Есть очень симпатичные здания почти в каждом районе, но в целом структура города пестрая и без шедевров. Сегодня это уже недопустимо, хотя бы потому, что "шедевры" становятся важным способом самоидентификации города, привлечения туристов, так сказать, позиционирования города в стране и мире.
Гость «Народного интервью» интернет-газеты «Вслух.ру» — вице-президент российского Союза дизайнеров, директор Тюменского института дизайна Геннадий Вершинин.Мы вырастили свое явление— Кто такой тюменский дизайнер, чем он занимается? Александр— Бывают дизайнеры интерьеров, одежды, журналов и так далее, но все они делятся на два типа — художники и ремесленники. Эта профессия не лицензируется, заниматься дизайном может любой человек, что и происходит на практике. В свою очередь, диплом о специальном образовании не гарантирует, что его обладатель будет хорошим дизайнером. Обычно, говоря «тюменский дизайнер», мы подразумеваем лучших выпускников своей школы — колледжа искусств и Института дизайна, это одна творческая структура, хотя организационно она принадлежит разным ведомствам. Наши выпускники занимаются по большей части дизайном графики, интерьеров, среды. Еще одно направление — дизайн костюма — развивают выпускники Омского института сервиса и Тюменского колледжа профессионально-педагогических технологий, такие как Максим Некрасов, Надежда Морозова, Алена Дубровина, Анжелика Белозерова и другие.— Остаются ли талантливые дизайнеры в Тюмени или они разъезжаются по заграницам и столицам? Елена Анатольевна— В последние десять лет практически все выпускники тюменской школы дизайна оставались здесь. С этого года, видимо, постепенно начинается отток. Колледж искусств стал частью академии культуры, судьба института (филиала Уральской архитектурно-художественной академии. — Ред.) тоже неясна, и мы заметили, что наши выпускники стали уезжать в другие города — они уже не надеются получить хорошее профессиональное образование в Тюмени.— На какой-то момент показалось, что ситуация с объединением колледжа и академии стабилизировалась, был достигнут некий компромисс…— Мне тоже так показалось… Но колледж в последние три года сильно сдал: были неоправданно большие наборы, в которых не всегда учитывалось мнение педагогов. Отделение дизайна осталось без заведующего — есть только председатель цикловой комиссии. Появилось стремление снизить число преподавателей-совместителей. Но дизайн — сложная профессия, такие дисциплины, как конструирование, эргономика и другие, требуют привлечения профессионалов из других цехов. Установка на то, чтобы все предметы преподавать своими силами, в какой-то мере сказалась на моральном тонусе… Интеграция в академию — лишь следствие этого процесса упадка.— Геннадий Васильевич, добрый день! Скажите, пожалуйста, можно ли научиться дизайнерскому искусству или дизайнером надо родиться? Олеся Суворова, Тюмень— Чем работа дизайнера отличается от художника-оформителя, например? В чем состоит суть этой профессии? Петр— Можно и родиться, можно и научиться, хотя без некоторых природных данных научиться нельзя. На мой взгляд, дизайнер — более изощренная, гибкая, более системная деятельность. Художник живет в своем внутреннем мире, он воплощает на холсте личные переживания, при этом он не привязан к обществу, может даже работать где-то еще, а творить «для себя». Дизайнер же не может работать в стол. Есть такое определение дизайна: «совокупный опыт материальной культуры, навыков и ценностей, который воплощается в искусстве планирования, формообразования, изобретения и воплощения». Вот в этом системность дизайна — не просто формообразование, но умение поставить цель и достичь ее. К примеру, есть какая-то нерешаемая проблема, что-то в обществе не так. Задача ставится перед дизайнером, он находит способ: как решить проблему, причем в такой форме, чтобы результат обладал культурной и художественной ценностью. Хорошо об этом сказал один итальянский дизайнер: «Людям не нравится, что произведения искусства стали товаром, они хотят, чтобы товары стали произведением искусства». — Говорят, есть тюменская школа дизайна — это она делает плакаты типа «Тюмень — лучшая в мире» или «Энди Уорхолл — наркоман»?