"Если удается сделать что-то такое, от чего дети получают серьезный результат, в частности вот в математике, а потом и в жизни, это дает огромное удовольствие. Понимаешь, что еще одна мечта осуществилась. Очередная", - говорит он.
_Учитель математики Физико-математической школы Тюменской области Анатолий Анатольевич Кугаевский шутливо грозит кулаком галдящим детям, еще остававшимся в кабинете после урока, чтобы мы могли поговорить. Анатолий Анатольевич — и мой учитель математики тоже. Между нашей параллелью и нынешними его учениками разница в несколько десятков лет. «Я окончила школу в 1996 году», — говорю я им. «Ого!.. — реагируют дети, похоже, не веря, что до 2000-х на Земле уже была жизнь. — А где можно будет увидеть интервью?» Поводом для встречи послужила в общем-то формальность — Анатолий Кугаевский в начале сентября удостоен звания «Народный учитель России» — второе такое звание в регионе. Формальный потому, что мы, ученики, давно наградили замечательных учителей, учивших нас, всеми возможными званиями. Зато появился повод встретиться и задать вопросы, не относящиеся к задачкам. Жаль, что разговор получился коротким, Анатолия Анатольевича ждали на совещании. Но он успел рассказать, как его нынешние одиннадцатиклассники в условиях пандемии и дикой жары этого лета сумели показать блестящий результат на ЕГЭ, чем тюменская физматшкола напоминает ему гимназию имени
_Всем любимым учителям в преддверии Дня учителя посвящается._
— Анатолий Анатольевич, было у вас в детстве увлечение, игра, от которой дух захватывало?
—Я учился за Полярным кругом. Поселок Самбург, Пуровский район, триста с лишним километров от Тарко-Сале. Практически единственным развлечением для нас был футбол — в любое время года. Это да! Или хоккей зимой. Замерзшую реку сами расчищали от снега и гоняли. А лучше всего, конечно, — зимой после школы встать на лыжи и уйти в лес. Я начал ходить класса с седьмого. Там было хорошо. На куропаток охотился. Это занимало все свободное время, кроме вечернего, когда надо было уроки делать.
— Скажите, вот тот восторг, предвкушение, как в детстве от футбола, сейчас в чем-то проявляется, сохраняется?
— Конечно. От достижения целей, к которым стремишься — ощущение то же самое, как когда бежишь к воротам и забиваешь гол. Если удается сделать что-то такое, от чего дети получают серьезный результат, в частности вот в математике, а потом и в жизни, это дает огромное удовольствие. Понимаешь, что еще одна мечта осуществилась. Очередная. Да, пока идешь к этой мечте, жизнь пролетает. А дети радуют, значит, все правильно делаешь.
— Последний результат, который, быть может, для вас был неожиданным?
— Вот, например, этой весной в условиях пандемии семеро моих одиннадцатиклассников вышли на всероссийскую олимпиаду по математике и по результатам в соответствии с распоряжением Министерства образования стали ее призерами. Я был уверен, что пятеро точно вышли бы, а тут семь. Плюсом четверо отличились во всероссийской олимпиаде по экономике.
А ведь некоторые дети очень долго к этому шли, много работали, преодолевали трудности. И вот результат — призеры Всероссийской олимпиады. Я допускал, что у некоторых из них это могло не получиться, потому что год был тяжелый. Но все получилось. Это была приятная неожиданность в том числе и для меня.
— В пандемию сложнее было заниматься с психологической точки зрения?
— Было сложно, конечно. Но собственно курс подготовки к экзаменам любого уровня мы закончили с ними еще до декабря. Поэтому второе полугодие было про запас — на повторение учебного материала и индивидуальную работу. Вот и все.
