтедобывающих компаний. Во всяком случае, крупных! Конечно, можно ожидать спекулятивной заинтересованности. Я говорю о небольших компаниях, не обладающих серьезным опытом поисковых и разведочных работ, да и добычи. Такие частные предприятия нередко получают в последние годы доступ к серьезным кредитным ресурсам. Возможно, они попытаются здесь работать. Но восток Югры все-таки не Клондайк. Мало сюда придти и застолбить участок, как это делали американские золотоискатели. Поисковые работы на больших территориях, подобных востоку, таким способом, мне кажется, разворачиваться не могут. А если процесс пойдет именно таким путем, то затянется надолго.
Очевидно также, что если поисковые и разведочные работы будут по-прежнему осуществляться вертикально-интегрированными компаниями за свой счет, но без преференций государства, то к нашим рекомендациям сами ВИНКи вряд ли прислушаются. Нести на восток округа весьма рискованные инвестиции сегодня никто из них не будет. Это касается ситуации с геологоразведкой и по всей стране в целом. Крупным компаниям необходимы большие и высокорентабельные запасы, только они оправдывают высокий уровень геологического риска. Поэтому государство должно занимать более активную позицию. Либо само осуществлять масштабные поисковые работы, либо принуждать (или стимулировать) компании к их проведению. С другой стороны, может быть, опыт наших томских соседей кого-то подстегнет. В Томской области, насколько мне известно, одна из компаний с иностранным участием год-два назад пробурила скважину и получила 27 тонн суточного дебита. Причем из неокома, то есть из отложений, считавшихся «промытыми». Залежь открыта на том же меридиане, что и интересующие нас участки в ХМАО. Конечно, двадцать семь тонн — это не четыреста… Но и этот показатель вполне приличен, еще одно-два таких открытия смогут изменить весь подход к востоку Югры и востоку Западно-Сибирской нефтегазоносной провинции в целом.- Как можно было услышать на заседании научного совета, помимо выводов о перспективах нефтеносности на этих территориях, авторы работы рекомендуют изменить едва ли не всю методику полевых работ?— Территория востока Югры изучена далеко не одинаково. В исследовании мы ее разделили на две части. Так вот, к примеру, одна часть не изучена вовсе. Значит, здесь следует еще проводить так называемый региональный этап. И, соответственно, неразумно пока начинать поисковые работы. Поиск же мы рекомендуем сосредоточить в западном фрагменте восточной части. В этом суть одной из рекомендаций. Еще один из выводов можно сформулировать следующим образом: не нужно здесь бурить одновременно много скважин. Скажем, в 70-е и 80-е годы при бурении в среднеобской области геометрическая вероятность попадания в залежь составляла семьдесят процентов. Ну, разумеется, можно было скважину плохо пробурить и вовсе не найти залежь, даже пройдя через нее. На востоке, увы, ничего похожего не наблюдается. И коэффициент успешности бурения здесь вряд ли окажется больше 20−25%. Соответственно, повторюсь: нельзя разбуривать массово! Каждая скважина должна размещаться после тщательного анализа всех имеющихся материалов.- В выводах исследования говорится о том, что поиск на востоке часто был связан со стереотипами мышления?— Один из них — ориентация поиска на определенный интервал разреза. Допустим, при проектировании скважины все перспективы нахождения нефти связывались с верхнеюрскими отложениями. Значит, и интервалы отбора керна, и интервалы опробования выбирались только в юрской части, а верхняя часть разреза попросту оставалась неисследованной. Даже в пробуренных скважинах могли оставаться пропущенные залежи.
А если из скважины керн вовсе не был взят? Такое тоже бывало. Если пласты в какой-то части разреза не испытывались? Как геофизик может сделать выводы о перспективности?
Другой стереотип — чрезмерное доверие к результатам испытания в процессе бурения, часто обусловленное желанием снизить стоимость скважины. Вследствие этого 70% скважин ликвидировались без спуска колонны, при этом объекты оказались либо недоисследованны, либо недоиспытанны. Так что с большой вероятностью какие-то залежи нефти были пропущены. В том числе в интервалах разреза, которые ранее считались вообще бесперспективными.- Итак, государство получило в свое распоряжение итоги двухлетней научной работы. Повлияет ли это исследование на дальнейшее развитие геологоразведки в ХМАО?— Я уже свою точку зрения высказал: наши компании на территории с недоказанной нефтеносностью не идут Участки для опоисковывания на востоке, на западе регулярно выставляются на конкурсы и аукционы. Но не очень разбираются нефтяниками. Правда, в связи с реализацией проекта «Урал промышленный — Урал Полярный» какие-то подвижки в западной части ХМАО все же появляются, желающие на тамошние участки находятся. Что же касается востока Югры… Пока там открыто лишь одно месторождение, Боровое, и это в результате бурения почти шести десятков скважин. Только две из них дали приток нефти. Конечно, это окраина нефтегазоносной провинции… Но, еще раз отмечу, на этом же меридиане и в Томской области и в Красноярской крае месторождения открыты. Так что на востоке Югры нужно и продолжать поисковые работы и нужно бурить новые параметрические скважины. За все время после отмены ВМСБ за федеральные деньги на территории округа было пробурено лишь две таких скважины. Вот сейчас, возможно, появится еще одна. Пока для геологоразведки страны такие темпы — не вариант.