Читатель— Сегодня у нас так рекламируется здоровый образ жизни: на антинаркотических плакатах портрет Мэрилин Монро и работа Энди Уорхолла, хотя оба не дружили со здоровым образом жизни… Нас к этой сфере не подпускают. Тюмень — город самодеятельности. Мы второй год организуем конкурс социальной рекламы, привлекаем студентов-дизайнеров и профессионалов, чтобы противостоять этой самодеятельности. В этом году удается его провести, но все очень непросто: меняются руководители и приходится все начинать заново, удалось достичь договоренности с одними — пришли другие, и они, как правило, ничего не слышали о дизайне и дизайнерах. Глава города поставил задачу создать концепцию городской социальной рекламы, готовится конкурс на разработку концепции, но оказалось, организаторы ничего о нас не знают и не собирались приглашать. К конкурсу планировали привлекать рекламные агентства, у них — свои задачи, но мы тоже хотели бы заявиться, тем более что разработка целевых программ, исследования и проекты — обычная профессиональная и вузовская дизайнерская практика. Если бы перед тюменским сообществом дизайнеров была поставлена задача, уверен, мы бы ее решили достойно. Но не сразу — как и всякая проектная деятельность, такая работа требует времени: вчитаться, вдуматься, найти какие-то модели и отработать их.— Есть ли отличия в подходе к дизайну у русских коллег и у иностранных? Анастасия, Лондон- Я бы разделил тюменскую школу и российскую — это не одно и то же… Принципиальное отличие европейского дизайна в том, что он социален, гуманен, открыт человеку. Российский дизайн, как мне кажется, циничный, нацелен на извлечение прибыли — неважно какими путями. В Тюмени ситуации несколько иная. У нас много, как мне кажется, гуманных, интересных и высокохудожественных явлений, но вопрос в заказе: дизайнеры берутся за ту работу, которую им предлагают, чтобы жить.— Могли бы вы привести примеры гуманных проектов тюменской школы, о которых вы говорите?— Я бы назвал «Тюменские фестивали архитектуры, дизайна, искусства», которые Союз дизайнеров организует одиннадцатый год. Это большой проект, состоящий из множества мероприятий. Он позволяет показать инициативные работы: интерьеры, одежду, графику, модели журналов. Второй такой проект носит информационный характер — это сайт «Искусство и дизайн Тюмени», на который у нас уходит много сил и времени. Мы недавно обновили его и сейчас наши коллеги из Питера, Казани, Екатеринбурга нас хвалят, что очень приятно. Тюменские дизайнеры создали «Концепцию рекламно-информационной среды Тюмени», оформили залы классического искусства музея искусств. Среди 5−6 тысяч экспонатов фестивалей разных лет было изрядное число качественных проектов и реализованных разработок во всех жанрах дизайна: от графики и плакатов до интерьеров, мультимедиа и моды. — Дает ли фестиваль ответный эффект? — Мы не проводим специальных мониторингов, но видим, как меняется уличная графика, как к профессионалам обращаются инстанции с серьезными проектами вроде концепции размещения коммерческой рекламы в городе. И хотя до конца мы не победили, Тюмень — первый город, где нет рекламных перетяжек над дорогами, практически исчезли с улиц разномастные штендеры. Попытка структурировать рекламу была очень серьезной, хотя есть очень влиятельные силы, которые не хотят, чтобы что-то менялось, и они откорректировали нашу концепцию.— Расскажите подробнее о сайте «Искусство и дизайн Тюмени» — чем он наполнен, чем он ценен.