Волнение, безусловно, было, потому что ЕГЭ перенесли на июль, а мы все понимаем, что это самый жаркий месяц. Опасения насчет погоды подтвердились. Они писали математику в 36-градусную жару, сидели в кабинете в духоте 3 часа 55 минут. Выручали качественные знания, которые в них закладывались изо дня в день с седьмого класса. Выходили чуть не падали, но отработали по максимуму — аккуратно, правильно — и пришли к своей цели. Потому что шестерым в такой обстановке получить сто баллов — это конечно, результат!
Сам я рассчитывал на десять стобалльных результатов. А, как говорится, девяносто девять баллов — не сто. Это было объяснимо, все-таки и усталость накопилась, и в условиях, обусловленных пандемией, ослабнет стремление к победе. Но благодаря труду и индивидуальной работе мы смогли добиться результата. Молодцы, гордость за выпускников переполняет!
— Вы уже 31 год учите. С чем вы в 1989 году в сентябре шли к детям на урок?
— Да, 32-й год пошел. Я приехал работать в свой поселок Самбург, куда обещал вернуться после учебы в Тобольском пединституте. Там мне сразу же дали полную нагрузку по математике, а еще информатику и физику в старших классах. Это надо было изловчиться и изготовить самому все приборы по физике, потому что в школе их фактически не было.
Информатику мы вовсе учили по книжкам —ни одного компьютера не было — программы писали в тетрадках.
Поэтому я даже испугаться не успел. Но я ехал в родную школу, из которой сам вышел, поэтому единственная тревога была: как примут меня мои бывшие учителя, а теперь коллеги?
А дети — это просто дети. Я на педпрактике всякое видел, с разными детьми работал, многое мы с ними вместе успели сделать. И они все понимали меня. Поэтому детей-то бояться было нечего. А встреча с собственными учителями была волнительной, да.
— Могло случиться так, что вы бы выбрали другую профессию?
— Думаю, нет. Я уже многим об этом говорил, скажу еще раз: когда я сам учился в школе, математики у нас менялись практически каждый год. И я понимал, что это не очень хорошо, потому что математика — один из основных предметов в школе, особенно учитывая практическую подготовку, которую трудно пройти самостоятельно. За год ребенок только привыкает к преподавателю, начинает его понимать, учится с ним работать и делать какие-то выводы, а на следующий год — все по новой. И я себе сказал: наверное, надо сделать так, чтобы такого не было, чтобы те, кого я буду учить, видели меня с пятого класса по одиннадцатый. К слову, я общаюсь до сих пор со всеми своими выпускниками. Отношения «учитель — ученик» переросли во что-то большее. Мы теперь друзья.
— Общаетесь с самыми первыми учениками?
— В течение двух дней после того, как стало известно о звании, я только и отвечал на их сообщения. Это, наверное, самые ценные поздравления — от тех, кого учил. Причем самые первые — от моего первого выпуска в тобольской гимназии — от «вэшек». Вот только вышел указ, я после уроков поехал на дачу, надо было овощи убирать, и посыпались сообщения, буквально от всего класса. А потом уж «бэшки» начали сыпать! Каждый день звонили — кто-то узнавал позже, кто-то был далеко — в других городах, странах. Например, Дима Тимошин, который должен был заканчивать в 1996 году, но после восьмого класса уехал в США, тоже написал письмо поздравительное. Узнал, оказывается.
Учителя гимназии в Тобольске узнали буквально сразу. Сын Нины Прокопьевны Махмутовой, моей коллеги по этой школе, как раз находился на совещании, где губернатор об этом объявил. И сразу послал сообщение маме. Нина Прокопьевна — коллегам. И посыпалось — от учителей гимназии, от детей, родителей. Как давай писать в чате! Это, конечно, да…
— Вот вы пришли на урок в 1989-м и сегодня. Скажите, какое самое крупное изменение в вас за это время произошло?
