Солистка группы "А.Т.О.М." рассказала в интервью "Вслух.ру", почему уезжала из Тюмени, комфортно ли ей петь в ресторанах, и жива ли еще легендарная тюменская группа?
Анна Сафронова еще в девяностые, будучи девчонкой, покоряла рок-фестивали, а в двухтысячных уехала покорять Москву. С рождением дочерей взяла паузу в авторском творчестве и вернулась в Тюмень. Сегодня ее день похож на день большинства музыкантов — утром ученики, вечером рестораны. Не все знают, что за фирменной хрипотцой певицы скрывается история борьбы за голос и обретения себя. Жива ли группа «А.Т.О.М.», какая корысть может быть в преподавании и как не застрять в болоте — об этом певица рассказала «Вслух.ру».
— Анна, вы одна из тех, кто на определенном этапе жизни уехал в Москву, я хочу начать именно с этого. Почему амбициозные музыканты стремятся сменить город? Почему, в частности, в Москву переехала группа «А.Т.О.М.»?
— Тут всё очевидно: в Тюмени у нас был всего один рок-центр, где можно играть. Каждую неделю туда зрителей не заманишь. В Москве играй хоть три раза в неделю — на тебя всегда найдется слушатель. Больше перспектив, больше мероприятий, больше интересных команд рядом. Можно общаться, крутиться в этом, заряжаться! У каждого члена нашей группы были в столице какие-то подработки, но мы понимали, что главное, зачем мы приехали, — музыка. Писать новые песни, выступать, записываться в студии. Кроме того, я всегда любила Москву, ее ритм жизни мне подходит.
— Нередко слышишь, что Тюмень — это болото. Какие у вас ощущения от нашей культурной среды?
— Мне кажется, болото всегда внутри самого человека. Вне зависимости от того, сколько его окружает клубов. Сейчас в город привозят много артистов, при желании можно и самому на выходные выехать на концерт исполнителя, которого мечтаешь увидеть. Кроме того, всё есть в открытом доступе в интернете.
Вместо того, чтобы говорить «я сижу в болоте, меня всё бесит», попробуй сам что-то сделать. Стань кувшинкой в этом болоте! Всё зависит от тебя и от того, что ты несешь в этот мир. А свое персональное мини-болото можно устроить везде — хоть в Нью-Йорке, хоть в Сан-Франциско.
— Более частые выступления, ради которых вы уезжали, приносили какой-то доход?
— С трёх концертов в неделю не озолотишься. Всё, что мы получаем от выступлений, мы обычно вкладываем в музыку. Это и инструменты, и электроника… Чтобы собственной музыкой зарабатывать на жизнь, нужно собирать Олимпийский, а не по клубам выступать. Может быть, и у нас бы это со временем получилось. Выйти на серьезный уровень — мечта любого музыканта! Закрыться с ребятами в гараже и сидеть там: только музыка, только полет души, творчество, новые песни. Но в реальности — у каждого есть семья, надо зарабатывать деньги. В этом плане Тюмень и Москва мало чем отличаются.
_Группа «A.T.O.M"_
— Откуда появилась рок-музыка в вашей жизни?
— Когда мне было лет 16, меня пригласили в джаз-бэнд в ДК «Строитель». В это время в том же «Строителе» существовал рок-клуб. Рокеры меня тоже заметили, позвали в группу «Граффити», мы сделали вместе несколько песен. Группа «А.Т.О.М.» в то время уже существовала, пели Гриша Антропов и Серёжа Гринфельд. Однажды Ник Рок-н-ролл (основатель рок-клуба «Белый кот») попросил «А.Т.О.М» подыграть одному приезжему музыканту, а меня — подпеть ему на бэк-вокале. С тех пор мы с ними и заиграли. Сначала я играла на клавишах, пела бэк-вокал, а потом давай писать свои песни! Мы выступили с ними на фестивале женского рок-вокала «Сирин» — и пошло-поехало.
