В этом году фестиваль "Неправильное кино" в Тюмени начался с показа фильма "Сцены сексуального характера" британского режиссера Эдварда Блума. Напомним, тюменцы сами выбрали этот фильм в качестве фаворита, проголосовав за него на сайте "Интеркино". И вновь, как в прошлом году, фестиваль стартовал с показа с оригинальным звуком, сопровождавшегося титрами. ...
В этом году фестиваль «Неправильное кино» в Тюмени начался с показа фильма «Сцены сексуального характера» британского режиссера Эдварда Блума. Напомним, тюменцы сами выбрали этот фильм в качестве фаворита, проголосовав за него на сайте «Интеркино». И вновь, как в прошлом году, фестиваль стартовал с показа с оригинальным звуком, сопровождавшегося титрами.
Сюжет составили несколько автономных историй посетителей одного из обширных городских парков. Истории, органично переплетаясь, тем не менее развивались каждая сама по себе. Однако некоторые персонажи умудрялись выходить за границы, и в качестве сквозного персонажа, посещать другие страницы сценария, напрямую их не касающиеся. Такая вот нехитрая игра с актерами-марионетками.
С самого начала просмотра, а темном зале воцарилась чудная солнечная погода, которая запросто проецировалась с экрана, и легкое, игривое настроение, тон которому задала первая же глава фильма. Анекдотичная ситуация, когда идиллию довольно молодой семейной пары, отдыхающей в парке, нарушает соседство обворожительной молодой девушки в задравшемся до нижнего белья платье. Разговор у пары идет о мультиоргазме. Мужчина, заметив очаровательное соседство, от теории решает перейти к созерцательной, медитативной практике, отгородившись от супруги газетой. Супруга замечает, проводит допрос с пристрастием, выводит благоверного на чистую воду и, одержав небольшую победу остервенелой женской логики над туповатыми мужскими гормонами, покидает поле боя. Глава, однако, остается незавершенной до тех пор, пока изрядно ощипанный, но не побежденный муж не получает неожиданный бонус — возможность еще раз полюбоваться на послужившее причиной раздора нижнее белье девушки.
И так далее. Уголки большого парка обещают зрителям много пикантных историй. Причем, вопреки смелому названию, секс остается за кадром. Самое большое «откровение», на которое может претендовать зритель, пришедший на клубничку, это описанные выше, кстати, довольно целомудренно прикрытые, прелести девушки, смутившей покой семейной пары, и обнаженная «корма» еще одного героя, неудачно «склеившего» в лесу тезку Анны Курниковой.
Был один момент, который показал, насколько зрители прониклись фильмом, попали под его обаяние, под действие кинофлюидов. Тяжкий вздох или даже стон вызвал всемирно известный ценитель канкана, рыболов-спортсмен и шотландский джедай Юэн МакГрегор, полезший целоваться к несимпатичному мужчине далеко за сорок в эпизоде, посвященном непродуктивной части современного общества. Стон словно бы говорил: ну вот, еще один клевый мужик оказался геем. Да, в этот вечер судьба была несправедлива и жестока к тюменцам традиционной ориентации.
Так вечер за подглядыванием в английском парке пролетел незаметно. Эпизоды закончились, финальные тиры неизбежно наступили, за титрами, невысказанные, маячили восклицания типа: «так вот ты какой, МакГрегор!», или «так вот ты какое, современное британское кино!». По ощущению легкости и отказу от нарочитого бытового трагизма предложенное бытие можно было бы сравнить с последними откровениями отечественного молодежного направления. Если бы у Блума по английским лужайкам не порхали умудренные жизнью пенсионеры и граждане довольно-таки средних лет. Ни о какой молодежной бездумности здесь речи идти не может. Тем более, что, при более пристальном взгляде, проблемы существования западного общества, которых так легко и непринужденно касается режиссер, вовсе не простые. Совсем не простые. Это проблемы бытия, достойные облечения в форму шекспировской трагедии, однако предложенные в форме необязательного фруктового салата.
От подобных фильмов у зрителя чаще всего создается впечатление, что режиссеры берут на себя все меньше и меньше обязательств. Как будто большие формы изжили себя в век кратких телеграфных смс вне таких понятий, как литература и стиль. Если смех, то ирония и самоирония благополучных, позитивно настроенных интеллектуалов без комплексов правдоискателей и разоблачителей, без больших претензий и без страсти. Если абсурд, то легкий, бытовой, неглубокий, примерно по щиколотку, чтобы не доставлял по-настоящему больших неудобств. Вместе — довольно легковесное, но не теряющее легкости произведение, которое, наверное, всякий раз вынуждает оправдывать его целостность и уместность. Но органичность и легкость, как метод, не отменяет реального «веса» произведения. Если режиссер самоустранился, и не позволяет никому, в том числе и себе, назидательно комментировать каждый шаг героев, это не значит, что режиссера за каждым «случайным» жестом и движением актеров нет вовсе.
Надо сказать, что сборников различных историй, нанизанных на разные режиссерские основания, довольно много. Начать с блистательной картины «Славные люди» Джасмина Диздара, тоже, кстати, британца, где различные истории сплавлены в монолитный кус абсурдной и смешной кинореальности. Или шахматные «Кофе и сигареты» Джима Джармуша. Или целиком Алехандро Гонсалес Иньяриту, поставивший принцип сцепления поначалу не связанных друг с другом историй в основу своего режиссерского метода во всех трех своих невероятно сильных картинах. И сборники, составленные из кратких киноросчерков, киноавтографов разных именитых режиссеров, которые снимают, кажется, уже не камерой, а силой магнетического имени, формируя послушную реальность электрически светящимся взглядом, минуя проявочные и монтажные прежних эпох: «На десять минут старше: Виолончель, Труба», «Невидимые дети», «Париж, я тебя люблю"…
Наверное, существование таких сборников оправдывает себя во время повального многоуровневого цитирования, когда выражение мысли не нуждается в широком обосновании, достаточно дать намек на уже высказанную фразу, дать координаты смысловой группы подобных цитат.
Вероятнее всего, чтобы окончательно «разъяснить» «Сцены…», нужно посмотреть картину хотя бы еще раз, чтобы за поверхностностью, легковесностью подачи открыть следующий, «проблемный» уровень, сродни чеховскому. Тогда вместо набора ироничных анекдотов появится собирательный портрет общества целиком: от обнаженной, неопытной в обольщении юности, до такой же обнаженной, ранимой и одинокой зрелости.
