Русский немец

Лучшее, что каждый может сделать в память о Великой Победе, это не забывать. Благодарность за нее должна передаваться из поколения в поколение, как генный код. «Вслух.ру» и «Вслух о главном» продолжают цикл публикаций, посвященный юбилею Победы. Приглашаем всех принять в нем участие. Письма с фронта и из тыла, открытки, воспоминания — все это и есть настоящая, не книжная история, которую пишем сегодня мы все вместе. Мои дедушки и бабушки — потомки тех немцев, которые еще в XVIII веке обосновались в Поволжье и на Украине. Они — дети войны, так и не ставшие «родными» ни для Германии, ни для СССР. Дедушка родился в 1940 году в украинском селе. Долгожданный мальчик в семье, где уже было три дочери. Мама называла его Ханэс. Ханэс Вибе. По паспорту Иван. В судьбу этого ребенка, которому не было еще и года, вмешалась война. Отца, тракториста, забрали в трудовую армию. Спустя три дня он вернулся, чтобы взять свой трактор: надо было перевозить пушки. Поцеловал жену, детей и ушел. Навсегда. После войны семья отправляла запросы, но никаких сведений о том, как погиб Дидрих Вибе, нет. Когда в 41-м фашисты захватили село, пленных погнали в Польшу. Большую часть войны — три года — они прожили там. Дедушка был совсем маленьким, поэтому не помнит того времени. Думаю, хорошо, что не помнит… Советская армия отвоевала Польшу в 1945-м. Мою семью, как представителей ненадежной национальности, отправили в Казахстан. Десятки, сотни людей на телегах проделали путь в тысячи километров. В основном это были женщины и дети, по четыре семьи на телеге. Прабабушка рассказывала: когда фронт был близко, рядом падали и разрывались снаряды. Холод, грязь и повсюду фрагменты человеческих тел. Их привезли в Челкарский совхоз, дали домик. Дедушка вспоминал: «Мать и старшая сестра Зара ходили на работу. Зимой ездили на поле. Правда, обуви не было. Кусок шкуры на складе выдадут (корову заколют или быка). Дырочек наделают, сена туда натолкают, затянут на ногах — и поехали по сено. А сестра Лиза придет со школы, сумку бросит — и идет к скирдам. Сколько переберет этой соломы, неизвестно, но колосков соберет, чтобы накормить ужином всех. Принесет эти колоски домой, вымолотит, в ступке истолчет, и еще продует, и потом сварит баланду». Мой дед окончил 4 класса, дальше учиться было некогда — чтобы что-то есть, нужно было работать. С тринадцати лет ездил на покосы. Людей увозили в поля, где они до первого снега косили и на быках собирали сено. Дедушка рассказывал: «Подъем минут в пятнадцать-двадцать четвертого. Завтрак был: хочешь — свежего молока, хочешь — простокваши, кто желает — чаю с хлебом. В обед — каша или мясное блюдо. Совхоз снабжал. В первый раз посадили меня на тракторные грабли, ширина — 14 метров. За ручку надо было дернуть и поднять. А где силенка? А надо бросать так, чтобы валок с валком совпадал. Если я здесь брошу, то второй чтобы тут же угадал. У меня не получалось так. А тракторист матерится! Подъезжает бригадир, он был участник войны, казах. Тракторист ему: „Ты кого мне дал? Видишь, как получается?“ А бригадир тракториста по плечу хлопает: „Костя, я в Москву заказ дал на грабельщиков, как вышлют, первый твой будет“. И все. Работать-то некому было».Война закончилась, а отец все не приходил. Но все надеялись и ждали. Дед: «Я работал на покосе, как-то бригадир приезжает и говорит: «Твой отец едет». Я обрадовался. Мчусь домой, спрашиваю: «Что, мама, отец едет?» Она говорит: «Был уже, да не тот…"Спустя столько лет дед рассказывает эту историю не без дрожи в голосе. У того мужчины была жена Елизавета Яковлевна, дочь Лиза — все как у нас в семье. Удивительное совпадение, потому и принесло страшное разочарование. Он искал свою семью. Теперь, конечно, не узнать, нашел ли. Чужой, но близкий, с такой же бедой. Время шло. В 16 лет дедушке надо было получать паспорт. «Когда хватился — документов-то нет, мне сказали, пиши туда, где родился. А там война прошла, что осталось?! Мне один умный человек сказал: «Иван, пусть тебя дома мать называет, как хочет, а мы будем писать Иван Дмитриевич. Чтобы у тебя, доживешь до пенсии, не было никакой путаницы». Так он окончательно стал Иваном. Чаще всего в семье разговаривали по-русски. Тем не менее, слушая беседы матери с другими немками, время от времени перебрасываясь с ней фразами на родном языке, мой дед выучил немецкий. Но, живя рядом с казахами, он научился говорить и на их языке: «Один из парней был русский, вернее, немец, остальные — казахи. Они никогда не думали, что тут среди них немец. Они шпарили по-своему, я им отвечал. Казахи мне сказали: если фанеркой перегородить, чтобы мы лица твоего не видели, мы бы никогда не сказали, что с нами говорит немец, подумали бы, что казах». В Казахстане же появилась у деда любовь к лошадям, которых он держал у себя потом много лет. Из раннего детства помню, как он сажал меня в седло и мы ездили по полям. Но поля эти были уже сибирскими, а не казахстанскими. В 1966 году дед переехал в Россию. Он познакомился с моей бабушкой. Эмма Китляйн тоже была немкой. Ее предки жили в Поволжье. В годы войны семью отправили в Сибирь. Однажды она приехала в Казахстан к родственникам. Там они и встретились с дедом, вскоре поженились. А потом переехали в Тюменскую область… Сегодня дедушка живет на юге области. Он больше не держит лошадей: чтобы ухаживать за ними, надо иметь хорошее здоровье. Его сестры, Лиза и Аннета, в начале 90-х уехали в Германию, а он — нет. Во многом потому, что после смерти бабушки женился во второй раз на русской. Она не хотела уезжать. Так и остался Иван Вибе русским немцем.