— Все просто — я стал мудрее. Многому учился у коллег в гимназии и физико-математической школе, где работаю сейчас. Углубился в предмет, в том числе с помощью своего давнего друга Дмитрия Юрьевича Кузнецова, ныне преподавателя филиала ВШЭ в Нижнем Новгороде. А теперь и он с удовольствием общается с учениками школы. И это, наверное, самое главное, потому что детям, которые прицельно поступают в нашу физматшколу, конечно требуется более серьезная подготовка, чем в обычной школе, при всем уважении к работе коллег-учителей. Вообще я всегда был уверен в себе. Считаю это неплохим качеством. Оно помогло многое понять и многое преодолеть.
— А навыки общения с детьми как-то изменились?
— Думаю, нет. Ну, а как? В любом случае я всегда понимал, что, научившись общаться с людьми вообще, могу зайти в любой класс, не важно, управляемый, неуправляемый, и работать… Кстати, когда я пришел в тобольскую школу № 10, будущую гимназию, ее директор Николай Дмитриевич Лицман сказал: «Даю тебе класс, который никто не берет». Это как раз класс «В», где учились Лариса Куликова, Дима Тимошин, Виталька Гребнев. Ну я вошел, и все, больше не вышел.
— Они не обидятся на «больше никто не берет»?
— Не должны. Там действительно были дети, которым сложно приходилось вместе. Несовместимость характеров, разный материальный уровень семей. Конечно, всем было тяжело тогда, и родителям, и детям. Но общее дело, которое мы начали делать, сплотило нас. И отношения наладились, мы стали близкими по духу людьми. Вот до сих пор и общаемся.
Этот мой первый класс… Они до сих пор реагируют на все прятные моменты в моей жизни. Пишут, звонят, радуются вместе со мной. Мы до сих пор одно целое.
— Если сравнивать ваших первых учеников и нынешних детей, отличаются ли их способности к математике, логическому мышлению?
— Если учитывать, что и тогда — в математическом классе, и сейчас — в физматшколе — дети хотели углубляться в математику, то в принципе ситуация одна и та же: горящие глаза, желание серьезно заниматься делом и внимание к словам учителя. Вот это осталось прежним. Какие-то другие моменты, о которых многие говорят — новые игрушки, гаджеты — не влияют так серьезно, потому что тогда тоже были свои игрушки. И у тех, и у других — желание научиться. А если дети хотят научиться, а учитель может эти знания им дать, то они сработаются всегда.
— О нынешнем поколении говорят, в частности, что оно очень не похоже на предыдущее, потому что у них другие возможности для развития, которых у прежних не было. Вы видите у ваших учеников какие-то отличия, которые, быть может, вас удивляют?
— Пожалуй, у нынешних больше возможностей самостоятельно найти уникальный материал по математике. Сейчас выставляется очень много интересных задач, сложных тем, доступны материалы от преподавателей, которые сами выросли на всероссийских олимпиадах. А раньше подобную информацию если и можно было добыть, то или у своего учителя, или из книги, которая есть у того же учителя.
— Нынешние вас в тупик чем-нибудь ставят?
— Мы только начали работать. Пока, за время, прошедшее с начала учебного года, не смогли поставить. Но, думаю, им еще представятся случаи. Они растут, чему-то учатся, определяют границы в отношениях.
А если я от учеников что-то требую, они же тоже вправе требовать чего-то от меня. Ведь это работает в обе стороны, и всегда было так.
— Ваша бывшая ученица попросила узнать у вас, до сих пор считаете, что гуманитарии — это несостоявшиеся математики?
— Вообще говоря, думаю, что гуманитарии и математики — это две параллельные линии, которые, к счастью, в математике такое бывает, иногда пересекаются. Потому что мы идем к одной и той же цели — дать развитие человеку. Есть русский язык, есть математический язык. Но владея математическим языком, не уметь четко сформулировать задачу по математике — для меня недостаток. Наши дети это знают. Соответственно связка математиков и гуманитариев важна. А еще скажу, что для меня русский язык — наука точная, просто в нем исключений немножко больше, чем в математике.
— А верите, что осознанный выбор профессии можно сделать еще в школе?