— Это некоммерческий ресурс, все материалы мы отбираем на свой вкус, например, в списке ссылок есть малоизвестные в России ресурсы: международный конгресс дизайнерских сообществ, международный конгресс графических сообществ и так далее. Нам предлагали перекрестные ссылки, но мы не хотим замусоривать сайт. На нем есть критика, аналитика, публикации по актуальным темам, информация о профессиональном образовании, мнения экспертов. Сейчас публикуем большой круг дипломных работ разных школ, рассказываем о самых разных явлениях архитектуры, искусства, дизайна. После обновления на сайт ринулся поток посетителей, за июнь — столько же, сколько за половину прошлого года. Надеюсь, «Искусство и дизайн Тюмени» постепенно займет достойное место в культурном пространстве как серьезный дизайнерский ресурс. — Геннадий Васильевич, можете ли вы рекомендовать какие-либо курсы дизайна интерьера в Тюмени для любителей? И второй вопрос — проходят ли в Тюмени мастер-классы дизайнеров и где можно посмотреть соответствующую информацию? Спасибо. Варвара, Тюмень— В декабре к конкурсу «Книга года» мы совместно с тюменским университетом организовали мастер-класс Бориса Трофимова. Это — номер один в российском графическом дизайне. Он один день выступал в университете и два дня отработал у нас. Большего пока не позволяют делать наши финансы. Порекомендовать курсы не могу, я их не знаю, хотя слышал, что они есть… Мы планировали делать курсы по рисунку и живописи, по дизайну для граждан, но сейчас ситуация не очень благоприятная для этого. Институт дизайна временно пользуется площадями колледжа искусств, мы здесь в гостях, перспективы наши не слишком оптимистичны, несмотря на помощь и содействие руководства области — маленький ресурс всегда сложно развивать и оберегать в наше время мнимостей и глобальностей. — Геннадий, здравствуйте! Я более двадцати лет назад закончила ТюмИСИ, работаю не по специальности, но меня всегда привлекала работа дизайнера. Скажите, можно ли поступить к вам в Тюменский институт дизайна в зрелом возрасте? Если да, то сколько надо учиться и сколько стоит обучение? Анна Сергеевна, Тюмень— В Тюменском институте дизайна действуют две программы — бакалавриат (4 года) и специалитет (6 лет). Поскольку у нас государственное учебное заведение, 50% мест — бюджетные. Чтобы дать возможность людям учиться, у нас гибкая форма оплаты. На младших курсах обучение стоит около 80 тысяч рублей, на старших — до 50-ти. В Уральской академии в этом году — 127 тысяч. В законе об образовании нет ограничений по возрасту, другое дело, что с возрастом сложно расставаться со стереотипами и обыденными привычками, но у нас бывали случаи, когда довольно взрослые люди учились — 30−35 лет.— Насколько я поняла, академия стремится присоединить Тюменский институт дизайна?— Академия очень нервничает, что мы не влились в ее ряды до сих пор. — А УралГАХА готова продолжать сотрудничество?— УралГАХА появилась из филиала Московского архитектурного института: сначала стала архитектурным институтом, потом академией. Точка зрения ректора УралГАХА Александра Старикова: хороший филиал не может долго быть филиалом — либо он становится самостоятельным вузом, либо подразделением сильного вуза. Стариков считает наш филиал хорошим, и он, и мы считаем: главное — сохранить школу. В каком качестве — решать здесь, в Тюмени. Ректор (профессиональный архитектор) готов нас держать в качестве филиала, готов и отпустить на свободу. Тем более что именно тюменцы обратились в свое время в Уральскую академию с просьбой открыть здесь филиал вуза, первого в своей категории. УралГАХА филиал особо не нужен — отбирает часть контингента. И только результаты работы позволяют ректору мотивировать его существование и говорить о нем как о достойном подразделении. — То есть в Тюмени могло бы существовать как минимум две школы дизайна — в академии и в Институте дизайна?— В Красноярске девять средних и высших школ искусств! Это мировая практика… В Лондоне 160 школ дизайна! Убежден, мы могли бы открыть буквально за один-два года самобытный вуз, в котором были бы и мультимедиа, и живопись, и графика, и разные виды дизайна, и городская среда, и архитектура. Сегодня потенциал есть. — То есть обеспечить творческий вуз кадрами можно при помощи тюменских специалистов?