Когда Гриша уехал, мы начали безуспешно искать басиста. Говорю: давайте я буду играть! Сначала все посмеялись, потому что я вообще не понимала, что такое бас-гитара — на гитаре играла, но не знала ни нот, ни где какие струны. Но разобралась, понравилось. С тех пор играю. Актуальный состав группы — я, Сергей Гринфельд, Никита Отзыв.
— Чтобы коллектив сложился и долго существовал, надо как-то психологически друг к другу подойти?
— Обязательно! Музыка — это интимная история, ты раскрываешь душу, особенно если поёшь свои песни. Нужно довериться. Для меня это чувство братства очень важно.
_Анна Сафронова и Сергей Гринфельд, 2000 г._
— Что в биографии группы было самым ярким?
— Самые яркие моменты — это, конечно, фестивали! Во-первых, «Сирин», который проходил в Тюмени. На него приезжали очень крутые музыканты. Во-вторых, «Максидром». Увидеть всё это изнутри было очень здорово! И другие — «Старый Новый Рок», «Урал рок» — где можно пересечься с уникальными людьми.
Еще одно яркое воспоминание — как я однажды сломала ногу. Мы писали альбом, все инструменты уже были записаны, оставался вокал. Через две недели нам ехать, а Москву на какой-то фестиваль… И вот я падаю и ломаю ногу! Думала, ребята не поверят, решат, что это прикол. Они, конечно, удивились, но планов своих мы не поменяли. На выступлении я просто не стояла, а сидела на барном стуле — отставила костыли, взяла бас-гитару.
— Из всей музыкальной деятельности — написание песен, работа в студии, концерты — что приносит наибольшее удовольствие?
— Это всё кардинально разное и всё мне нравится! На репетиции ты придумываешь, сыгрываешься с людьми. На студии оттачиваешь материал, слышишь каждый нюанс и стараешься причесать до идеального состояния. А концерт — это мощнейший выброс энергии!
— Новые песни сейчас пишутся?
— Иногда чувствую, что «идет», какие-то моменты записываю. Но сейчас так много других задач, голова всегда занята чем-то другим. Песни ушли на второй план. Сначала я по этому поводу приуныла, но потом поняла, что не просто сижу прозябаю. Я узнаю что-то интересное, впитываю что-то новое, и когда придет время, это прорвется. Подчеркну, важно не столько свободное время, сколько свободная голова!
Вроде бы укладываешь детей спать — и твори! Но я в это время готовлю какой-нибудь мастер-класс, подучиваю песни, занимаюсь на бас-гитаре. Править текст и музыку в такое время можно, но, чтобы писать новый материал, надо отстраниться от повседневного, наладить связь с космосом. Канва должна прийти сама собой, вылиться. Не надо высасывать ее из пальца.
_Дочерей певица называет «мини-сафрики"_
— С чего для вас вообще началась музыка и как давно?
— Еще в детском саду родителям говорили: «Отдавайте ее куда-нибудь, человек поет!» А мне нравилось, как клавиши на фортепиано нажимаются — со стороны это так красиво выглядело! Поэтому в музыкальной школе выбрала фортепианное отделение. Ходила туда со слезами на глазах и каждое утро просила родителей «выписать» меня оттуда (раз записали, надо же выписать). Под конец всё изменилось, я начала играть с большим интересом. После 11 класса поступила на Эстрадно-джазовое отделение Колледжа искусств, на вокал. После его окончания там же осталась преподавать.
— Преподавание — это необходимость или в нем есть свой кайф?
— Когда мне предложили преподавать, я очень долго сопротивлялась: говорила, что я не учитель, это не моё. Наталья Михайловна Гультяева (зав кафедрой) спорила со мной, доказывала, что я замечательный педагог. Я до сих пор в этом сомневаюсь, но ищу в преподавании корыстные цели. Сама я как ленивый ученик не стала бы заниматься каждый день по несколько часов. А если ты преподаешь, то волей-неволей, занимаясь с людьми, репетируешь и сам. Кроме того, я ответственно подхожу к работе — мне хочется донести до учеников что-то новое, показать новые фишки и приемы. Для этого приходится развиваться в этой сфере. А пока ты в этом разбираешься, ты и для себя выбираешь какие-то приемы, которые тебе удобны.