— Можно. Хотя смотря как школа занимается этим вопросом. Если просто сидеть в классе, никуда не выходить, то очень сложно понять, в чем особенность той или иной профессии и насколько это подходит ребенку.
Но вот взять моих нынешних выпускников. Некоторые из них увлеклись экономикой еще в седьмом классе. И сейчас они поступили на экономический факультет в Высшую школу экономики. То есть сделали осознанный выбор уже тогда.
Еще полкласса сейчас учатся в Санкт-Петербургском госуниверситете. Они тоже осознанно шли к этому с седьмого класса. Один выпускник выбрал физику. Он поступил в МФТИ, чтобы и дальше уже профессионально заниматься этой наукой. Практически каждый ребенок из этого класса увидел себя в выбранном направлении с довольно раннего возраста.
Скажу так: наверное, таких процентов восемьдесят пять. Это, я считаю, много.
— Мне кажется, это потому, что вам высоко мотивированные дети чаще всего попадаются. А не те, кто, даже окончив вуз, по-прежнему не знают, кем хотят стать, когда вырастут.
— Ну-у да. С этим я согласен. Поэтому я и говорю о нашей школе. У нас это так происходит. К счастью, наверное. Потому что детям с такой целенаправленной подготовкой потом будет легче найти свое место в жизни.
— У кого вы сами учились? Кого бы вы выделили?
— Это моя первая учительница Мария Васильевна Живайкина, Заслуженный учитель Российской Федерации. Ее уже нет с нами. Она учила меня с нулевого по третий класс. Потом, к сожалению, от нас уехала.
Еще одна учительница Вита Ивановна Лошкарева, талантливый педагог. Она мне привила любовь к своим предметам — русскому языку и литературе. Кстати, все годы, пока у нее учился, я стремился помочь ей в том, что касалось развития класса по этим предметам. Я много читал, особенно в школьные годы. И она мне доверяла.
Кроме того, очень много для меня сделал Николай Дмитриевич Лицман. Он обладал бесценным жизненным и профессиональным опытом. Это был один из тех педагогов, который на своем примере учил отдавать себя, не раздумывая, служению детям.
В 10-й школе, которой он руководил, мне посчастливилось поработать с Ниной Прокопьевной Махмутовой, Ниной Васильевной Полуяновой, которые также служили примером в работе, помогали мне в методике.
В физико-математической школе, где я сейчас тружусь, меня очень поддерживает ее директор Наталья Александровна Фомичева. Она дает мне возможность делать работу, которая мне нравится. Это для меня очень важно.
— Как раз хотела спросить про Николая Дмитриевича. Как вы попали к нему в 10-ю школу?
— Я окончил Тобольский пединститут в 1989-м. Он пришел к нам на распределение. Только я зашел, он буквально с порога говорит: «Мы его берем к себе!» А я уже знал, кто такой Николай Дмитриевич, но поскольку обещал вернуться в свою школу, на Север, то отказался, объяснив, в чем дело.
Но получилось так, что я вернулся в Тобольск уже через год. Меня тогда предупредили: «Ты в 10-ю даже не суйся. Если отказал директору, он тебя больше не возьмет».
В Гороно мне сообщили о двух вакансиях математиков — в 13 и 10 школах. Выхожу, иду в 13-ю. Ее директор Галина Борисовна Кроткова говорит: «Учителя математики уже взяла». А я что, я дальше пошел. Дошел до 10-й, захожу, а Николай Дмитриевич сразу: «О, Анатолий Анатольевич! Ты чего?» — «Так и так». — «Давай, документы придут, сразу оформляем. А сейчас собирайся, поедешь в лагерь Вали Котика воспитателем». — «Понял». И все. Это был 1990 год.
К сожалению, Николая Дмитриевича не стало в 2002 году.
— Десятая школа в Тобольске стала школой-гимназией в 1993 году, одной из первых в стране. Открытие подобной школы в провинциальном городе было событием. О чем он говорил с учителями тогда?