— Да, нам никого приглашать не надо. Более того, это было бы неполезно. Есть специфика школы: в графическом дизайне у нас несколько конкурентов среди московских и питерских вузов. В смысле средового дизайна — также четыре-пять ведущих школ, и с ними наш средовой дизайн спокойно конкурирует. Во всяком случае, это мы видим по международным конкурсам дипломных проектов, в которых участвуем ежегодно, по контактам с коллегами, выставкам. Поэтому, зная всех в российском дизайне, привлекать кого-то извне не вижу смысла. Мы вырастили свое явление.— Есть ли ныне живущие дизайнеры, чьей работой вы восхищаетесь? Иван— Конечно! Прежде всего это итальянцы: Марио Беллини, недавно ушел из жизни Соттсасс, Энцо Мари. Есть блестящий молодой финский дизайнер Коскинен. Мне кажется, в мире очень интересная молодежь — живая, открытая, экологичная. И они могут работать: у них есть подлинный общественный заказ, ведь в мире всем давно ясно, что никакой продукт без качественного, самобытного дизайна невозможен. У нас пока дизайнером часто является сват, брат, еще какой-то знакомый… Так появляются неискренние объяснения в любви к Тюмени, разного рода антиреклама, антидизайн.— Как вы относитесь к Артемию Лебедеву? Иван— Я отношусь к его творчеству спокойно — он хороший предприниматель, но ничего выдающегося в его работах нет. Лебедев занимался, например, промышленным дизайном, но уровень продукта московского «Биоинъектора» несравнимо выше. Артемий Лебедев занимается графикой, в Тюмени в том числе, но если рядом поставить семейство питерцев Харшаков или того же Бориса Трофимова, то он конкуренции не выдержит. Это большое предприятие, с активным промоушеном, но у него на сайте ничего поражающего воображение я не увидел.— Публику, однако, поражает — его картинки то и дело размещают в блогах…- У нас почему-то ложная установка на успешность. Сейчас я занимаюсь архитектурой и дизайном как исследователь, и могу сказать, что самое лучшее малоизвестно. Допустим, у нас говорят, что Фостер — это самое крупное явление архитектуры. Причем говорят серьезные люди, как, например, Ирина Александровна Антонова (директор московского музея изобразительных искусств имени Пушкина. — Ред.). Но Фостер — лишь техничный коммерческий проект. И есть, например, американка Майя Лин, и десятки других архитекторов и дизайнеров, работы которых намного самобытнее, чем проекты фирмы Фостера, где работают 600 архитекторов и дизайнеров. Есть немецкий архитектор Отто Бенеш: его рейхстаг в Бонне много раз цитировался и копировался, и тюменцами в том числе; он гораздо интереснее, чем берлинский парламент, который сделал Фостер.— Не собираетесь ли вы повторить опыт «Хрестоматии дизайна», изданной Тюменским институтом?— У нас осталось около 500 экземпляров — хотим часть их предложить вузам, но что-тоне очень наблюдаем спрос. Книга очень высоко оценена дизайнерами и аналитиками, но распространяется без оптовиков. Такого рода проекты бьют по нашему финансовому состоянию, а мы в этом году, наконец, вышли на то, чтобы своевременно выплатить сотрудникам отпускные. В сентябре мы планируем издать сборник «О красоте» по итогам российской конференции дизайнеров и тем зарубежным материалам, что нам прислали, но это совершенно другой бюджет. Интерьер, которого нет— Какую бы книгу вы бы написали, если бы у вас было время: о своей профессиональной деятельности или личной жизни? Как бы вы ее назвали? Елена, Тюмень— Я бы написал книгу «Как я был дизайнером». Я отошел от дизайнерской практики и сижу теперь на одном стуле, преподавательском. А в 1990-е — начале 2000-х у меня была бурная жизнь, много анекдотических ситуаций, интересных людей — тогда, по сути, создавался реальный российский дизайн. В человеческом и культурном смысле это был интересный период. Не обо всем можно рассказать — есть кодекс чести международного сообщества дизайнеров, в которое мы входим, главный пункт которого гласит: «дизайнер не может наносить ущерба своим клиентам». Но и того, что можно — хватит на книгу в свободном жанре, а легкие жанры мне ближе, чем труды по дизайну, которые мало кто может осилить даже из профессионалов.