— Та часть работы, которая связана с пением в ресторанах, вам комфортна? Роковая сущность не сопротивляется петь Лободу?
— Комфортно было бы, конечно, полностью посвятить себя той музыке, от которой кайфуешь. Но все мы взрослые люди и понимаем, что иногда приходится делать то, что может быть не очень интересно. Главное — как к этому будешь относиться.
Знакомые рок-музыканты иногда выражают сочувствие по поводу того, что я пою, например, Уитни Хьюстон. Но что же в этом плохого? Я занимаюсь нормальным делом! Репертуар на самом деле зависит от меня. Я могу не петь песни, которые мне совсем уж не нравятся. Другое дело, что их у меня будут просить!
— Что в себе больше всего цените как профессионал?
— Во-первых, умение докопаться до сути песни. Ведь музыка — это не ноты. Это внутренняя пульсация, которую нужно уловить. Мне кажется, что я могу это делать, пропускать через себя и быть честной с самой собой.
Во-вторых, ценю в себе самокритику. Я ко всем строга в плане музыки, но к себе — в сто раз более притязательна. Стараюсь, конечно, трезво себя оценивать. Где-то понимаю, что еще пахать и пахать, а где-то радуюсь результатам — с моими связками я умудряюсь делать такие вещи!
_В составе кавер-группы «72 Band"_
— Кстати, что не так со связками?
— В 16 лет мне делали операцию, удаляли кисту со связок. Она появилась из-за неправильной работы с голосом. После таких вмешательств связки до конца не восстанавливаются, на месте кисты осталась ороговевшая ткань. К этому прибавились психологические зажимы. Я помню момент, когда связки после лечения уже были идеальные — розовые, с ровными краями — а голоса просто не было! Оказалось, это из-за стресса. Голос и внутреннее состояние очень взаимосвязаны.
Года через три-четыре после операции я добила связки неправильным звукоизвлечением и стала хрипеть. Такое чувство, как будто ты в одночасье лишился голоса! У меня была очень жесткая депрессия. Когда связываешь с вокалом всю свою жизнь, с этим тяжело смириться. Мне говорили: «Ну, ты же еще и пианистка классная!» Но я хотела петь.
Наталья Михайловна учила меня поверх моего экстремального вокала петь чистым звуком. Каждый день по несколько часов мощной работы: полностью снимались все зажимы с челюсти, гортани, языка. Я как будто заново училась извлекать звуки! Эта работа продолжается и сейчас.
— Как удалось преодолеть эти испытания и как они повлияли на вашу жизнь?
— Для меня эта тема — еще одна ступень в развитии. Помимо упражнений на развитие голоса, меня интересуют упражнения на восстановление. Тема востребованная. У меня есть друзья-ведущие, у которых такая же проблема. Есть педагоги, у которых устают связки. Связки можно и восстановить, и как минимум успокоить, снять напряжение.
На собственном опыте я понимаю, что голос — хрупкий инструмент, который очень важен для человека. Это наша возможность коммуникации! Когда мне делали операцию, надо было полностью молчать неделю. Оказалось, от этого можно сойти с ума! Я чувствовала себя беспомощным котёнком. Мой главный принцип в занятиях с людьми — не навреди. Как у врача.
Сама я сейчас могу петь чистым звуком и понимаю, что всё в этой жизни можно исправить. Всё обратимо, кроме потери близких людей. Головой о стену бейся, только не говори «не знаю, не могу, не умею». Иди и делай! Не ной, а просто пытайся. Ты всегда можешь что-то сделать, пока жив!
— И последний вопрос. Группа «А.Т.О.М.» сейчас существует? Мир ещё вас увидит?
— О распаде мы не объявляли, всё в порядке! Каждый из нас так или иначе занимается творчеством — ребята — там, я — здесь. Надеюсь, еще соберемся с новым видением, новым взглядом и продолжим. Как минимум вспомним, что было!
_Фото из архива Анны Сафроновой_