— Самое главное — была ответственность перед родителями, перед городом, которую мы брали на себя как учителя, а он как директор. Не просто переименоваться, а выдержать заявленный уровень. Это было для него ценно, и он боялся именно людей подвести — детей, родителей, коллег, которые работали до этого в других школах.
К слову, гимназия — это больше гуманитарный профиль. Но до ее образования в школе нами был создан математический класс. Николай Дмитриевич понимал, что этого рушить нельзя. Было принято решение, развивая гуманитарную составляющую нашего учебного заведения, не забывать о том, что среди нас есть технари, которые тоже смогут прославить наш город в том числе своими достижениями в области математики, физики, информатики.
— Насколько большая свобода у вас была для экспериментов?
— Свобода у меня была, да. Николай Дмитриевич, к счастью, мне доверял. Помогал и доверял — самое главное. Честно говоря, даже не помню, чтобы с его стороны был какой-то контроль. Прийти помочь словом или советом он мог. Думаю, директор умел в людях разглядеть лучшие качества и способности. При тотальном контроле не было бы гимназии.
— Система образования с тех пор довольно сильно изменилась. В этой школе нового типа, где мы находимся, ситуация чем-то напоминает гимназию?
— Да, во многом. Наталья Александровна — ученица Николая Дмитриевича. Она работала у него заместителем по воспитательной работе. И конечно очень многие традиции, в том числе наши балы и спектакли, вот это коммунарское общение перенесла в воспитательную систему физматшколы. Она умеет вести к достижению поставленных целей. В том числе и меня.
— После получения звания Народный учитель России как изменился ваш статус в профессиональной среде? На что это влияет, что вам дает, что вы можете с его помощью сделать?
— Честно, даже не знаю, что это дает, не интересовался. Ну да, я считаю, что это достижение. Звание — это классно. Как мне говорят: это же твой труд, ты много лет работаешь и столько сделал. Сейчас нужно просто продолжать работать, не снижая темпов.
— Не думаете про общественную работу?
— Нет, мне это не интересно.
— Ну как, заходите и говорите: я — Народный учитель России!
— Да ну, никогда не хвастался, что заслуженный, тем более не скажу, что народный. Я просто приду в класс и скажу: «Здравствуйте, дети, давайте начнем решать такую-то задачу». Для меня это важнее.
— Но приятно быть народным?
— Я еще не понял, честно. Приятно, что все поздравляют. И для семьи это очень важно.
— Вы же довольно ограниченно общаетесь в соцсетях. Хотя у вас вот есть в ВКонтакте фан-клуб. Нет мысли более активно вести соцсети, общаться с учениками?
— Да? Не знал про фан-клуб. Может, это мои ученики из седьмого класса? Но я общаюсь, и довольно активно, правда, по большей части в личных сообщениях, так скажем, не во всеуслышание. И в Одноклассниках мы переписываемся с учителями гимназии, в ВКонтакте общаюсь, в Вайбере, в Вотсапе с однокурсниками. Просто не считаю нужным высказываться публично.
— На что вам хватает энергии помимо преподавания, работы в школе? Есть увлечения?
— О, у меня сейчас главное увлечение — дача! Я в этом отдушину нахожу. С марта мы практически всей семьей жили там. Вокруг лес, живая природа. Я тоже с ней люблю общаться. Еще у меня есть любимая собака, золотистый ретривер. Мы с семьей в ней души не чаем. Вот такие увлечения.
— Два последних вопроса. Кто самый крутой математик современности?
— Именно современности?
— Как хотите. Вообще — всех времен и народов.
— Фух… Я бы, наверное, назвал Евклида.
— А кто самый крутой педагог?
— Думаю, что Макаренко.
— Вы традиционалист!
— Да! Просто я их обожаю. Евклид — геометр, а геометрию я очень люблю. А Макаренко — тот человек, который в детях видел то же, что вижу я.
_Фото автора_