— Какой ваш проект/творение/действие вы считаете самым удачным? принесшим максимальный эффект городу? Саша и Вика, Тюмень— Самой удачной я считаю одну квартиру в подмосковном поселке Кунцево, в которой особо дизайна нет. Там просто такое покрытие стен, такая гамма цвета, фактур и поверхностей, огромные окна, выходящие в лес, стильная итальянская мебель, что я сам себе говорю — это здорово. Мне нравится в ней «отсутствие дизайна». В этой квартире трансформируется мебель, экраны опускаются и поднимаются, она близка к саду, она не очень действует на нервы — считаю, это неплохой вариант. Если говорить о городе — не могу сказать, что сделал нечто, чему бы радовался. Резиденция губернатора отчасти загублена бесконечными согласованиями. Мы планировали более простой вариант, более классичный, в нынешнем — слишком много излишеств. Вообще, сколько я себя помню, мы с коллегами все время что-то делаем для города. То это были демонстрации, в которые мы вводили какие-то прогрессивные формы, то витрины колледжа, были очень интересные, на мой взгляд, выставки, рождественские проекты… Это все вроде как и для города, но не для улицы как таковой. Чтобы каждый из этих проектов по-настоящему сработал, чтобы я был ими полностью доволен, нужны были немножко другие деньги, условия, отношение людей. Допустим, когда делался первый вариант зала заседаний правительства Тюменской области, я точно знал, как бы сделать его в идеале, но ничего даже не стал из этого предлагать. Можно было взять под стекло некоторые детали классической архитектуры и внедрить туда современные формы. Но в конечном счете появился вариант «полностью наоборот», с перегрузом в классике, который сделал мой коллега и который можно принять в чисто формальном плане, но не в функциональном и стилевом.— Вы много путешествуете. Что привозите с собой из дальних стран?— Во-первых, фотографии. В последней поездке я отснял 19 тысяч фотографий: улицы, дома, скамейки, мусорки, туалеты и указатели. Никаких предметов не привожу, мне кажется, шедевр дизайна должен быть в музее. Хотя для некоторых из своих клиентов заказывал за границей хорошую посуду, стекло и рад, что в Тюмени это есть — действительно красивые и уникальные предметы. У меня есть подсвечники, в том числе известных дизайнеров. Мне иногда привозят их из-за границы, других сувениров не надо… Конечно, и студенты, и знакомые привозят книги… Вообще, мне нравится старое немецкое правило, что подарок не может стоить больше 30 марок (сейчас не знаю, как эта норма приведена к евро — тогда это была одна сотая от средней зарплаты). Считается, что дорогие подарки неприличны, на них не все могут ответить. — В каком пространстве вы живете? Вы сапожник без сапог или удалось воплотить свои представления об идеальном интерьере в своем доме?— Мое домашнее пространство очень простое. Это две комнаты, которые любят мои дети и гости. У меня была заказчица, которая очень уговаривала взяться за ее усадьбу. Когда я вынужден был согласиться, мы побывали на участке, а потом поехали ко мне посмотреть журналы. Журналы посмотрели, она огляделась у меня и пропала. Посмотрев мою квартиру, она поняла, что дизайнер так жить не должен: простые белые обои в комнате, цветные стеллажи с книгами — и больше ничего. Я сделал квартиру, в которой глаз ни за что не цепляется: ничто не должно раздражать, ни на чем не нужно зацикливаться, останавливаться, восхищаться. При этом некоторые из моих знакомых, увидев впервые, как раз восхищались: как ты классно все сделал. А там — белая тряпка на диване, цветные подушки, то есть такие совершенно примитивные вещи, которые от меня не потребовали особых усилий. Интерьер должен быть безликим и вместе с тем комфортным по атмосфере. Кому-то еще хочется жить во дворце, а кто-то хочет жить в интерьере, которого нет, чтобы он тебя не отвлекал от настоящего.Идеальный город— Вот вы сказали: «что-то в обществе не так — задача ставится перед дизайнером». Какие задачи встают перед тюменскими дизайнерами?— Если говорить о среде — у нас очень много мусора. Если говорить о графике — очень много непрофессионализма. Хотя Тюмень — я подчеркну — не самый в этом смысле страшный город. — Под мусором вы ведь не грязь имеете в виду?— Визуальный мусор: ужасающие по масштабу и пластике здания, монотонные и непропорциональные фасады, омерзительные скамейки, нелепая реклама. Власть много внимания уделяет ремонту дорог, состоянию фасадов, много средств вкладывается в благоустройство, но при этом появляются совершенно ужасающие цветочные тумбы, плохая уличная графика. В интерьерах приветствуется купеческая декорация. Когда пересекаешься с заказчиками, приходится долго и осторожно объяснять, в какой-то мере учительствовать… Если говорить о рекламе — это направление не имеет в Тюмени каких-либо позиций. В Тюмени нет школы рекламы, работает крайне мало профессионалов. — Как на вашей памяти менялась тюменская городская среда, можете ли вы выделить какие-то этапы? Федор— В 1960-е годы я застал маленький провинциальный город, до КПД, на месте пересечения улиц Республики и Мельникайте был пустырь. Потом из уютного маленького, но заштатного, грязного местечка Тюмень превращалась в город с большим количеством интересных людей. Резко изменилась городская среда, а масштаб остался тот же. Мы помним период, когда проезжая часть утопала в грязи, запыленность, социальная разруха были главными приметами Тюмени — это примерно 1970-е — 1980-е годы. С конца 1980-х помню революционную реконструкцию улиц Ленина и Республики. Мы увидели, что можно сделать в этом городе современные улицы. Изменился вокзал… И, конечно, наиболее решительные преобразования относятся к концу 1990-х годов. Сегодня в город вкладываются наиболее существенные деньги, жаль, что отсутствует некая профессиональная культура инвестирования и созидания города — она еще только складывается. — При помощи каких-то аналогий вы можете спрогнозировать следующий этап?— Что у нас, что в мире все определяет административная воля. Административная воля в конце XIX века определила Париж. Префект центрального округа Осман заложил параметры архитектуры, ее габариты. Даром что он вызвал страшный гнев, перестроив Париж — сейчас это один из красивейших городов мира. Важно, когда власть понимает перспективу. Есть сильный тип руководителя, который может пожертвовать сиюминутной популярностью, клановыми интересами во имя завтрашнего дня. У Парижа статус города культуры, поэтому несколько президентов подряд посвятили свою деятельность тому, чтобы в Париже появились грандиозные современные центры культуры. Помпиду построил Бобур. Миттеран построил парк Ла Вилетт с городами музыки и науки, реконструировал Лувр, переселил оттуда влиятельное министерство финансов — не культурные учреждения расселял, чтобы поместить туда служащих, а наоборот! А Ширак считает вершиной свой политической карьеры фантастичный по архитектуре и ландшафту огромный Музей Бранли, простроенный в центре Парижа. — Что вы думаете о строящейся набережной Туры? Иван— Я удивился, что она как-то неожиданно стала строиться, причем началась с технического проекта, и уже когда он вошел в стадию зримого осуществления, начались обсуждения собственно архитектуры и дизайна. Почему-то вспоминают, что есть общественность, профессиональное сообщество, когда возникают сомнения и проблемы… Хотелось бы, чтобы пораньше привлекали профессионалов для общественной экспертизы. Со стороны дизайнерского сообщества возникли некоторые соображения, мы их озвучили… Одно из предложений заключалось в том, чтобы к горизонтальной планировке, которая сейчас уже заложена, открыть улицы, перпендикулярные реке, открыть город на набережную, сделать от городских улиц выходы, лестницы и каскады фонтанов, которые легко осуществить, благо рядом Тура. Второе предложение касается изобилия гранита: «огранитить» такую огромную площадь — значит убить ее, к тому же есть предположение, что гранит будет скоро изрисован графитчиками и просто писаками, как это произошло в Чебоксарах. Наше предложение уже теперь запоздалое, его не осуществить… Мы считаем, что здесь должно быть больше зелени и естественной планировки в духе английского сада и меньше уличной мебели. И опять же убежден, что можно было меньшими затратами обойтись, потому что гранит там чрезмерен.— Если бы вам предложили возглавить проект трансформации современной Тюмени в идеальный город, от каких особенностей города, особых возможностей, которые предоставляет Тюмень, вы бы отталкивались? Федор— Исторически Тюмень — уютный, отлаженный организм, в котором все было близко к человеку и сомасштабно ему, близкий к природе, полный хаотичной зелени, живший в союзе с ней. Это сибирский город, в котором много солнца и света, с хорошим климатом. Он должен быть соразмерен, пропорционален, может быть, больше раскинут в пространстве. Я бы делал город, как делается сейчас Париж: сумма городочков в окрестностях, соединенных с мегаполисом не по радиусам, а по хордам, по касательным. Эта передовая схема в мире давно используется, но у нас в генплан, к сожалению, не закладывается. Расширение пригородов неизбежно, посмотрите на Москву — там тоже об этом не думали, но многие москвичи, в том числе лидеры страны, селятся за городом. Мы повторяем старую ошибку мегаполисов, из которых с пятницы по воскресенье невозможно выехать, а потом и въехать из-за пробок. Я бы, конечно, сделал так, чтобы город не просто проектировался, но проекты принимались к реализации в конкурсных условиях, широко обсуждались горожанами. Обратил бы внимание на такую модель инвестирования, которая предполагала бы экономию ресурсов — сегодняшняя городская среда неоправданно затратна. У нас много излишеств, неумеренных трат, расходов, которые не нужны: на уличную мебель, на повторные работы по благоустройству. Я не пойму, зачем Тюмень одевать в гранит, если ее год-два назад одели в тротуарную плитку, которую некоторые города только сегодня укладывают. Город затянут паутиной проводов, но на подземные коммуникации денег нет. Очень важно, чтобы строились не только спортивные центры, но и заведения для занятия музыкой, искусством, разного рода творческие центры, концертные залы — культурные центры для творчества как профессионалов, так и горожан. Схема «дворец культуры широкого профиля» себя изжила, хотя многие так не думают. Нужны интерактивные музеи, вроде нового музея журналистики в Вашингтоне, — они во всем мире становятся центрами осмысленного досуга и творчества.— Есть ли примеры удачного перевоплощения городов, похожих по условиям на Тюмень?— Город, который перевоплощается и похож на Тюмень, потому что там дикие деньги, — это Нью-Йорк. Сегодня он становится все более благоустроенным — над ним работает весь мир: итальянские концептуалисты, американские архитекторы. Америка совершила колоссальный рывок: она строит и реконструирует свои города очень зелеными, ориентированными на человека. В Нью-Йорке, например, мэром озвучена акция «Посади миллион деревьев»…— Вы назвали основные принципы: человечный, зеленый… Может быть, еще какие-то опорные точки?— Тюмень критикуется не потому, что отдельные здания плохи. А потому, что город в целом складывается эклектично. Нужно, чтобы он создавался не просто функционально и инвестиционно, не как «схема расселения и размещения», а и культурно, и художественно, и здесь не обойтись без конкурсов и профессиональных обсуждений. Рядом находятся совершенно несоединимые по масштабу здания, очень много бутафории, пластмассы, крыш ужасающих… Есть очень симпатичные здания почти в каждом районе, но в целом структура города пестрая и без шедевров. Сегодня это уже недопустимо, хотя бы потому, что «шедевры» становятся важным способом самоидентификации города, привлечения туристов, так сказать, позиционирования города в стране и мире. Случайность — трагедия Тюмени.
